Творчество

Аманда 

- Я не ждала тебя, - сказала я, настороженно наблюдая за ним. Арчи взял стул и сел у моей кровати так, чтобы мне было удобно смотреть на него. 
После секундного замешательства он снова владел собой и смотрел на меня с сочувствием. Не с жалостью. Я была ему благодарна. Как и все время с того момента, как он привёз меня в свою квартиру. 
- Как ты? 
Я промолчала, глядя на него в упор. 
Как я? С момента операции прошло время; я окончательно пришла в себя. Я снова могла говорить. На этом хорошие новости заканчивались. 
После проведенной миелографии и МРТ ( прим. автора: исследования, проводимые после перелома позвоночника и направленные на установление степени 
повреждения.) выяснилось, что образовавшиеся при переломе осколки повредили нервные окончания. С фальшиво-ласковым выражением лица доктор Джеранди объяснил мне, что меня ждёт. Прогнозы подтвердились; после курса реабилитации я смогу сидеть. Со мной будут проводиться процедуры и упражнения, направленные на разработку ног и восстановление чувствительности; медицине известны разные варианты развития событий, и так далее, и так далее. 
- Все прекрасно, Арчи. Чем обязана посещению? Насколько я знаю, ты и так в курсе, что со мной. 
- Не надо так, Аманда. Я не буду говорить, что понимаю, как ты себя чувствуешь. Но ты знаешь, что ты не одна. Собственно, для этого я и пришёл. 
- Ты? Ну спасибо. – Я не могла скрыть горечь, да и не хотела. Почему я должна была соблюдать политес? Моя жизнь закончена. А начиналась ли она когда-либо? Ну да Бог с ним. Меня интересовало другое. 
- Арчи… как Эдвард? 
- Поэтому я здесь. Он хочет увидеть тебя. Он уже встаёт и понемногу разрабатывает ногу. У него был очень тяжёлый перелом. 
Арчи потёр лицо рукой. Внезапно он выглядел на десять лет старше, чем он был на самом деле. 
- Прежде чем вы увидитесь, я хотел повидать тебя. Мне так жаль, Аманда. Поверь, я никогда в жизни не мог себе даже представить, как все это закончится. 
Мне нечего было сказать. Со мной все и так было ясно. 
- Аманда, я хочу спросить тебя кое-что. Прости, но я должен знать. Что произошло в машине? 
Я отвернулась к окну. Почувствовала, как моя сорочка промокает от ледяного пота. Я ещё не привыкла к новым, болезненным реакциям моего организма на любую эмоциональную встряску. Было больно дышать; в висках стучало. 
- Я… я плохо помню… мы говорили о моей терапии. 
- Ты что-то сказала ему? 
- Ты хочешь сказать, что я виновата?! Я просто хотела знать, зачем я это делаю! – крикнула я. – Что ты хочешь услышать, Арчи?! Да, я виновата в том, что с ним произошло! И теперь я достаточно наказана за это, ты не считаешь?! Я калека, мистер Кроули. Я люблю его, а он никогда не будет со мной, но и не откажется от меня, так? Я буду видеть его, чувствовать, говорить с ним и знать, что для меня так же недоступен, как и шанс на нормальную, счастливую жизнь! 
Рыдания душили меня, но я не могла встать и уйти, хлопнув дверью. Я полулежала в больничной койке, мокрая от ледяного пота. 
- Он сильно побледнел… а потом мне показалось, что что-то бросилось под колёса машины… какая-то тень. Я закричала... я больше действительно ничего не помню. Прости, Арчи. Я так жду его. Мне все равно. Пусть он только придёт. 
- Он придёт, Аманда. Хотя мне очень хотелось бы, чтобы он этого не делал, - сказал Арчи резко. – Я не буду больше пытаться что-либо объяснять тебе или ему. У него есть стимул не погрязнуть окончательно во всем этом, не дать чувству вины перед тобой уничтожить самого себя; я буду молиться о том, чтобы этого стимула было достаточно. Я чувствую себя подонком, когда говорю тебе все это. Ты страшно пострадала. 
Я смотрела на него во все глаза, не понимая, о чем он говорит. 
- Я хочу, чтобы ты знала. Он потерял работу. Я не хочу снова вспоминать о том, что с ним было, когда я сказал ему, что его вывели из нового проекта. Его мучают боли. У него располосовано лицо. Но он думает только о том, как страшно виноват перед тобой. Это убивает его. Он ставит под угрозу самое дорогое, что осталось в его жизни… - пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе. 
- Кто она, Арчи? 
- Она – Белла, - усмехнулся вдруг он. Его глаза потеплели, лицо чуть разгладилось. – Если бы не она… я не знаю, что бы было, Аманда. Прости. Она знает о тебе. 
- Что? 
- Она поддерживает его во всем. Все, Аманда. Я не такое чудовище, как ты думаешь. Я хочу ещё раз сказать тебе. Ты не одна. Эдвард распорядится, чтобы твоё пребывание здесь и последующая терапия были полностью оплачены. Все, что может тебе помочь, будет испробовано. Я пойду. Завтра Эдвард придёт к тебе. Я очень прошу тебя: будь снисходительна к нему. Я не требую, я умоляю, Аманда. И… прости меня. Возможно, в своём стремлении защитить его, я был жесток с тобой… с вами. Я тоже наказан. Я чуть не потерял того, кого считаю своим сыном. И вынужден смотреть на его мучения, зная, что причастен к этому. 
Он поднялся. Наклонившись, поцеловал меня в лоб. Я осталась наедине со своими мыслями. Завтра я увижу его. 
Белла

Мы медленно шли по коридору. Эдвард опирался на костыли; на каждом шаге он сильнее сжимал челюсти. Пальцы побелели, на лбу выступила испарина. Но он упорно продолжал двигаться вперёд. Я шла рядом, подстраиваясь по его темп. Непроизвольно напрягала мускулы вместе с ним, желая дать ему хоть немного сил. Было невыносимо смотреть на то, как он был измучен. Прогнозы врачей, к сожалению, оправдались. Нога заживала тяжело; даже в спокойном состоянии его терзала боль. Но ногу было необходимо разрабатывать, и поэтому он каждый день, в дополнение к физиотерапии и лечебной гимнастике, выходил в коридор и проходил его несколько раз. 
Я взглянула в его бледное до зелени лицо; он слегка улыбнулся мне.
- Все нормально, детка. Не надо так переживать. Я в порядке. 
Последнее слово он произнёс сквозь зубы. Неловко переставил костыль и пошатнулся. Я перехватила его предплечье, поддерживая по мере сил. 
- Эдвард, давай вернёмся, на тебе уже лица нет. Не мучай себя так, ты сегодня уже достаточно работал. Подожди, я подкачу кресло и…
- Нет! – рявкнул он. – Никакого кресла, Белла! Я не могу так… чтобы ты меня везла…
- Но я боюсь, что ты упадёшь! Эдвард, я не удержу тебя… 
Я уже плакала, не скрываясь. 
- Прости, ты права. Прошу, прости меня. Будь добра, привези кресло. 
Он тяжело оперся о стену, перенеся весь свой вес на здоровую ногу. Я привезла из его палаты кресло и помогла ему сесть. Когда я наклонилась над ним, он удержал меня. 
- Белла, - прошептал он так близко у моего лица; у меня закружилась голова. – Я не знаю, что делаю. Как я мог так говорить с тобой, детка… жизнь моя… 
Он коснулся моего лица, привлекая ещё ближе к себе. Легкими поцелуями обжег губы, щеку, веки. В ушах зашумела кровь; я таяла в его руках. Поцелуй становился все более глубоким, требовательным. Мы возвращали друг друга к жизни. 
- Черт, я ни на что не гожусь сейчас. Боже, Белла… - он застонал, опустив голову. 
- Не надо так. Не терзай себя. Эдвард, у нас полно времени впереди. Твоё здоровье – это то, что важно сейчас. Поехали, я помогу тебе лечь. 
Я с трудом оторвалась от него и встала. 

Было тяжело. Очень. После нашего последнего разговора Арчи собрался с духом и рассказал Эдварду о том, что он потерял работу. Его реакция была предсказуема, но от этого не менее страшна. После взрыва наступила прострация; я не знала, что было хуже. Он лежал, глядя в одну точку, отказываясь от еды, не разговаривая, почти не шевелясь. Периодически он проваливался в глубокий сон. Я сидела рядом с ним, держа его ледяную руку в своей. Безрезультатно уговаривала поесть. Ночевала в палате; лёжа без сна, я слышала, как он стонет, стоило ему забыться ненадолго. Доктор Ридли также пытался достучаться до него. Результатом стала капельница, чтобы хоть как-то поддержать его силы. 
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы я, к своему огромному стыду, не дала слабину и однажды утром не потеряла сознание в его палате. Я тоже почти не ела; постоянный страх за Эдварда и бессонные ночи сделали своё дело. Встав, чтобы взять стакан воды, я почувствовала сильнейшее головокружение. В глазах потемнело; я перестала что-либо слышать. Протянув руку, я попыталась опереться о стол, но промахнулась. Потеряв точку опоры, я упала в обморок. Эдвард проснулся от грохота; падая, я опрокинула стул. Он вызвал врача, который привёл меня в чувство и уложил на кушетку. Когда я открыла глаза, я обнаружила, что лежу под капельницей. Эдвард сидел у кушетки в кресле, закрыв лицо руками. До меня донеслось сдавленное рычание. 
- Это из-за меня. Чертов идиот… все из-за меня… когда же это кончится… только горе, для всех… 
- Эдвард, - тихо позвала я. Он резко поднял голову. 
- Белла, Господи, как ты? – Он притронулся к моему лбу, отвёл спутанные волосы, прижал мою руку к губам. 
- Лучше. Это просто приступ слабости, ничего страшного. 
- Подожди. – Он нажал кнопку, вызывая сестру. – Принесите горячего чая и что-нибудь поесть. 
- Да, конечно, мистер Каллен, все готово. Доктор Ридли предупредил, что это может понадобиться. 
- А ты? – спросила я. 
- Да. На двоих, пожалуйста. 
Когда сестра вышла, он повернулся ко мне. 
- Белла, послушай. Я не хочу говорить « прости «. Это было бы слишком просто. Я не могу даже думать о том, сколько страданий причинил тебе своим поведением. Я погряз в своих проблемах. Это недопустимо. Я хочу справиться. Ради нас. Ты не заслужила тащить на себе развалину. Дай мне последний шанс. 

У меня не было выбора. Я не просто любила его; он стал моей жизнью. С того дня он начал бороться. Я больше не слышала от него ни слова о потерянном проекте. Он молча переносил боль, выполняя все предписания врачей. Только ночью я слышала сдавленные рыдания; он терпел, только в крайних случаях принимая сильные обезболивающие препараты, так как выяснилось, что он реагировал на их приём жестокой головной болью. А днём он, не давая себе послабления, занимался с физиотерапевтом. 
Мы много говорили в эти дни. Я не могла насмотреться в его глаза; мы разговаривали обо всем на свете. Когда он уставал, я ложилась к нему и мы засыпали, согревая друг друга. 

- Белла, я должен навестить её, - сказал Эдвард. 
- Конечно. – Я поднялась, чтобы дать ему воды и лекарство, но он удержал меня. Усадив обратно, он взял в руки мое лицо. 
- Посмотри на меня. Ты против? 
Я всмотрелась в любимое лицо, в темные от тревоги глаза. 
- Я люблю тебя таким, какой ты есть, - сказала я. – А ты был бы не ты, если бы оставил её без участия, без твоей поддержки. Я не против, Эдвард. 
- Я твой. Полностью, безраздельно, слышишь? Так долго, как ты захочешь. Никогда не  сомневайся во мне. 
- Я знаю. 

Аманда 

Я вздрогнула, услышав стук в дверь. 
- Аманда, ты не спишь? Я могу войти? 
Как давно я не слышала его голос. Все тот же бархат, в котором теперь проскальзывала безграничная усталость. 
- Проходи, пожалуйста. 
Он тяжело опирался на костыли. Путь от двери до моей кровати занял вечность. Я могла рассмотреть его. Он похудел; под глазами залегли тени. Отросшие волосы спадали на лоб и шею. Я почувствовала боль в сердце, когда увидела шрам, распоровший щеку. И все же он был прекрасен. 
Наконец он сел, прислонил костыли к ручке кресла и поднял на меня глаза. 
- Могу я спросить, как ты себя чувствуешь, Аманда? 
- Сегодня неплохо, спасибо. 
- Я говорил с твоим врачом. Мне больно слышать о том, что случилось. Невыносимо больно. Я знаю, что виноват перед тобой. 
- Не надо…
- Ты можешь рассчитывать на любую помощь с моей стороны. Я не откажусь от этого. 
- Эдвард, я тоже виновата в сложившейся ситуации. Я не должна была так вести себя тогда… в машине…
- Нет. Я просто не мог вынести правду. Трусость не позволила мне объясниться с тобой раньше. Твоей вины в этом нет. Я не знаю, как искупить это. Я сделаю все, что возможно. Если есть хоть какие-то шансы на улучшение твоего состояния, они у тебя будут. 
- Я смогу иногда видеть тебя? Я клянусь, я не буду больше ничего требовать. Я знаю, что ты не можешь любить меня. Мне достаточно будет знать, что у тебя все в порядке. Иногда говорить с тобой. 
Он долго молчал, глядя перед собой. Я старалась запомнить каждую черту его лица. Если это все же последний раз, что я могу видеть его. 
- Мы будем видеться. Аманда… я знаю, что прошу невозможного. Постарайся простить меня. 
Он с трудом поднялся, оперся на костыли. 
- Я навещу тебя снова, если позволишь. 
- Я буду ждать тебя. 
Он вышел. Я смотрела ему вслед, пока дверь моей палаты не закрылась за ним. 
Теперь мне было ради чего жить.