Ты ответь мне, но только глазами. Ты ответь мне глазами - Любишь? Если да, то тебе обещаю, Что ты самым счастливым будешь. (с)
- Луи, я не могу… Я…
- Что ты? Ну, скажи же наконец!
- Я должна…
- О! Я это знаю, знаю, что должна, но чего хочешь ты сама, без обязанностей?
- Понимаешь… Ты должен понять, ты поймёшь, я знаю…
Он смотрел ей прямо в глаза, и он, конечно, понимал всё, он уже догадался. Теперь он с каким-то садистским удовольствием ждал, когда она произнесёт сама то, что, как ему казалось, он готов был услышать.
- Луи, мы с Его Светлостью обручены.
- Я знаю.
- Мой покойный отец хотел этой свадьбы.
- Я знаю.
- И я дала отцу обещание, он взял с меня слово…
- Я знаю.
Она не могла сказать, не могла выговорить это вслух, глядя ему в глаза.
- Луи, я не вольна ослушаться посмертного завещания отца.
- Конечно, - на минуту ей показалось, что он её действительно понимает, что он принимает обстоятельства. И она продолжила с бодростью в голосе:
- Нам надлежит покинуть замок, и мы с матушкой… я буду ожидать свадьбы в Анэ.
- К чёрту ожидание! Я увезу тебя! – он снова взял её за руки и с такой силой её ладони, что она вскрикнула. Он не хотел понимать её и она, наконец, осознала это.
- Нет! Нет! Ты не понимаешь!
- О! Я понимаю! Ты не можешь бросить всё и уехать со мной!
- Да!
- Почему?! Потому что жить в красивой и сытой жизни проще, потому что жить в угоду правилам привычнее, потому что жить с нелюбимым завещал отец?!
- Нет! Не с нелюбимым! Слышишь?! Я хочу жить с любимым! С ним!
- Но это не правда! Ты обещала мне! Ты…- он запнулся, но всё же продолжил, - была с ним?
Она отвернулась. Опять этот вопрос!
- Скажи мне! – он развернул её к себе, больно сжимая плечи. – Скажи! Он взял тебя силой?
- Да как ты смеешь?!
- Смею! Потому что я люблю тебя!
- А я люблю его!
Роберу показалось, что пол конюшни под ним качнулся, и он прикрыл глаза. Так хотелось поверить, что казалось, сердце не выдержит и разорвётся. Он тихонько отступил назад и постарался как можно тише выйти. Пока он шёл к замку его не покидало видение Француазы целующийся с Луи, а в голове звучал её голос «я люблю его» … Два этих факта не складывались, он даже не мог понять какой из них пересиливал.
- Миледи, Его Светлость ожидают вас в красной гостиной, - этими словами встретил Француазу слуга, когда она входила в двери замка. Её разговор с Луи получился скомканным. Он не хотел выслушать её, говорил о том, что вынужден уехать, но скоро вернётся за ней. В какое-то мгновение ей показалось, что в конюшне с ними был кто-то ещё, но когда она обернулась, то никого не увидела и решила, что это всё только лишь её нервозность последних дней.
- Милорд, Вы хотели видеть меня?
***
- Я не пьяная! – Роби пыталась идти прямо и постоянно отталкивала руку Роберта.
- Конечно, не пьяная. Но лучше тебе держаться за меня.
- И почему вы все знаете, что для меня лучше?
- Ну на счёт «всех» я не уверен.
- Не… куда ты?
- Ну ты же хотела туда где ничего не будешь помнить?
- О! Ты знаешь такие места?
- Возможно, - он пытался держать одной рукой Роби, второй махнуть таксисту. Наконец ему удалось поймать такси, машина подъехала и Роб открыл дверь.
- Я не поеду на такси! С тобой в одной машине?! Не, я не сяду!
- Сядешь.
- Командует он! Девочками своими командуй! Ни за что не сяду!
- Сказал – садись, - Роб терпеливо ждал, когда эта неуправляемая наконец-то усядется в машину.
- Ух! Какой грозный! Ладно, я сяду, но только попробуй…
- Даже смотреть в твою сторону не стану!
- Отлично! Ик! Упс, извините, сэр, - и она неуклюже полезла в машину сразу плюхнулась подальше от Роба и надвинула на глаза капюшон.
- На Ивлин роуд, - сказал он таксисту, тот кивнул, и они тронулись с места.
Вечеринка Питера, с которым Роберт был знаком не слишком близко было так многолюдно, что буквально негде было присесть. Тем лучше, на них никто не обратит внимания. Питер выслушал Роба и проводил его на второй этаж своего огромного особняка. Там, на верху, в комнате для гостей они остались совсем одни. Роби села на край кровати, сгорбилась, опустила плечи, она выглядела, как маленький озябший воробей. Ему стало от чего-то жаль её. - Замёрзла?
- Нет, - пока они ехали, она немного протрезвела. Однако голова продолжала кружиться, всё тело налилось тяжестью и… страшно хотелось есть.
- Чего тогда молчишь?
- Есть хочу…
- А!
- А ты?
- Ну я не пью на голодный желудок, хотя, чего ни будь тоже бы съел. Я спущусь, возьму нам перекусить, обещаешь сидеть здесь и никуда не уходить?
- Да. Вообще-то я не буйная.
- Я заметил! – он улыбнулся и вышел из комнаты, она вслед ему скорчила рожицу, но он этого уже не видел.
Девушка огляделась по сторонам. Комната была обставлена по последнему писку дизайнерской моды, кровать была огромных размеров, ей казалось, что она уберётся на ней дважды причём поперёк. Она сбросила капюшон, и откинулась на спину. Над кроватью был балдахин, что придавало комнате очарование и загадочность. Роби пыталась забыть, но ей не удавалось. Она пыталась забыть, как удаляется от неё спина Гаспара. Он, наверное, уже никогда не вернётся. От этого снова захотелось плакать, и она закрыла глаза, чтобы слёзы не пролились. Зачем она так с ним? Почему его оказалось так сложно отпустить? Просто невозможно отпустить! В памяти вдруг всплыли один за другим те моменты, когда они были вместе и были счастливы. Она тогда не понимала этого!
Роб вернулся с едой. Он выбрал самое вкусное что там было, а там было-таки из чего выбирать.
- Угощайся! – пригласил Роб, наливая ей соку.
- Сок? – в её голосе прозвучало недовольство.
- Ага.
- А покрепче там ничего не было?
- Было, но мне бы хотелось послушать отчего это ты решила сегодня выпить всё что горит, прежде чем тебя вырубит. Так что – сок.
Она вздохнула и отпила глоточек.
- Итак, - он положил тарталетку с икрой в рот и приготовился слушать.
- Ну… я… а почему ты думаешь, что я всё тебе расскажу?
- Не знаю, просто думаю, что расскажешь.
- А вот и нет!
- Ну ладно, - и он отправил в рот следующую вкусную штучку.
Роби вздохнула, а он оказался прав, ей очень хотелось рассказать. И не важно, что они почти не знакомы. Может это и к лучшему.
- Он ушёл, - тихо произнесла девушка, и сказала это скорее не Робу, а себе.
- Ушёл? – Роб удивлённо приподнял бровь. – Так не этого ли ты хотела?
- Да, раньше хотела, но… он же ничего не понял! Представляешь, он взял и подарил мне кольцо!
Роб перестал жевать.
- И ты его выбросила?
- Нет… Но… я не знаю, что мне делать…
- Замуж выходить!
- Я не могу…
- Ты любишь женщин? – она вытаращила на него глаза. А он преспокойно отправил в рот кусочек пирожного и улыбнулся, когда увидел, как её глаза округлились.
- Ты просто издеваешься!
- Нисколько! Издеваешься ты, когда ничего толком не говоришь.
- А что я буду говорить… Я не могу, потому что он видел мои граффити…
- И в ужасе бежал? – он снова улыбнулся ей, но без издёвки, а по-доброму. Он лишь пытался немного развеселить её, чтобы ушла эта нервозность и напряжённость, но ничего не получалось.
- Почти… Понимаешь, мы, я и ребята, мы работаем вместе, о нас, обо мне никто не знает. Я – Бенкси.
- Что? – пришла очередь Роба удивлённо вытаращится на неё.
- Но ведь Бенкси…
- Мужчина? Да, так думают, но…
- Его никто не видел… - закончил парень. Он слышал про загадочного граффитиста, который работает исключительно ночью, и которого никто никогда не видел. Пришла очередь Роба замолчать. Эта хрупкая девушка была… гениальным художником? Верилось с трудом.
- Ты не веришь мне, - сказала Роби обречённо.
- Не знаю…Ешь давай!
Она послушалась и взяла пирожное. А парень поднялся и подошёл к окну, было холодно, но он всё же отодвинул штору, и открыв окно, закурил.
Выпуская в синеву ночи белые струйки дыма, он думал о том, как странно всё устроено. Вот, казалось бы, что мешает этим двоим быть вместе? Какие-то мнимые преграды, но мнимые ли, так ли просто всё? И почему ему даже хорошо от того, что её парень свалил? Затушив окурок о карниз, он выкинул его и обернулся. Роби уплетала ещё одно пирожное. Он вернулся за стол. - А знаешь, это даже к лучшему, что ты не веришь мне, - сказала она с набитым кремом ртом. А она смешная, волосы растрепались, но это придавало ей ранимости, глаза были уставшими, но по-прежнему завораживающими своей тёмной глубиной.
- Ну и к чёрту всё, я уеду! – сказала девушка, и вновь словно уговаривала саму себя.
- Не надоело бегать? Может лучше сказать ему всё?
- А что я ему скажу? Что люблю, но не могу быть с ним?
- Любишь? – этот простой вопрос парня застал её врасплох.
- Да… наверное...
- И потому сидишь сейчас здесь со мной?
- О! Ну к чему эти вопросы! Просто ты… такой…
Он вдруг встал и подошёл к ней, присев у её ног на корточки: - Какой?
И глаза в глаза так, что не насмотреться, так, что не оторваться, и время замерло, звуки спрятались, им обоим показалось, что слышно только собственный стук сердца. А потом только вкус ванильного крема на её губах и её руки у него в волосах, дыхание где-то у уха тихое, прерывистое, и снова губы скользят по щеке, и легкие не могут дышать, от того, что просто хорошо, и…
- А, Роб, вот ты где! – и в комнату совершенно бесцеремонно вплыла белокурая девица. Они отпрянули друг от друга. Роби показалась, что она слышит тонкий звон от разбившейся вдребезги ауры, что только что соединяла их.
*** В красной гостиной стены были обтянуты розово-красным шёлком, от чего свет в ней казался тоже красноватым и от того тревожным. Француаза вошла, и присела в поклоне. Робер ждал её. Он решился. Решение это далось ему не легко, потому, что, если ничего не получится… но он даже и думать об этом не хотел.
- Присядьте, миледи.
- О, милорд, я спешу, матушка просила помочь ей со сборами, вы же знаете, мы покидаем Шенонсо, - она говорила сбивчиво, и правда стараясь долго не задержаться, потому, что интуитивно чувствовала, что герцог хочет сказать ей что-то важное и боялась этого.
- И всё же присядьте, я прошу вас, - и она повиновалась, присев на край стула. Он подошёл ближе. Сегодня на ней было муаровое платьеглубокого синего цвета, синий делал цвет её кожи ещё белее. И хотя оно не обнажало ни грудь, ни руки, Роберу стало тяжело дышать, мысли, нёсшиеся по началу вскачь, спутались, и он благодарил Бога, за то, что его штаны для верховой езды были столь свободны, что позволяли скрыть весьма непозволительную реакцию его тела на близость этой девушки.
- Я… слушаю вас.
- Миледи, я…, - о чёрт! Он не может этого сказать, но должен, иначе… иначе она никогда не скажет ему в лицо того, что он услышал в конюшне. И сжав руки в кулаки, он продолжил:
- Миледи, я разрываю нашу помолвку, вы ничем мне не обязаны. Вы свободны ото всех обязательств, - Робер выдохнул эти слова и смотрел на девушку. Она молчала. Он продолжал вглядываться в её лицо, и хотел бы посмотреть в глаза, но она опустила голову и, казалось, замерла. Он ждал, время вдруг сделалось жидким, и стекало от висков куда-то в желудок, сжимая все внутренности. Француаза встала и медленно подняла глаза на Робера.
- Да, Ваша Светлость, я поняла Вас, - тихо вымолвила девушка.
Роберу показалось, что он умер.
А ему то представлялось всё совсем по-другому! Он думал, что она оскорбиться и скажет, что он не может так с ней поступить, потому, что она его жена перед Богом, и что они не могут разлучиться, и что она любит его… и что он обязан на ней жениться в конце концов! Но только не эта тихая покорность! Она повернулась и пошла было к двери, но его слова остановили её:
- И Вы ничего больше мне не скажете?
Она обернулась: - Что хочет слышать Ваша Светлость?
И тут выдержка герцога в очередной раз полетела ко всем чертям, он буквально подлетел к девушке, и, схватив её за руки, притянул буквально вплотную к себе: - То, что Вы сказали конюху!
- О чем Вы говорите, милорд? – Француаза попыталась скрыть своё изумление, но у неё ничего не получилось.
- Прекратите, Вы понимаете о чём я! Я был там и всё слышал!
- О! Где же ваши манеры, Ваша Светлость? Не пристало герцогу подслушивать!
- Я жду! – и он, обхватив её за талию, ещё сильнее сжал в объятиях.
Но она и не думала бежать от него. Напротив, взяв в свои ладони его лицо, она прошептала ему прямо в губы: - Вы отпустили меня, милорд, я не нужна Вам…
Тут двери гостиной распахнулись и в залу вошли шестеро стражников Её Величества. Месье Фарнье, командир королевской стражи, вышел вперёд с бумагой в руках:
- Именем Её Королевского Величества вы месье Робер де Ламарк, герцог де Буйон арестованы и обвиняетесь в убийстве Его величества Генриха II и участии в побеге Луи Мореля, с которым состояли в сговоре. Я имею предписание сейчас же доставить вас в Бастилию, где вы пробудете до завершения суда. Прошу Вас следовать за мной, милорд.
Он слушал, но не слышал, смотрел, но не видел, мир для него опрокинулся небом вниз. Одного только он не просчитал, одного только не мог предугадать, того что скажет ему в эти мгновения эта удивительная девушка. Француаза встала перед ним, закрывая собой от королевской стражи, и вновь взяв его лицо в свои ладони, сказала:
- Они ничего не смогут доказать. Я знаю достаточно, чтобы не дать им повесить вас, - и приблизив свои губы к его уху еле слышно шепнула:
- Я люблю вас!
*** Блондинка звалась Лили, она пригласила их спуститься вниз к гостям. Роберт только кивнул ей и протянул руку Роби. Ей пальцы были холодными, он сжал её ладонь чуть сильнее, чем следовало и потянул девушку к лестнице. Внизу, в холле, громко играла музыка, в импровизированном баре разливал коктейли очень симпатичный бармен. Гости танцевали, целовались, пили, смеялись…
Роб отпустил руку девушки, но не отпустил её от себя, напротив, обхватив её за талию, он прижал её к себе, а она в который уже раз чувствовала себя полностью защищённой в его объятиях. Они присели на большой диван, но Роба позвали, и он отошёл поболтать со знакомыми. Роби поглядывала по сторонам, отпивая из высокого стакана коктейль, который ей взял Роб, как вдруг гремящая музыка смолкла и из больших динамиков полилась совершенно другая мелодия и песня… та песня, которую ей когда-то прислал послушать Гаспар.
Больше мне по-настоящему не страшно, Больше мне по-настоящему не холодно, Ведь боли сильнее, чем ты, уже не будет... И напрасно я твержу себе, что все пройдет, Напрасно пытаюсь сбежать от всего этого — не помогает. Ощущение, будто я упал, а твои объятия так далеко, И, чтобы подняться, я надеюсь лишь на тебя, Ведь твое молчание уже так долго правит... И, если там, где ты сейчас, ты слышишь меня, ответь.
Я надеюсь хоть на минуту, Пусть даже ссору, В память о нас... Я бы взывал к твоим словам, Пусть даже лишним, В память о нас... Подари мне хоть одну минуту, Пусть даже ссору В память о нас...
Я должен был признаться тебе прежде, чем ты ушла, как Много ты значила для меня... Но мы слишком поздно Учимся тому, что надо отдаваться без раздумий, Никогда ничего не просчитывать, не предугадывать И всегда наслаждаться тем, что сейчас ты рядом, Ведь никто не знает, куда мы движемся...
Я закрываю глаза и кладу руку на осколки Нашего вчерашнего дня, забытые в этой коробке... И я молю небеса, что даруют мне крылья, В память о нас... Да, я молю небеса о том, чтобы однажды ты вернулась, В память о нас... Я молю об одной минуте, Пусть даже ссоре, в память о нас... Я бы взывал к твоим словам, Пусть даже лишним, в память о нас...
Это словно Гаспар пел ей, умоляя вернуться. Она не могла этого слышать, закрыв ладонями уши она вскочила с дивана и бросилась к выходу. Слёзы жгли глаза. На улице стало ещё холоднее, порывистый ветер кинул ей в лицо пригоршню снега, как только она вышла из дверей, но она не замечала ничего. Ей было всё равно куда идти, лишь бы идти… Однако кто-то больно схватил её за плечи, развернул и прижал к себе. Она пробовала вырываться, пихалась, что-то кричала, просила отпустить. Роб просто держал её, крепко сжимая в объятьях, и вот наконец она разрыдалась, уткнувшись в его фланелевую рубашку, а он шептал ей на ухо:
- Плачь, так надо… слёзы нужны… плачь…
_____________________________________________ Привет всем, кто ещё со мной и с этой историей. Очень рада всем вам! Благодарна, что может быть ещё ждёте новые главы. Хотелось бы услышать-почитать ваши мнения. Они мне очень нужны - ваши мысли и эмоции!
"...Мой отец говорил, что успех и неудача – обманчивы. Это лучший способ относиться к актерству, особенно, когда что-то из этого становится чрезмерным."
