Творчество

Это случилось уже ближе к полуночи. Уже почти отключившаяся от проникновенного рассказа Лины, Лика только на автомате вовремя кивала головой и поддакивала, и вдруг… опять… теплый воздух, коснувшийся плеч и шеи и проникновенный шепот:
— Что бы она там себе не представляла, ты все равно более привлекательна, так и наводишь на грешные мысли.
Оглядываться в небольшой комнатушке Лины было смешно, но голос звучал так близко и так явно, что первую минуту Лика ждала, когда подруга представит ей нового гостя. Но та продолжала о чем-то увлеченно болтать, потом глянула на подругу и встревоженно спросила:
— Ты чего? Опять голова? А я ведь только капелюшечку коньячка тебе в чай добавила!
— Ты меня просто спаиваешь! — Лика вскочила и побежала в ванну, успокаивая себя, что это просто влияние алкоголя и накопившаяся усталость. С кем не бывает.
Умылась холодной водой, распустила стянутые в тугой узел волосы, расчесалась. Посмотрела на себя в зеркало: и где там привлекательность, затмевающая Алинкину яркость?
Мама была крайне романтической натурой и назвала свою дочку Анжеликой. Хорошо, что хоть отчество Андреевна не слишком резало ухо дурацким сочетанием. Но на Мишель Мерсье — мамину кумиршу — Лика не была похожа ни разу. Да, волосы светлые, но их приходилось подкрашивать, чтобы они приобретали сочный золотистый оттенок. Нежная кожа, изящный овал лица, пухлые губки. Глаза… глаза не зеленые. Темно-серые. Оттенок необычный, подчеркнутый темными пушистыми ресницами. Но в восторг от них приходил всегда только Лешик. Остальные поглядывали в первую очередь на фигурку. А там округлостей было меньше не только в сравнении с Мишель, но и со многими однокурсницами.
— Правда, ты великолепна? — этот сводящий с ума голос раздался опять над ухом, жаркий и невесомый одновременно. У Лики перехватило дыхание. Она хотела закричать от ужаса, но только крепче вцепилась в край раковины, не отводя взгляда от зеркала. И в какой-то момент в серебристой глубине ей увиделось и шевеление полотенца на крючке, и отражение абриса прозрачной тени, похожей на мужскую фигуру, возникшую за ее спиной. Это было уже слишком. Тихо вскрикнув, девушка упала в спасительное небытие.
Слава богу, Лина не стала вызывать «неотложку». Она привела подругу в чувство подручными средствами, уложила спать, ни о чем не расспрашивала, считая, что во многом виновата сама — Лика никогда не стремится напиться, алкоголь не был для нее средством спасения и поднятия духа, как для Лины. На следующий день вроде и хмель прошел, и голоса больше не слышались, но в глубине души осталась уверенность, что все происшедшее — не плод больного воображения, а что-то гораздо более серьезное и неотвратимое.
****
На работе пришлось задержаться. Это не слишком напрягало Лику, поскольку ей торопиться было не к кому и незачем: верный Лешик в командировке, и семинаров на завтра в институте не намечалось, готовиться не к чему. Хотя Лешик и ворчал, но девушке нравилось работать в магазине, причем не абы каком продовольственном, где контингент по вечерам бывает крайне стрёмным, а в магазине женского белья. Товар у них был дорогой, качественный, случайные люди заходили редко, а с покупательницами, которые не могли оплатить, но приходили полюбоваться, и поговорить можно было.
Сегодня поздно завезли товар, надо было приготовить зал к утру, и Лика сама вызвалась задержаться. Хозяйка согласилась, потому что ей доверяла, а напарница послала благодарственный взгляд и прошептала одними губами: «С меня причитается!».
Теперь, переставляя фирменные коробки, развешивая на плечиках и держалках кружева и атлас, Лика нет-нет, да прикладывала к себе то один, то другой предмет, представляя, как бы он на ней смотрелся. Один комплект, из шелка и кружев приятного бежевого оттенка с золотистыми вкраплениями, так ей понравился, что она решилась его примерить. В конце концов, в их магазине практиковалась примерка нижнего белья, многие этим пользовались, пусть она будет просто первым покупателем.
Успокоив свою совесть подобным образом, Лика зашла в примерочную и через несколько минут уже любовалась собой в зеркале в новом белье. Неожиданно теплый ветерок прошелся сверху вниз по ее телу, почти не прикрытому дорогим бельем. Коснулся нежных округлостей грудей, живота, открытых ягодиц. У Лики перехватило дыхание, и табун мурашек, пробежавшийся по позвоночнику, заставил поежиться, как от холода. Ничего особенного не было в сквозняке, но вот легкий аромат парфюма… Почему-то сразу подумалось, что она переодевалась, не заботясь о том, что ее может кто-то увидеть в кабинке за закрытыми шторками, и позы бывали столь откровенны…
Лика вспыхнула до корней волос и поспешила переодеться обратно, теперь старательно прикрываясь рабочим халатиком. А сквозняк, то и дело чуть приподнимающий легкую ткань, заставлял нервничать еще больше. Остальные вещи из новой партии она уже разбирала быстро, не отвлекаясь на примерки. Только щеки горели смущением, как будто ее застали за крайне непристойным занятием, и ей это понравилось.
Даже все приготовив на завтра, по дороге домой, она все еще переживала свою выдуманную беспечность. И о том, что она обещала Лешику быть благоразумной и ходить более безопасным маршрутом по вечерам, Лика вспомнила только тогда, когда дорогу к дому ей перегородила компания подвыпивших юнцов. Обкуренные или пьяные — сразу не разобрать, но то, что неадекватные — это точно. Девушка оглянулась — бежать было некуда. За спиной — безлюдный темный проулок, а она на каблуках. Заговорить и обмануть не получится, на слова они сейчас вряд ли среагируют. Она еще не успела ни отчаяться, ни испугаться. Просто отступила немного назад, крепко сжимая в руках ремешок сумочки и готовясь отбиваться. Наиболее наглый и самый взрослый парень, видимо главарь, сделал шаг вперед, ухмыльнулся, протягивая руку:
— Какая хорошенькая крошка, даже не кричит. Надеешься на чудо?
Парень сделал еще шаг, Лика приготовилась к защите, но тут сильный порыв ветра закрутил пыль и мелкий мусор, поднимая их воронкой вверх, нападавший зажмурился, чтобы в глаза не попало, споткнулся, да так неловко, что упал прямо на кусок железной трубы — остаток от ограды дорожки. Острый край попал ему между ног, пропоров и грубую ткань джинсов, и явно повредив детородный орган. Такого крика Лика раньше не слышала. Вместо того, чтобы сбежать, она в каком-то ступоре стояла и смотрела, как извивается и стонет парень у ее ног, прижимая руки к ширинке, и сквозь пальцы у него сочится кровь. А его подельники никак не могут ему помочь, потому что не стихающий ветер все больше поднимает пыли и грязи, воздвигая своеобразную стену между ними и Ликой. Только услышав отчаянное: «Уйди, ведьма!», — девушка опомнилась и со всех ног кинулась обратно на проспект. Уже в людном месте она вызвала «Скорую» для пострадавшего и поспешила домой, практически на автомате, потому что голова отказывалась соображать напрочь.
Долго стояла под горячим душем, чтобы унять крупную дрожь, потом выпила стопку коньяка без закуски. Все боялась, что не заснет от пережитого стресса. Но как только голова коснулась подушки, на нее навалился сон. И опять окружала темнота. Только не темнота переулка, а другая — страшная, пугающая и затягивающая. Она чувствовала себя связанной и беззащитной. Ее назвали ведьмой и должны сжечь на костре. Почему-то она в одной юбке до пят. Голая грудь, распущенные волосы. Ведьма, которая вступила в сговор с самим дьяволом и должна понести за это наказание. Ожидание, сводящее с ума. И вот из темноты появляется Он — человек в длинном алом плаще: свободный покрой одеяния скрывает все особенности фигуры, низко надвинутый капюшон не позволяет увидеть лицо. Он подходит медленно, почти вплотную. Сердце с каждым его шагом колотится все сильнее, готовое выпрыгнуть из груди, дыхание прерывается, слабеют ноги, затекают связанные руки. Кто он — палач, судья, спаситель?
— Смелая девочка, — сильные горячие пальцы приподнимают ее лицо за подбородок. — Смелая и красивая. Пойдешь со мной?
— Куда? — в голове почему-то полный сумбур. — Они хотят меня сжечь. Они говорят, что я ведьма, — в голосе слышны слезы, но глаза сухие и горят, как будто в них насыпали песка.
— Какие глупости! — смех, такой ласкающий и теплый. И властный, покоряющий. Рука, так по-хозяйски пробежавшаяся по тонкой шейке, плечу, чуть задержавшаяся на обнаженной груди, легла на талию. — Ты не ведьма. Пойдем со мной, и ты будешь в полной безопасности. Нельзя же все время стоять на пороге!
Она знает, что стоит только сказать «да», и все переменится. Но почему-то так трудно согласиться. Как будто это принесет еще большие опасности. Лицо, невидимое под капюшоном, придвигается еще ближе, рука обнимает все жестче, чужое дыхание обжигает губы:
— Так пойдешь?
Ответ потонул в жарком поцелуе. Ее никогда так не целовали. Сухие, горячие губы смяли ее уста, заставили раскрыться, язык властно ворвался в рот, лаская и покоряя. Лики не хватало дыхания, потемнело в глазах, она потерялась в ощущениях …
А когда в голове прояснилось, то она уже увидела себя в светлой комнате. Только как-то слишком старомодно обставленной — какие-то пуфики, камин, свечи. И почему-то она точно знал, что хозяин — тот самый мужчина в плаще, только стоит он где-то у нее за спиной, она не может его видеть. Зато ощущать может — его руки обнимали ее за талию. И хотя теперь у нее кроме юбки появилась и сорочка, и руки не были связанными, но ощущение несвободы осталось.
— Видишь, как здесь хорошо. А ты не хотела идти, — сильные руки подтолкнули ее вперед. — Присаживайся, у меня есть прекрасное вино, оно поможет тебе успокоиться.
Повинуясь столь настойчивому приглашению, Лика сделала два шага вперед. Ноги, босые, утопали в пушистом ворсе ковра. Хозяин, так и не снявший свой плащ, подошел к низенькому столику с напитками, взял кувшин с узким длинным горлышком и начал разливать вино. Темно-красная тягучая струя, даже на вид сладкая и терпкая, но напоминающая ей кровь, быстро наполнила бокалы. Мужчина откинул обшлаг рукава, показалась красивая рука явно молодого человека:
— Прошу, угощайся, — в сильных длинных пальцах сверкнул волшебными гранями хрусталь. Яркими звездами с красным отливом.
Лика не видела взгляда из-под капюшона. Она его чувствовала. Это было страшно и лишало сил. Ей хотелось убежать, но как часто бывает во сне, ноги не слушались ее, а хозяин комнаты обошел низенький столик и направился прямо к ней, держа перед собой хрустальный бокал с бордовой жидкостью, чей запах дурманил на расстоянии.
Она захотела закричать, рванулась назад… и вдруг взгляд упал на губы. Капризно-изогнутая припухлая нижняя губа, красиво очерченная верхняя, гладко выбритый. Запах дорого парфюма, запах мужчины. Лика почувствовала себя в западне: тело жаждало почувствовать себя во власти этого мужчины настолько же сильно, насколько разум бастовал против.
— Лика, Лика, проснись! Ты так стонешь во сне, — встревоженный голос Лешика прозвучал ангельской музыкой. — Извини, я воспользовался своими ключами. Я думал, ты давно в институте, вот букет тебе привез из южных краев.
— Лешик, ты чудо! — улыбнулась Лика. Мало заботясь о приличиях, она потянулся к жениху за поцелуем, одеяло чуть сползло с плеч и груди. Зато брови Лешика взметнулись вверх: на белой нежной коже алел след, похожий на чье-то грубое прикосновение...