Глава 2. Соль Теа ехала почти на автопилоте. Ее старенький форд дышал на ладан, но она не отдавала его в утиль только потому, что эта машина принадлежала её отцу. Когда-то давно, когда у неё ещё была семья. У Теа Боу всё всегда оставалось пугающе незавершённым: она училась в Сэйнт-Мартине, но бросила, попытки окружавших её людей заменить ей утраченных родителей заканчивались ничем, отношения, едва начавшись, становились для неё обузой.
Впервые она осталась одна в одиннадцать, когда её родители так и не вернулись из очередной поездки в Сидней. С тех пор ей было невыносимо одиночество как таковое, потому прямо сейчас она едва сдерживалась, чтобы не затормозить у обочины, рискуя уделаться тонкой, как минеральная пудра, придорожной пылью, и заговорить с кем-то. С заправщиком в яркой униформе, с официанткой в придорожном кафе… Просто, чтобы ощутить живое присутствие. Вместо этого Теа набрала номер одной из своих многочисленных подруг, включила громкую связь и позволила ей заболтать себя.
Дорога тихо отсчитывала километры под её не слишком пристальным взглядом.
Восемь месяцев назад Теа отпраздновала свои четверть века. В тот день рядом с ней не осталось никого, кто носил бы фамилию Боу: официально опекавшая её тётка умерла в прошлом году. С того момента заботу о её делах взял на себя старый друг отца, Макс Кройден. А дел было немало: родители Теа были художниками, оставившими дочери в наследство галерею, счета и кучу картин разной степени ценности. Сама Теа тоже рисовала, но не слишком рвалась в семейный бизнес. Она считала себя недостаточно способной: в то время как её мать осталась в памяти критиков талантливой пейзажисткой, а отец – прекрасным графиком, Теа Боу была татуировщицей. Талантливой, но одной из многих. Из-под её жужжащей «кисти» выходили и диковинные жар-птицы, и пустоглазые черепа, и даже глифы популярной группы 30 Seconds to Mars, среди её клиентов были скучающие девчонки из Сохо, звёздные мальчики из Ист Энда и даже неоганстеры из Брикстона… Именно благодаря им она познакомилась с Феликсом пару лет назад.
Он, в сущности, был таким же неугомонным ребёнком, что и она сама. Но если Теа могла себе позволить заниматься любимым делом, имея достаточно неплохой достаток, то Феликс всегда жил не по средствам. Это странное имя он получил от отца-кубинца, который всех своих шестерых детей назвал в честь советских функционеров. Они встретились в маленьком тату-салоне, где работала Теа, куда начинающий музыкант пришёл в компании одного из её постоянных клиентов. И пока на его груди медленно вырисовывался большой крест, он неотрывно смотрел на неё своими большими карими глазами. Несколько дней спустя он позвонил, потом несколько раз пришёл, чтобы доделать рисунок… Всякий раз Теа ловила на себе тот же тяжёлый карий взгляд.
Ей никогда не нравились проблемные мальчики. Но к ней давно присматривался Макс, и его ненавязчивая нежность отчётливо смахивала на ухаживания. Это не нравилось Теа ещё больше. Когда Феликс позвал её на свидание, она согласилась…
Много раз Теа жалела об этом. Точнее, она жалела об этом всякий раз, когда Феликс выходил из себя. И всякий раз забывала об этом, когда оказывалась в его постели. Они не жили вместе: Теа всегда с трудом впускала кого-то в своё пространство, а у Феликса жить было особенно негде – он и ещё семеро его домочадцев ютились в четырёх комнатах старенькой квартирки на севере Лондона. Они не были классическими бой-и гёрл-френд, скорее, какими-то странными симбионтами: он нивелировал её одиночество, она – его материальные трудности, хотя и сама бывала на мели время от времени. «У него ключ от твоего сердца…» - как-то пафосно сказала Миранда, подруга Теа по незаконченному колледжу. Теа только пожала плечами: «Винтовой, разве что». И её почти не удивил тот факт, что Миранда в тот же вечер попыталась подогнать этот самый ключ под свою замочную скважину.
Это было больно, но не смертельно. А о том, что Феликс умеет делать гораздо больнее, Теа не говорила никому.
Прямо сейчас она ехала в очередной раз спасать его: несколько недель назад в Лондоне он вляпался в крайне некрасивую историю, после чего копы стали интересоваться им вплотную. Феликс Грей никогда не был большой птицей, но его товар тоже никогда не бывал законным. Быть может, именно поэтому путь на сцену для него был закрыт. Он пришёл к ней за помощью, как и всегда, а она предложила ему отсидеться в Блэкпуле. Поскольку в качестве единственной альтернативы перед ним маячила только тюрьма Уормвуд-Скрабс, Феликс согласился без особенных колебаний. На второй или третий день он перезвонил, сообщив, что замаялся там от скуки и что неплохо бы ему чем-то развлечься, но Теа бросила трубку, не дослушав.
Она прекрасно знала суть его развлечений. Девушки, джин, лёгкие и не очень наркотики… В первый месяц их тесной дружбы она испробовала много чего из его репертуара. В Феликсе Грее не было ничего положительного, но Теа находила оправдания для его жестокости, недалёкости, безделия… Его родители всегда балансировали на самой черте, за которой лежала полная нищета. Его братья, как и он сам, предпочитали жить на пособие, а не учиться или работать. Единственный, кто хоть как-то адаптировался к нормальной жизни – Лео, один из старших. Ещё в четырнадцать он свалил из семейного гнёздышка и стал моделью. Правда, снимался преимущественно для гей-журналов. Зато это не мешало его семейству периодически заваливаться на его съемную квартиру и опустошать холодильник. Стоило Лео открыть рот и сказать что-то против, как отец, благополучно лишившийся половины своих зубов в уличных драках, поучительно изрекал что-то: «Только мужчины имеют право голоса. А не ты с твоей бабской работой». Что ж… Хосе Мануэль Гарсиа, тридцать лет назад взявший фамилию жены, предпочитал и вовсе не работать - только бы оставаться мужчиной.
От воспоминаний о жутком месте, в котором вырос Феликс, по коже Теа побежали мурашки.
Периоды тотального ничегонеделания в его жизни сменялись вялыми попытками изучать усовершенствовать гитарную технику, но ему явно не хватало усидчивости. Он бросал, начинал заново, бесился, бесконечно курил и становился просто невыносимым. Одна только мысль о том, чтобы устроиться на работу, приводила его в скверное расположение духа. Он предпочитал говорить, что не создан для этого и что он сам прекрасно понимает, как дерьмово всё это звучит. В свои двадцать восемь лет Феликс Грей был экзотично красив, но его скверный характер и репутация юбочника создавали вокруг него вакуум, преодолевать который дозволено было только друзьям. И Теа понятия не имела, почему всё ещё оставалась в его коротеньком списке избранных. Он же получил почти всё, чего хотел и почти сразу же…
Он имел жестокую привычку быть с ней откровенным. И ради этой его странности двери её маленькой квартиры были всегда для него открыты. Когда Феликс уходил, Теа буквально тошнило от себя самой, от услышанного, от собственных мыслей, которым уже просто не было места в её голове.
От дрожи пальцев, когда он в сотый раз клал голову ей на колени и начинал рассказывать.
От запаха его волос, чёрных как смоль и жестких наощупь.
И, в конечном итоге, от беспомощности, с которой она умудрялась от него зависеть.
Его тело было её любимой игрой и лучшим из её холстов: почти весь его смуглый торс покрывали её рисунки.
«Тебе нужны нормальные отношения!» - в сердцах бросил Макс, когда впервые узнал о том, что в её жизни появился кто-то. Теа не ответила. И не потому, что это было не совсем его дело – он частенько перегибал палку своей полуотеческой заботы о ней. Просто последние «нормальные» отношения у неё были столько лет назад, что она изо всех сил старалась забыть об этом.
***
С момента сделки по покупке старой гитары прошло несколько дней: парни, вынужденно ставшие соседями, периодически сталкивались во дворе. Поначалу Феликс ходил букой, но не встретив ответной агрессии, начал здороваться. В конце-концов, все трое кое-как нашли общий язык, периодически курили вместе или пили пиво под футбольные матчи в гастропабе. Сегодня ближе к полудню Феликс вызвался помочь Тому выбрать доску для серфинга – и они укатили обратно в Лондон, оставив Роберта наслаждаться солнечной погодой, достаточно тёплой водой и прогулками вдоль пляжа.
Впервые за всё время пребывания здесь, он решил искупаться. Волн было немного, как и желающих поплавать. Совершив привычный уже моцион (бассейн дважды в неделю дисциплинирует кого угодно), Роберт вышел на берег, отплёвываясь и чувствуя, как лёгкий ветер буквально обжигает тело. Обернув полотенцем бедра, он максимально аккуратно стянул мокрые плавки, стараясь не шлёпнуть их на местный песок, сплошь состоящий из ракушечника, базальтовой пыли и бог знает, чего ещё, отряхнуться от чего практически невозможно. Загорать под неуклонно слабеющим солнцем совершенно не хотелось – пневмонию под таким схватить проще, чем загореть – потому, он медленно поплёлся назад, к дому. Благо, пляж неровным краем галечной насыпи упирался во внутренний двор. По пути, Роб слышал и шорох шин, и хлопок двери… Он был уверен, что это вернулись Феликс и Том.
Только оказавшись посреди двора и начав пристраивать плавки на бельевую верёвку, он сообразил, что для триумфального возвращения серферов немного рановато. Посмотрев на подъездную дорожку, он нахмурился: из старого форда выбиралась какая-то девица.
«Видимо, та самая бонита…» - пронеслось в голове Паттинсона. Отвернувшись, он продолжил своё занятие уже одной рукой – второй придерживая полотенце.
Увидев незнакомого почти раздетого парня, Теа остановилась. «Как обычно… Верёвка моя - пользуются все», - подумала она. Взойдя на крыльцо, она толкнула дверь – дверь оказалась запертой. Единственный комплект ключей был у Феликса, и ей ничего не оставалось, кроме как ждать его здесь, на ступеньках. Девушка прикрыла глаза ладонью, безуспешно пытаясь рассмотреть нового соседа против солнца, гадая, кто он – шахтёр, нефтяник или студент.
Правда оказалась весьма неожиданной – как только он выскользнул из сияния и бросил короткий взгляд в её сторону.
- Роберт?!
Паттинсон дёрнулся, как от выстрела, услышав звук собственного имени. «Какого чёрта…», - подумал было он, но внезапно понял, что голос кажется ему знакомым. Остановившись, он повернулся на возглас, всматриваясь в лицо той самой «бониты», чей приезд так неприятно его удивил.
На крыльце сидела Теа Боу. Девчонка, с которой он встречался, когда ему было восемнадцать. Семь лет. Полжизни назад.
- Боу? Ты?!
- Я… - она рассмеялась, но он не уловил основной интонации. – И фигли ты тут делаешь?
- Могу тебя о том же спросить… - Роберт вцепился в полотенце мёртвой хваткой, хотя Теа видела его голым, и бояться ему было нечего.
- Уж точно не на тебя охочусь… Я понятия не имела, что тебя потянуло по местам боевой славы. Кажется, мы были соседями здесь много лет назад.
- Да, но этого дома не было здесь и в помине.
- Правильно. Его построили три года назад, и я его не снимаю. Он мой. Когда-то тебе не составляло труда навестить меня на другом краю пирса…
- Ну да… - он чувствовал странное напряжение, не понимая, рад ли он этой встрече. – Если бы тогда у нас был общий двор, было бы удобнее…
- А я не собираюсь мешать тебе жить, Роберт. Я прекрасно знаю, кто ты теперь, и не претендую на продолжение знакомства. Я знаю своё место.
- Звучит так, будто я прокажённый…
- На самом деле, что-то вроде того.
- Ну, спасибо…
- Да не за что. Живи. Кстати, у тебя губы синие – заболеешь…
Подумав мгновение, Паттинсон сдёрнул плавки с верёвки и пошёл в дом, чувствуя, что его щёки начинают пылать от самых висков. А Теа просто проводила его долгим взглядом, думая о своём.
Точнее, судорожно вспоминая о том, как это – думать.
Войдя в дом, Роберт первым делом посмотрел на себя в зеркало, которое тускло поблескивало в тёмной прихожей – так и есть, густой румянец покрывал его щеки пятнами, превращая в некое подобие невиданного человека-леопарда.
- Какого чёрта? – всё-таки спросил Паттинсон, но ответить ему было некому. Из зеркала на него смотрело его собственное отражение, больше похожее на Эдварда Калена или бледного, как лунный лик, Сальвадора, чем на него самого. – Теа?
Он прекрасно её помнил, хотя и нельзя сказать, что постоянно держал в голове её имя, лицо и всё, что между ними было. И то, что девушка, с которой он провёл первые взрослые каникулы теперь – «бонита» для какого-то не слишком приятного типа. Что это? Ревность?
- Какого чёрта? - повторил Роберт ещё раз. – Осади, Бобби. Тебе этого не нужно. Не сейчас. И не с ней.
Какая разница, с кем она? Они были вместе всего одно лето, а потом…
Что было потом? Роберт почувствовал, как лоб покрылся испариной: так происходило всегда, когда он нервничал или забывал о чём-то. Потом… В его жизнь пришло кино. Маленькие роли, но это позволило им потеряться в большом Лондоне – хотя они и жили в паре кварталов друг от друга. Кажется, было именно так. Не обидел ли он её?
Роберт Томас Паттинсон никогда не был ни сволочью, ни задавакой. И его действительно заботил вопрос, не сделал ли он больно девочке из прошлого. Его искренне обескураживала чужая любовь и чужая ненависть. И теперь он хотел бы точно знать, что этой чужой девочке ничего такого не должен.
Он был её первым мужчиной и категорически не знал, что именно чувствуют женщины в таких случаях. Обсуждать подобные вещи с Томом было уже чересчур, да и Том был вне досягаемости…
- Нет… - простонал Роберт. – Блин, как я мог забыть…
В то лето все они - Теа, Роб и Том – вертелись в общей компании. И Старриджу рассказывать ничего не придётся. Скорее, придётся выслушивать.
Первой мыслью было собрать вещи и вернуться в столицу. Но для этого пришлось бы топать на автобусную остановку и усиленно делать вид, что он – это не он, если его узнают. После того, как первое возмущение улеглось, пришли рациональные мысли.
Окончательно взяв себя в руки, он отправился в душ.
Вечерело. Теа уже пожалела, что не взяла с собой тёплых вещей: она совсем забыла, каким пронизывающим бывает морской ветер осенью. Золотеющее небо вот-вот должно было стать очередным неповторимым закатным полотном, а Феликса по-прежнему не было дома. Вздохнув, Теа решила дождаться его в машине: по крайней мере, это спасло бы её от тотального замерзания. Устроившись на переднем сиденье своего форда, она включила музыку и прикрыла глаза, позволяя последним солнечным бликам сегодняшнего дня танцевать у неё на лице.
Она честно пыталась не думать о том, что её старинный приятель Роберт каким-то чудесным образом оказался в доме, где они познакомились лет сто назад, в дремучем детстве. Старинный приятель…
Единственные нормальные отношения Теа Боу – это он. Старинный приятель, чёрт подери… Её сердце стучало где-то в висках, а воспоминания сменяли друг друга, как слайды - с лёгкими щелчками пульса. Статичные картинки семилетней давности, когда он был просто парнем, который носился по кастингам, а у неё появилась первая машинка, которую привезли из Дублина. Теа и тогда, в восемнадцать, не думала, что у них будет любовь до гроба…
- А теперь это просто бывший. Притом, давно бывший.
Казалось, давно забытые, эпизоды того лета, когда они были парой, сыпались из глубин памяти как из решета. Она не слишком часто вспоминала об этом, особенно, после того, как Роберт стремительно взлетел на голливудские холмы. Теа прекрасно понимала, что она – всего лишь одна из тех, кто когда-то был с ним. Ей нечего было рассказать миру о Роберте Паттинсоне – она знала его мальчишкой с родинками на спине и кривой улыбкой, а не секс-символом. Она понятия не имела, каким он стал теперь…
Каким он был тогда? Тёплым. Немного закрытым, но всё равно своим в доску парнем из соседнего двора. Его шея пахла пивом и лавандой, а не дорогим одеколоном. И у него были музыкальные руки, которые ей нравилось трогать. И ей нравилось, когда он касался её…
Из осколочных воспоминаний её вывел настойчивый стук в стекло. Открыв глаза, Теа испуганно посмотрела вверх и влево: со стороны пассажирского сиденья стоял Роберт. Он жестами попросил открыть дверь.
И улыбнулся.
Она открыла, не сомневаясь в том, что им есть, о чём говорить.
Источник: http://www.only-r.com/forum/38-484-1#318877
