Творчество

- Это ошибка… ошибка… Этого не должно было произойти… Ты слышишь меня?! Ни слова! Ты ни слова не проронишь об этом! Никому! – Джесс старалась взять себя в руки, но безуспешно. Передвигаясь по строго обставленной комнате, она инстинктивно поворачивалась к Джасперу спиной, только чтобы не видеть его лица. Достаточно того, что она чувствовала его смятение, боль, неверие. Он молчал, давая ей собраться, она слышала лишь его тяжёлое дыхание, сбивавшееся с каждым словом, которое она бросала ему. 
- Эдвард… Господи… Если он узнает… Он же никогда… 
- Джесс, - тихо произнёс Джаспер. Она резко развернулась; в глазах стояли злые слёзы, они душили её.
- Я запрещаю тебе, слышишь? Даже думать об этом, даже вспоминать… не смей, Джаспер… 
Она рыдала все сильней; Джаспер подошел вплотную, обнял. 
- Я люблю тебя. Никогда ничего более прекрасного со мной не происходило… Джесс, прошу тебя. Я дам тебе все, что ты захочешь. Все… Подумай… Одумайся… 
- Если бы этого было достаточно, Джас, - уже чуть спокойнее произнесла она. – Я не могу… я люблю его…
Джаспер уронил руки, отстранился. Глухое отчаяние, чувство, так хорошо знакомое ему по прошлой жизни и которое, казалось, уже давно покинуло его, набросилось так, что было трудно сохранять внешнее спокойствие, трудно было обуздать боль, смешанную с яростью. 
Когда в четыре часа утра раздался стук в дверь, он все ещё не верил. Джессика позвонила ему вчера, поздно ночью, ответив на сообщение, посланное ей под влиянием осознания, ударившего его словно молотом посреди вечеринки в его честь. 
Он не был глуп и слеп; он прекрасно понимал, что делал Карлайл Каллен. Видел реакцию Эдварда. Назначение Джаспера младшим партнёром было делом давно решенным, но Карлайлу захотелось показательных выступлений. 
Он практически никогда не говорил о сыне, вежливо улыбаясь одними губами, когда их секретарша мисс Коуп, очень начитанная дама, обожавшая серьёзную литературу, притаскивала в офис какие-то газетные статьи об Эдварде и его уникальных переводах. Она многословно восхищалась Эдвардом и неустанно поздравляла Карлайла с «таким талантом, таким талантом!!!» в семье Калленов. 
Джаспер видел и понимал многое, но его преданность Карлайлу не имела границ. Он мог вытерпеть все что угодно; критику, подчас несправедливую, требования, бессонные ночи среди сотен книг в поисках крупицы истины – только чтобы увидеть искру одобрения в глазах своего ментора, услышать его прохладное «неплохо «, удостоиться скупой похвалы, приправленной щедрой порцией новой критики. Джаспер втайне восхищался Эсме Каллен: радушной, элегантной, не скрывавшей своей приязни к нему. Он ещё слишком хорошо помнил собственную мать…  
Все чаще его посещала одна мысль, которая страшно пугала его самого. Даже не мысль, а щемящее, поначалу неясное чувство, которое он никак не мог удержать, объяснить самому себе. А может, просто боялся. Боялся того, что эта мысль оформится и тем самым станет жить самостоятельной жизнью.
 И любовь к Джессике, в которую переросла их дружба, не стала для Джаспера полной неожиданностью. Он восхищался ею уже давно, но поначалу старался принять её союз с Эдвардом, тем более, что это было единственным, что одобряли его родители. Эсме фактически толкнула Джесс в объятия своего сына; и это было известно Джасперу. Бог знает, какими мотивами руководствовалась девушка, подойдя на какой-то вечеринке к этому мрачному эксцентрику. Но Джесс влюбилась. Так, что теряла себя, теряла рассудок, а он лишь принимал её любовь. Джаспер с болью наблюдал, как Джесс превращалась в собственную тень, а точнее, в тень Каллена, бледную и незаметную. Он боролся за то, чтобы сохранить её дружбу, стать ей опорой; она принимала все то, что он бросал к её ногам, но неизменно возвращалась к Каллену. Джаспер ясно понимал, что загнал себя в капкан; ловушка захлопнулась в тот момент, когда он признался самому себе, что испытывает к Джесс нечто большее, чем дружеское тепло. Окончательная уверенность подкосила его на этой вечеринке, когда он заметил, как самоотверженно Джесс пытается смягчить удары, наносимые Эдварду Каллену его отцом. Увидев, как она уводит Эдварда, словно оберегая, он в отчаянии, сам не понимая, что делает, послал ей сообщение. И был сам шокирован тем, что около двух часов ночи раздался телефонный звонок. Дрожащий голос Джессики лепетал что-то невразумительное, она плакала, сыпала проклятиями. Джасперу удалось кое-как успокоить её, а ещё через пару часов, когда ему только удалось задремать, Джесс появилась на пороге его квартиры. 
Она набросилась на него с порога, впившись поцелуем в губы. Джаспер покачнулся, сбитый с толку её напором и мощной волной адреналина, захлестнувшей его. Все, о чем он не имел права и мечтать, сбывалось. Он мгновенно овладел собой, заставил себя вернуться в настоящее, в момент, не пропустить ни секунды. Он рванул свитер Джессики, с рычанием зарываясь лицом в её грудь, почти теряя сознание от нежности. Ему хотелось быть везде, пробовать её на вкус, пить её запах; он толкнул её на постель, не тратя драгоценный воздух, которого так мало осталось в лёгких, на пустые слова. Он обжигал её поцелуями, везде, не желая, чтобы этот стон прерывался. Она отдавалась ему, его рукам, языку, принимая его полностью; в его финальном стоне любовь слилась с триумфом, который заполнил его вены ядом. Джаспер мог бы добровольно умереть в этот момент, если бы потребовалось.
А когда рассвело, Джесс оттолкнула его. Словно умирающему от жажды в пустыне дали лишь смочить губы, а затем отобрали воду, швырнув в лицо горсть песка. Ему оставалось лишь произнести вслух то, что так болело, сдаться на её милость, облечь в слова все то, что кипело в нем. Для чего… Чтобы услышать в ответ имя Эдварда Каллена. 

Эдвард проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. Он рывком сел на постели, не совсем понимая, что происходит. Ему приснился странный сон: он продвигался по какому-то странному помещению, в полной темноте, ощупывая стены руками. Темнота была густой, непроницаемой, опутавшей его словно изнутри. Он зажмурился и открыл глаза снова, пытаясь привыкнуть к ней, надеясь, что сейчас, как это обычно бывает, начнёт различать контуры предметов. Но этого не происходило. Эдвард шёл все дальше, не зная, зачем и куда. Он испытывал нарастающую панику и хотел было повернуть назад, когда услышал тихий голос. Мягкий, едва слышный, женский голос.  Он говорил с ним, но Эдвард не мог разобрать слов, как ни старался. Но что-то в нём: тембр, успокаивающим ритм неразборчивой речи, заставлял Эдварда идти все дальше сквозь пугавшую его тьму, только вперёд. Голос стал чуть громче; ещё немного, казалось Эдварду, и он увидит его обладательницу. Почему-то эта мысль наполнила его счастьем, чистым, незамутненным, какого он не испытывал с раннего детства. Его уже не пугала чернота, окружавшая его. Эдвард попытался идти быстрее, бежать, он задыхался, спеша навстречу голосу, чтобы не потерять чувство восторга, кипевшее в нем. Когда Эдвард уже почти выбился из сил, голос начал снова затихать, меняться. Он смог различить своё имя. Он узнал голос Джессики, звавший его по имени, тихо, но чётко. Сделав над собой усилие, Эдвард проснулся. Джесс гладила его плечо, окликала.
- Эдвард, милый… Проснись, ты так тяжело дышишь. Что случилось? Тебе плохо? – Лёгкая рука убрала волосы с его влажного лба. 
- Нет, Джесс, все в порядке. Просто сон приснился, - сказал он застенчиво и улыбнулся, а Джесс сглотнула удушливый комок в горле. В такие, очень редкие минуты, она любила его ещё сильнее. По утрам он ещё не успевал скрыться за своей броней, был ласковым, задумчивым, но без холодности, недоступности. Джессика иногда будила Эдварда по его просьбе; будучи образцом собранности, он не слышал будильник по утрам, если работал допоздна. Джесс могла дергать его, целовать; он отмахивался, мычал что-то, смешно морщил лоб, переворачивался на другой бок. Несколько раз они умудрялись опоздать; нежные попытки разбудить Эдварда превращались в нежную, неспешную страсть. 
Эдвард взял стакан и бутылку воды с прикроватного столика, жадно выпил. Джесс заглядывала ему в глаза, но он был уже далеко. Философия, которую он постигал за время пребывания в Японии, научила его с чуткостью и уважением относиться к снам. Сны есть отражение действительности, а не мистификация. Нужно задуматься о том, о чем предупреждает тебя твой дух, твоё подсознание. 
Тьма во сне волновала Эдварда. Она казалась… бесповоротной. Бесконечной. Но в минуту отчаяния он услышал этот голос. Голосу удалось победить темноту; сделать его счастливым, как никогда, несмотря ни на что. 
Он попытался вспомнить, как звучал этот голос, но вместо этого увидел Масахиро, отца Цугуми, укладывающего её спать. Тьму, охватившую его при мысли о болезни дочери, но её голос, говорящий отцу о любви, сделал его счастливым. Эдвард понял, что сдвинулся с мёртвой точки. Он порывисто обнял Джесс, поцеловал её. Спрыгнул с постели, пытаясь попасть ногой в штанину джинсов, схватил первую попавшуюся майку. Его волосы стояли дыбом, глаза горели. Он чертыхался, выглядя по-домашнему мило. Джесс затаила дыхание. 
- Я понял, понял… Джесс, дорогая, я все понял! Прости, мне нужно поработать… ещё немного, совсем немного…
«Он не заметил», - подумала Джессика с облегчением. Она вернулась домой за два часа до того, как проснулся Эдвард. Бесшумно скользнула на своё место и лежала без сна, слушая его дыхание. Она была уверена в том, что он поймёт, лишь раз взглянув на неё, как она предала его. Она предала и Джаспера, причинив ему боль. Предала саму себя. Но Эдвард… Это Эдвард. Он проснулся в странном расположении духа. Ему приснилось что-то, что помогло ему сдвинуться с мёртвой точки в его работе. Хотя… С той самой злосчастной вечеринки она не видела такого света в его глазах, такой удовлетворенности. Что-то помогло ему. Быть может, и им обоим. Эдвард сдаст книгу вовремя и она уговорит его уехать в отпуск. Она сможет. Только вдвоём. Они смогут забыть все ошибки прошлого и начать сначала. Именно так все и будет.

Приободрившись, Джесс встала. И замерла, услышав звонок телефона.