Доступно только для зарегистрированных пользователей
Где купить лестницу в небо?
Но любое оружие массового поражения может обернуться против своего создателя: на самом деле секс и сексуальность, выраженные в творчестве, могут рассказать о человеке больше, чем ему бы хотелось. Попробуем пойти по ней, как по ниточке Ариадны, и может, она приведет нас к нему?
Предыдущее: БИТВА ЗА ГЛАЗА. Часть 1... Часть 2...Часть 3...Часть 4...
ПОРТРЕТ ПОБЕДИТЕЛЯ.
И жить торопится и чувствовать спешит.
Кн. Вяземский.
Вот куда, скажи на милость, в этой расчетливой, блестяще проведенной рекламной «боевой операции» девать твою нежность, которой тут пуды? Никчемушную в рекламе нежность, которую ты рассовал почти в каждый кадр с девушкой, словно мальчик Комаров лягушку с шишкой по карманам?
А почему у допов, в которых логичнее было сделать финал на чем-нибудь другом, последний выложен отдельно и вообще в другой день? Последний аккорд, последняя точка. Последняя нота, которая прозвучала так -
«БЛЯМЦ»
«Блямц» - словно палец с клавиши соскочил. Зачем оно тебе понадобилось? Мы вот они, ликуй, можно было сделать финальный акцент на фортепиано, и прекрасно, или на танце с дамой, или на лифте, на фига понадобилось выносить за скобки рекламной кампании этот последний эпизод?
Крыша и мост
Из-за этого последнего «блямц» слаженная и радостная история поехала, расслоилась как переводная картинка в теплой воде, и на первый план выползло страдание.
«Не пущать! У нас реклама! Кто его привел?» Уж не ты ли? А если тебе выпадает возможность выразить страдание, ты всегда ухаешь в него с головой, словно солонку опрокидываешь.
И я увидела в этой рекламе тоску не только нашу.
Увидела историю человека, которому очень хочется впустить на свою крышу кого-то, но не получается, не выходит.
Чрезмерность, избыточность его жизни не позволяют сфокусироваться, зацикливаться. Словно фонарщик из «Маленького принца» - только пришел, и его уже уносит, его жизнь постоянные встречи-прощания. Он отдает тебе все, что у него есть, полными горстями, но в то же время ничего не может дать. Потому что все, что у него есть, не его, оно принадлежит вечности, как и он сам. Единственная возможность залезть к нему на крышу – построить свою, и уже от крыши к крыше перекинуть мостик, чтобы ходить друг к другу в гости, как ходил Диего Ривера к своей жене Фриде.
Чью историю ты мне рассказываешь, Роб? Уж не свою ли? И этот еще жест истинного англичанина с простыней напоследок – «Мы в домике, и мы не принимаем».
И сам ролик «под сурдинку» поет о том же.
*****
Слайды слайдами, а кое-какой ритмический рисунок я нашла. В минутном ролике эта структура более жесткая и поэтому более заметна.
Волны
«Пройду, как образ входит в образ... И как предмет сечет предмет...».
(Б. Пастернак).
Прилив – отлив...
Пауза – звук...
Одиночество – близость...
Они наползают друг на друга... наскакивают... догоняют... и отступают... Волны...
Вы видите танец? Почувствуйте этот ритм.
Один – вместе.
Один – вместе.
Один – вместе.
Один.
Смотрите.
Ползет с бешеной скоростью серое небо –
ОДИН. Как друг степей калмык или мрачный Карлсон в гаджетах, сидит на крыше своего одиночества, сурово свесив ногу… -
откидывается на край ванны, разъедая небрежной, и в то же время точеной красотой профиля пленку… -
ВМЕСТЕ. Она рядом, неосознанно двигаясь в его ритме: поправляет волосы на его движение головой… -
ОДИН. Пружинит по коридору, раздвигая толпу взглядом. – Ей. «Ну?» - Радостное «Да» в промельке накладных ресниц. -
ВМЕСТЕ. Одеваются. «У нас все было». -
ГОРЯЧО – ХОЛОДНО, ближе - дальше. Игра. -
СОВСЕМ БЛИЗКО. Простыня. Пальцы плавят губы как шоколад. Жар. -
ОДИН. Опять крыша. Лицо, вылепленное, сотканное лучами. –
ВМЕСТЕ. Лифт. Вот- вот. Предчувствие поцелуя. Тяжелый, весь в электрических разрядах, воздух, как перед грозой. -
ВМЕСТЕ И ОДНИ. Ссора. Я хочу уйти. Я не хочу уходить. -
ОДИН. Опрокинутое в себя лицо человека на кровати. -
ОДИН-ВМЕСТЕ. Бег. -
ОДИН. Снова крыша. -
И так до конца, без конца. Эдакий раскладываемый пасьянс одиночества и близости, и вновь одиночества.
В этот рекламный «Фильм» втек незнамо как фильм «Имя Кармен»: ну да, это же любимый Робкин фильм о любви. Втекла эта его волновая, музыкальная структура: шум моря, приливы, отливы («Все зыбко»). Фильм Годара тоже какой-то танец без танца, эдакий абсурдный балет без балета на музыку Бетховена. Только история Кармен в рекламе «Диора» как бы вывернута наизнанку по гендерному признаку (и одновременно – нет): герой сразу и Хозе, и Кармен – ведет, ускользает и в то же время сам страдает от этого.
Они ныряют в свою близость, целуясь, сплетаясь волнами, опускаясь все ниже, глубже. Но как бы ты не сохранял дыхание, пытаясь подольше быть с кем-то, нужно всплыть. Как две параллельные прямые, словно морские звезды - качаются на одной волне, но не прикасаясь, каждый в своем одиночестве – вместе и одни. Это мучительное, почти непереносимое по страданию счастье. И потому такой финал.
Она отталкивает. Его лицо перекосило от боли. «Нет, не сейчас, не конец, не отпущу». Прикосновение властных в своей нежности пальцев не ставят своей целью обольстить – они пытаются достать до сердца, и потому легко сметают хлипкую преграду гордости на своем пути. Руки такие уверенные, и она подчиняется, даже не встречаясь с ним глазами. Поэтому не видит, как он испуган, как он нуждается в ней, как молча умоляет.
Искренний рекламный ролик – какое абсурдное сочетание. Но иначе не скажешь.
Наверное, все это было бы почти жестоко, если бы, забрав, ты не раздал себя столько. Ты знаешь женщин как облупленных. Знаешь, как лишить их сна. Надо просто вывернуть до крошки карманы души и отдать все, что имеешь. Ты уже однажды это делал.
РЕКЛАМА-ПОРТФОЛИО
Вот чего не отнять у тебя, Паттинсон, так это того, что ты очень старательно и профессионально «торгуешь лицом». «Диор» предоставил тебе возможность предстать перед гигантской зрительской аудиторией, которой нет ни у одного фильма. И надо быть дураком, чтобы ей не воспользоваться. Ну, держитесь.
«Я покажу вам все, что умею. Я стою на самом свету. Я покажу вам свое лицо». Вбухал в этот ролик все, что умел и мог к тому времени. Ахнул о земь всю свою копилку образов, да еще каблуком подбил, чтобы наверняка.
Знакомые ракурсы, но до чего же заметно, как выросло мастерство актера (Паттинсон, я все оценила!): мимика усложнилась, словно на старый рисунок наложили еще один. И на глаза, и на лицо, и на жесты. «Торговать лицом» - так уж на совесть. Ты всегда избыточен. Вот и в эту рекламную кампанию вбухал столько, сколько не просили.
Ты не умеешь по-другому.
Не ролик, а какая-то фильмография. Якоб, Эрик, Дали, Жорж, Тайлер - все образы собраны воедино в эти полторы минуты. Лучшее актерское портфолио всех времен и народов. Не хватает одного. Нет Эдварда… Даже за пианино – не он.
Тень его разве что в кадре, где девушка запрокидывает назад голову, подставляя шею дыханию сигаретного дыма.
Выглядит красиво, и в то же время как этакий «сумеречный» стеб.
Эдварда - нет. Или…?
Серьезен по отношению к самому себе тот, кто не воспринимает себя всерьез (примечание автора - черт его знает, что значит эта фраза, но она стоит тут как влитая, пытаюсь убрать, не уходит. Ну и пусть).
Образ, если он удачен в воплощении, почти всегда живее, ярче, объемнее человека. И того, кто его изображает, и даже того, кого изображают.
Но иногда случается, что образ становится живее самого себя.
Эдвард… Какой любовью тебя любили, и что ты получил взамен? Опошленный рыжими баками в хне, годами раздирал ты себе губы кроткими глуповатыми улыбками «а-ля князь Мышкин», продираясь сквозь колючки унижающих тебя диалогов, постепенно из мечты становясь почти фарсом, пародией на самого себя, усмешкой, горькой насмешкой. Ты был прекрасен, ты и остался таким, но в угоду кому-то стал и смешон, и жалок.
Эдвард, Эдвард… До чего же одноразово-жадно-тупы оказались те, кому в руки попал ты. Разрыв твой клад, твой чистый колодец, они тут же зарыли его обратно. И по свежезарытому потопталось немалое количество народу, да просто орды прошли в поисках тебя, Эдвард. Вроде идут след в след, повторяют за тобой все – от пианины до пальтишка, тут тебе и полянка, и постеры. А Эдвард сидит себе на сосне и хихикает. Ушел.
А зритель твой, разве что ленивым не выстебанный «сумеречный зритель», вместе с тобой равнодушно проходит мимо, преследуемый воплями вслед: «Две Беллы-две!» «Два Эдварда по цене одного!» «Гарри Поттер» энд «Сумерки» в одном флаконе!» Вот уж и «Ромео» поспел молодым ранетом-скороспелкой, и все туда же.
«Сумеречная зрительница» для кинематографа как для Остапа Бендера мадам Грицацуева: с одной стороны, за спиной у этой «знойной женщины, мечты поэта» над ней же и смеются, с другой – совсем даже не против увести из ее хозяйства последнее чайное ситечко. И с каким величественным равнодушием она следит, как валятся, словно кегли, к ее ногам одна франшиза за другой.
Чего ж им надо-то, этим бестолковым (или наоборот) зрителям? Вот вам, на все вкусы: и мускулистее, и черты лица правильнее, да, может, и покрасивее. Зритель, у нас и «клубничка» есть, слышь, правда-правда…
Бьются, бьются над этой загадкой, не желая замечать очевидного.
Чтобы тебя полюбили как Эдварда, нужно, чтобы он был у тебя под кожей. Нужно найти его в душе.
И именно ты, Эдвард, которого здесь, в «Диоре», нарочито, демонстративно, категорически нет (ОН не так ходит, бегает, танцует, смеется, не так целуется), позволяешь мне понять, насколько это странный рекламный ролик. Похоже, Роб напрочь и начисто забыл, что он там рекламирует, да и мы забыли. Видно, что этим роликом он, как ластиком, стирает Эдварда, вытравляет его из памяти своей и зрителя как морилкой, но... как ни странно, одновременно чувствуется то, что я бы назвала "эффект Эдварда". Потому что, как и в первых "Сумерках", он взял все свое нутро, всю боль свою, свою нерастраченную любовь, нежность невысказанную и душащую его как туго замотанный шарф, которой он дает право голоса только в песнях, и шмякнул это все со всей дури в этот образ, и сразу смазал карту будней, плеснувши краску из стакана, в эту квинтессенцию потребительской одноразовости, высший ее шик-блеск.
Ты чего, Роб, это все "Диору"...
Он же недостоин...
Но ведь и "Сумерки" не были достойны паттинсоновского Эдварда...
Не были... И распяли его за это...
Salusa Secundus. «КЛЯНУСЬ, ЧТО БОЛЬШЕ НИКОГДА…»
«Гул в голове от всевозможных искушений,
Пророк ведёт к своей мечте,
Но дует ветер из ошибок и сомнений,
И ты стоишь на пустоте...»
"Должна была бы существовать наука о недовольстве. Ибо людям нужны трудные времена, тяготы и угнетение, чтобы развивались их душевные силы".
Это цитата из одной фантастической книги, где была специальная планета-тюрьма Salusa Secundus, адское место, из которой выходили лучшие в мире воины.
Одна из загадок этой рекламы – сольные портреты. Вернее, не сами портреты, а контраст между ними.
«Портреты рекламы» - наполненные, дышащие вызовом, нежностью, хохотом, счастьем, распахнутые настежь как весенние окна, свободные, словно пахнут тугой парусиной.
И портреты в фотосетах для статей – суровые, пронзительные, искренние, грустные («И не сметь меня жалеть! Руку отгрызу!») Тему страдания он, как обычно, разбирает «аккуратно, вдумчиво, с момента зачатия» (Дава, ну вот чего ты опять?).
И опять эта мысль: «Какая странная реклама... И реклама ли?»
Вот смотрит мне в глаза человек - красивый, самодостаточный, мужественный. Не старается мне понравиться - не суетится, не дергается, не делает резких движений, не пихает смайлы мне в глаза. Простота высшей пробы, сродни японскому хокку.
Я это все вижу, я замечаю, я очарована. И в то же время... я ничего этого не вижу. Выражение его глаз впивается в сердце как иголка... Я вижу только боль. Скрученную волей, переносимую годами, как боль от хронической болезни или от пуантов у балерин, настолько привычную, что ее почти не замечаешь.
Или Рей застрял соринкой у него в глазах, или, может, "Ровер" выразил ту правду о Робе, с которой Роб не пожелал расстаться? Но ведь их, скорее всего, и снимали-то раньше «Ровера»…
В любом случае я благодарна этому человеку с фотографии за искренний разговор со мной. Это фотосет, образ, но почему-то мне кажется, что он ничего здесь не играет...
Я долго искала подходящее название для этих «нерекламных» портретов и, наконец, нашла – «тюремные». Почему на каждой из этих фотографий я вижу человека, который вышел из тюрьмы? Может, потому что ты из нее действительно вышел?
Печаль, спрятанный в складках лица гнев. Знание людей и себя. Глаза – мудрые, все понимающие, скорбные.
… Ты напоминаешь матерого красивого волка, который, морщась, вылизывает кровь, капающую с искореженной капканом лапы. Но судя по твоим глазам, ты больше никогда не попадешься. Некоторые фразы твоих статей как запекшийся на сердце выкрик: «Я никогда больше не буду делать то, что мне не нравится», «Каждый мой фильм будет показан в Каннах». Неа. Это не амбиции. Это мантра его ярости. Он твердил это себе там, шептал в черной дыре своего отчаяния. Клятва самому себе, которую бросают прямо в лицо звездному небу, не беря никого больше в свидетели. Словно те выжженные на фанерке слова мальчика из фильма «Пацаны», слова, которые он написал в колонии: «Клянусь, что больше НИКОГДА».
Неужели ты хотел, чтобы я это увидела? Увидела, как проступают суровые бетонные сваи твоей души, твоя твердь, с которой тебя можно сковырнуть только вместе с жизнью. Ну что ж, смотри мне в глаза, человек, смотри хмуро и пристально, и надеюсь, я буду достойной твоего взгляда на равных. "Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить". Тебя - нельзя.
Уж очень странный этот путь,
Душа растёт, но давит грудь.
Любовь поможет нам вздохнуть,
Купить нетрудно что-нибудь,
Лекарство выпить и уснуть.
В своей душе ищи ответ...
Из темноты идёт рассвет,
Весь мир однажды произвёл
Какой-то чудный рок-н-ролл...
О, где купить можно лестницу в небо?
Конец
*** Р. S. Спасибо Ильмире (Эдем) за то, что в тот день слушала ЭТУ песню.
Послесловие, которое должно было быть предисловием.
Пугливая, гулкая ночная тишина. Шелесты, шорохи. Именно ночью я сильнее его чувствую – дыхание тех, кто у меня за спиной. Чего-то хотят, чего-то требуют, о чем-то просят. Словно граммофонную иголку на пластинку, наставляют мою руку на бумагу, и из груди начинает литься мелодия. Первый звук выходит хрипло, неумело, второй лучше. Иногда получается грустно, иногда весело, иногда неуклюже, иногда изящно, иногда тихо, иногда как набат. Иногда я и вовсе не попадаю… Иногда срываю голос… Но все равно пою. Кто-то ждет, заглядывает в глаза даже сейчас, когда я одна в комнате. Я помечена этими глазами, словно тавром, казнима их надеждами, тяготит меня их невысказанное, давит душу, просит сбыться и вдруг выкрикивается через меня задорным, пронзительным петушиным криком.
У глаз этих - кому писалось, кем услышалось, - есть конкретное имя, и в то же время его не может быть.
Друг мой, знакомый и неведомый, мой читатель, посвящение мое никто не в силах стереть. Даже ты сам, если захочешь, не сможешь его вытравить. Потому что оно есть в каждой букве, в каждой строчке. Есть не только я. Но и – ты.
Спасибо тебе.
Автор текста: astrid_l
Коллажи: TaNIKA
|
