Творчество

Уже стемнело, а Карлайл продолжал бесцельно бродить по городу. Время от времени начинался дождь; его одежда промокла, но он не ощущал холода. Только ярость и недоумение. Воспоминание об истерике Эсме, о ненависти, с которой она смотрела на него, причиняли физический дискомфорт. Как если бы ледяная рука сжимала его горло. Он недоумевал, искренне недоумевал. Он сделал все для неё. Он достал деньги. А она… так смотрела на него. Как на врага. Из-за чего? 
Карлайл вытер лицо, по которому бежала ледяная вода. Стало совсем темно. Он не знал, что делать, куда идти. Он понимал, что попасть в больницу к Эсме больше не сможет. Врачи и тот, кого она называла сыном, позаботятся об этом. Она вычеркнула его из своей жизни. Несмотря на все, что они пережили, на то, что он был готов на все… он так любил ее. Всю жизнь. Если бы она только поняла его тогда. Ему казалось, что она понимает, что согласна с ним. Ему не было места в их доме, в их жизни. Он – преступник, убийца. В этом Карлайл был уверен. Он до сих пор слышал их крики. А потом… Полиция в доме… Элис… его Элис… его радость… 
- Папа… папа, ты слышишь меня? 
Карлайл остановился, как вкопанный. Этого просто не может быть… 
- Папа… я так рада…
Он повернулся, ища, не смея надеяться. 
- Иди сюда, ну же! Я так соскучилась! Папа… – Ее голос переливался и звенел. Карлайл не помнил себя от счастья. Он всматривался в темноту, туда, откуда доносился голос, по которому он так тосковал. 
- Элис? Девочка моя, где ты? 
- Папа, я здесь! – Господи, почему так темно? Дождь заливал глаза. 
- Элис! – Карлайла ослепил свет. Наконец он увидит ее. 
Визг тормозов автомобиля заглушил любимый голос. А затем стало тихо… так тихо… 
- Папа… я так скучала… 

Аманда 

Моя жизнь в пансионате была сносной. Я умела привыкать к чему угодно. Привыкла и к этому. К процедурам, к тому, что посторонние люди мыли меня, кормили, так как мои руки хотя и действовали, но иногда дрожали так, что я не могла удержать приборы или стакан. К запаху лекарств, к соседям, таким же обездвиженным, как и я. Эдвард был более, чем щедр, когда оплачивал мое пребывание здесь; ко мне и относились соотвественно, опережая любое желание. 
Я старалась проживать дни, не задумываясь о том, во что превратилась моя жизнь. Но благодаря обстоятельствам, в которых я жила, я привыкла обдумывать каждый свой шаг, погружаться в себя и в свои мысли. Из-за медикаментов, которые я принимала, у меня были проблемы со сном; каждую ночь я была предоставлена сама себе и разворачивавшимся перед моими глазами картинам. 
Я вспоминала родителей и жизнь в страхе перед отцом. Но эти воспоминания становились все менее четкими, словно покрываясь дымкой. Моя память защищала меня. Я не помнила уже многого, что было связано с сектой, с ежевечерними кошмарами в родительском доме. Тем ярче я помнила все, что было связано с жизнью « после «. С Эдвардом. 
Я скучала по нему. Страшно. Я не видела его с того дня, как ко мне ворвался его отец. Чудом мне удалось предупредить его; вечером того же дня он приехал. Вместе с Беллой. Я прошла все круги ада, глядя на них. Белла – прекрасная девушка, я это понимала. Она была всегда добра ко мне, зная, что связывало меня с Эдвардом. Я догадывалась, что была обязана ей той переменой в нем, которая подвигла его поменять своё отношение ко мне. Он стал мягче, терпимее. Смог если не полностью понять, то, по крайней мере, простить многие мои поступки. Потому что теперь любил сам. 
И все же видеть их вместе, наблюдать за едва заметными жестами, прикосновениями, взглядами, было больно. Я с содроганием вспоминала тот свой срыв в больнице, когда увидела, как Эдвард целовал Беллу. Я не могу сказать, что стала спокойнее воспринимать проявления чувств между ними. Просто я поняла – если я хочу видеть его, хоть изредка, я должна спрятать своё отчаяние так глубоко, чтобы ни одна живая душа не могла заподозрить, что мне хочется выть от боли, когда я вижу их вдвоём. Это работало – он поблагодарил меня за помощь, за то, что смогла позвонить ему, пообещал навестить меня на новом месте. Вот только его все на было. У меня был номер его телефона, но я не решалась звонить ему. Я боялась, что он почувствует себя должным приехать; мой звонок мог также рассердить Беллу. Так или иначе я рисковала тем, что не увижу его больше. Мне оставалось ждать, каждый день. Тешить себя воспоминаниями о том, как чувствовала его руку в своей. Как могла смотреть в его невероятные глаза, слушать его голос. А если становилось совсем невмоготу – у меня были в запасе воспоминания о тех немногих поцелуях, которыми мы обменялись тогда, когда нам казалось, что ещё все впереди. 
Сегодня, после бессонной ночи и безвкусного завтрака я выехала в общую гостиную, надеясь отвлечь себя хоть чем-нибудь. Телевизор мерцал на подставке под низким потолком; несколько моих соседей увлечённо смотрели кулинарное шоу. Персонал сновал туда-сюда, сердечно здороваясь с обитателями, расспрашивая каждого о самочувствии. Поболтав минуту с обслуживавшей меня сестрой, я подъехала к низкому столу, на котором были разложены газеты и журналы и стала перебирать их. Журналы были, как назло, о кулинарии и моде; это мало интересовало меня. Складывая их в стопку, я заметила выпуск Daily Mail, вышедший, судя по дате, несколько дней тому назад. 
Я не могу с уверенностью сказать, что заставило меня вытянуть из стопки журналов старую газету и развернуть ее. Я никогда не читала газет такого рода. Центральная ее часть выпала мне на колени и я увидела фотографию. Эдвард? Ошибки быть не могло. Я нашла начало статьи, два раза перечитала заголовок. А затем прочла статью. 
Когда я подняла голову от газеты, я почувствовала движение вокруг себя. Медсёстры обступили меня, говоря что-то наперебой, но я не понимала ни слова, как если бы они говорили на непонятном мне языке. Звуки доносились ко мне, как сквозь толщу воды. Я снова перевела взгляд на газету в моей трясущейся руке. Эдвард… кто посмел… за что…Кто бы это ни был, он должен был ненавидеть Эдварда всей душой. Я не могла понять, в моей голове не укладывалось то, что я прочла. Мне было плевать на грязь, лившуюся со страниц в мой адрес. Моя жизнь и репутация не стоили таких усилий. Мишенью стал человек, которого я любила, которому была обязана всем. 
Я почувствовала, что меня везут куда-то. Сестра Эмили, приятная женщина, которая чаще всех обслуживала меня и с которой у меня установились дружеские отношения, быстрее, чем это было допустимо, везла меня по коридору в мою комнату. Закрыв дверь за собой, она развернула мое кресло и присела на корточки передо мной. 
- Аманда, ты в порядке? Дать тебе успокоительное? Послушай, я не понимаю, как эта дрянь попала к нам, этого не должно было произойти. 
Я подняла на неё глаза, все ещё не в силах произнести ни слова. Она забрала у меня газету. 
- Аманда. Ты должна знать, что мы все… мы не верим ни единому слову… это мерзость… мы знаем тебя и знаем Эдварда. Мы видели, как он добр к тебе, слышали, как ты отзываешься о нем. Больше нам ничего знать не нужно. Что бы ни произошло в прошлом, ты не заслужила такой участи. 
- Эмили… - Меня начала быть дрожь, слезы душили, не давая произнести ни слова. 
- Не надо, девочка. Не объясняй мне ничего. Только скажи: позволил ли себе кто-то из персонала какие-либо недопустимые замечания в твой адрес? 
Я яростно замотала головой. Действительно, газета вышла не сегодня, ее, очевидно, прочитали многие, но никто и взглядом не дал мне понять, что отношение ко мне изменилось. 
- Так и будет впредь. Не беспокойся. Тебе нужно что-нибудь? 
- Нет. Эмили… я боюсь… 
- Я же заверила тебя…
- Нет. – Я взяла ее за руку. – Сядь, пожалуйста. Я боюсь за него. За Эдварда. 
Эмили села на кушетку напротив меня. – Боишься? Я понимаю, он твой друг… У него есть кто-то рядом? Кто поможет ему справиться с этим? 
Я покачала головой. – У него есть… девушка и его агент… он ему как отец… просто он…
Эмили внимательно смотрела на меня, не перебивая. 
- Он очень требователен к самому себе. Он – свой собственный палач, понимаешь? Я знаю эту историю с его сестрой… все не так… его родители выгнали его, он добивался всего сам. Он спас меня, дал мне все, что у меня есть. В том, что мы попали в эту аварию, виновата я. Он вёл машину, погода была ужасной, я… я набросилась на него, кричала, упрекала… 
Я плакала, не скрываясь. Мне хотелось выйти на улицу и кричать, кричать на всех углах, что Эдвард ни в чем не виноват. Все не так…
- Аманда, постарайся успокоиться. Я уверена, что у твоего друга есть поддержка и люди, которые... 
- Я люблю его. 
- Что? – Эмили взглянула с недоумением. 
- Я люблю его. Очень сильно. 
- Но ты сказала…
- Да, у него есть девушка. У нас ничего не получилось. Слишком много всего стояло между нами. Он смог пойти дальше, полюбить снова. А для меня существует только он. 
- Может, ты хочешь позвонить ему? 
- Нет! – Эмили вздрогнула; я была слишком резка. – Я боюсь. Его реакции, боюсь себя. Я понимаю, что это трусость. Ты права, я должна услышать его. Все равно, что он скажет. 
- Я дам тебе телефон и оставлю тебя одну. – Эмили улыбнулась мне и вышла. 
Я уже в который раз набирала номер Эдварда, но он не отвечал. Мое беспокойство перерастало в панику. Что произошло, где же он? 
В своём отчаянии я решила позвонить Арчи, и будь что будет. Я искала его номер, когда в дверь моей комнаты постучали. 
- Аманда? – Эмили была чем-то взволнована. – К тебе посетитель.