Творчество

Эдвард.

Здесь так тихо. Воздух напоен покоем и запахом ванили. 
Я закрываю глаза и просто наслаждаюсь этой тишиной. Она другая. В ней нет ни одиночества, ни печали. 
Ведь я знаю, что будет. 

Белла подойдёт и наклонится надо мной; я буду чувствовать ее тепло, все тот же нежный аромат цветов. Она коснётся меня поцелуем, а я усажу ее к себе на колени и забуду все вокруг. 
Мы будем разговаривать шёпотом; Чарли уснул прямо в гостиной на диване, после того, как носился по огромному помещению, изображая одновременно и ковбоя, и его лошадь под хохот безответственного отца. 

Странно и невыразимо прекрасно наблюдать за тем, как в этих стенах находится весь мой мир, все, что бесконечно дорого мне. Моя жена. Мой трёхлетний сын. 

За эти три года произошло и много, и мало. 

Рождение Чарли стало откровением для нас. Он успокоился сразу, когда его положили мне на руки. Глаза цвета горького шоколада внимательно смотрели на меня, словно одобряя. 
А я... Я был сражён. Бесконечно благодарен всевышнему за то, что мне позволено видеть эти глаза. И бледное личико Беллы, озарённое улыбкой. 

Чарльз Эммет Каллен наполнил нашу жизнь новым значением. И не только нашу. 

Отец продал свою практику. Я знал, почему. 
И хотя мы могли теперь говорить обо всем, было кое-что, что мы обходили молчанием. 
Моя мать исчезла, и я принял это. Мне было так же больно, как и отцу, но мы справились. Я нашёл в себе силы признать, что был так же виновен в отдалении от семьи. Так же мало интересовался делами отца, как и он - моими. Жизнь дала нам второй шанс; мы были благодарны ей за это и наверстывали упущенное. 
Я никогда не забуду его слезы, когда он впервые увидел внука, с которым проводил все своё свободное время, вызывая порой шутливое неудовольствие Беллы, жаловавшейся, что практически не видит ребёнка. 

Я написал ещё две книги, пробуя свои силы в разных жанрах. То, что они пользовались успехом, было для меня все ещё в новинку, но я был счастлив, что могу работать. После двух курсов дополнительной терапии мое зрение стабилизировалось; я видел лучше вечером и ночью, а днём испытывал порой лишь лёгкий дискомфорт. 


Вот и она. Белла прижалась ко мне, удобнее устроилась в моих объятиях. 
- Ты обдумала то, что я предлагал тебе? - спросил я тихо.
- Да. 
Я мечтал о том, чтобы она возобновила учебу в университете, оставленную когда-то. Чарли подрос, я работал дома и мог бы...
- Ничего не выйдет, Эдвард, - сказала Белла, но в ее глазах я не видел ни горечи, ни сожаления. 
- Почему? Детка, это было бы... - Я осекся, увидев нежную улыбку на её лице. Не может быть... 
- Белла... 
- Учебу придётся отложить, - прошептала она, целуя меня. - Это для меня главное сейчас. Ты, я, наша семья... Наши дети...

Рене стала ещё одним источником счастья для нас. 

Эммет и Лиз остались в Южной Африке. Эммет управлял теперь пресс-центром на постоянной основе. В их семью вошла Грейс - очаровательная пятилетняя девочка, дочь работавших в Дурбане и погибших в автокатастрофе голландских журналистов. 
Наши друзья давно мечтали о ребёнке; посетив местный детский дом, они влюбились в Грейс. Тяжелый процесс усыновления завершился успешно, а Лиз с тех пор посвятила себя девочке. 
Они часто навещали нас в Англии; связь с друзьями не прерывалась, несмотря на расстояние. 

Джей Дженкс по-прежнему работал со мной. Я доверял ему безгранично, учитывая его роль в событиях последних лет. 

Сет продолжал учебу; Белла звонила ему раз в месяц. Он сам не изъявлял желания заново налаживать контакт с сестрой; известие о рождении племянников также не смягчило его. Но он успешно учился, у него были все шансы на другую жизнь, а, значит, все было не зря. 
Белле было намного легче принять это сейчас. Она стала сильнее, спокойнее, смогла, как и я, многое переосмыслить. 

Джеральд Кроуфорд занял пост главного врача госпиталя, где работал. Он часто навещал нас, став по-настоящему близким другом. 

Не забывала нас и Марта. Она приезжала к нам после рождения Чарли, помогая Белле; почти месяц жила у нас, когда родилась Рене. В этот раз Белла сложно перенесла роды, а я, умирая от страха за неё и за дочь, клялся обезумевшему от волнения Карлайлу, что больше не прикоснусь к ней. Белла искренне смеялась впоследствии, услышав эту историю, но понимала меня. 

Мы любили друг друга, мы любили своих детей. Мы жили друг другом, не теряя самих себя. Что бы ни происходило, мы черпали силу в любви. Голос, услышанный мной однажды во сне, научил меня видеть то, что было скрыто от моих глаз. Видеть сердцем. Навсегда.