Творчество

Глава 1. Романтический эгоист



Отчаянно пряча горло от хищного, оголодавшего за теплую осень ветра, я обеими руками придерживала воротник светлого пальто. Я была немного близорука и не хотела пропустить нужный автобус, поэтому игнорировала защищенные от ветра лавочки остановки. Поток проезжающих машин многократно усиливал ветер: мои волосы казались темным беснующимся облаком, а полы пальто как будто заигрывали с редкими прохожими, оголяя колени. Когда я занесла ногу над ступенькой опоздавшего автобуса, позади меня кто-то тихо сказал:
- Ты не можешь уехать.
Я повернулась, чтобы возразить, но не смогла и не уехала.

Он сидел на лавочке, на которую я не села, опасаясь пропустить автобус, который пропустила. Всё, что я видела, это его волосы, которые следовало бы вымыть, и мутные, но одновременно ясные глаза, остальное скрывал вязаный шарф, который следовало бы постирать. Я продолжала прикрывать воротником свое голое горло, но больше мне не было холодно.

- Ты не уехала.
- Я знаю.

Я сделала три медленных шага и замерла в нескольких сантиметрах от его коленей. Из-за проклятых волос я его почти не видела и наверняка походила на Медузу Горгону.

- Я знал, что ты не уедешь.
- Ты не мог.
- Но я знал.

Его голос был хриплым и приглушенным толстой тканью шарфа, возможно, он болел.
Он не казался хоть на грамм заинтересованным проезжающим транспортом. Его голос был тихим, а кругом - ветер. Но я слышала его отчетливо, так отчетливо, как никого до этого. Когда волосы, наконец обессилев, легли мне на плечи, он вынул руки из карманов и потрогал перламутровую пуговицу моего пальто. Я следила за его пальцами.

- Почему ты здесь?
- Потому что ты здесь.
- Ты не мог знать заранее.
- Но я знал.
- У тебя есть какие-то способности?
- Почти никаких. Немного пою.
- Ты знаешь, я не это имела в виду.
- Я знаю. – Может быть, это у меня были какие-то способности, потому что сквозь шарф я видела его улыбку. – Меня зовут Адам.

Он опустил шарф, чтобы в первый раз показать мне, как улыбается, а может, он опустил его, потому что я смотрела туда, где должен был быть его рот. Но, так или иначе, он не застал меня врасплох, потому что я уже вообразила его лицо во всех подробностях, которые в точности совпали с реальностью. Я рассматривала чуть искривленный нос, потом обвела взглядом чуть обветренные губы. Они были ярче моих. И на подбородке ямочка. Ничего особенного, но и ничего лучше я прежде не видела.

- Адели.

Я всё глядела на его губы, а мои волосы начали шевелиться, медленно приподнимаясь. От ветра ли? И прежде чем услышать, я увидела, как он произносит мое имя.

- Адели, Адели… – Медленно, катая на языке. Но, подводя итог, уверено, возможно, даже с вызовом: - Адели. – И снова: - Адели! – Моё имя, казалось, стало его «эврикой».

- Зачем ты повторяешь?
- Проверяю. Оно нам подходит.
- Оно моё.
- Теперь у нас будет много общего. И мой шарф. – Он встал и, не касаясь меня, замотал его вокруг моей шеи. Он был выше меня. Он был выше всего, что я знала. Только теперь я перестала сжимать воротник и опустила руки. Шарф пах курением, ожиданием и мятной жвачкой.

- Адам и Адели нам подходят.
- Хорошо.
- Идем?
- Хорошо. Куда?

Он взял меня за левую руку, чтобы увести, и, конечно, я была готова идти за ним. Не зная откуда и не зная куда, но идти за ним.

- Я покажу тебе еще одну общую вещь, Адели.

Он посмотрел на меня искоса. Точно так, как смотрел с обложки журнала, который я никогда не держала в руках, но видела на прикроватной тумбочке своей старшей сестры.

- Я знаю твою фамилию.

Он не остановился, но больше не сжимал мою ладонь так крепко, и я сделала это за него.

- Теперь хочешь что-то спросить, Адели?
- Ты всё ещё актер? Когда меня спросят, кем ты работаешь, что я должна ответить?
- Ответь, что я навсегда в отпуске.
- Что я должна сказать, когда они спросят почему?
- Они такие любопытные? Скажи, что я больше не хочу тратить время на развлечение людей, которых не знаю и никогда не узнаю. Всё, что осталось снаружи, меня теперь не трогает.
- Хорошо, я запомнила.
- Ты очень умная, Адели.
- Почему ты постоянно повторяешь мое имя?
- Потому что оно новое. Ещё хрустит на языке, я должен его обжить.
- Оно не новое. Я ношу его не снимая двадцать один год.
- Такая молодая, Адели? – Зачем-то он оглянулся назад.
- Перестань.
- Всё равно мы уже пришли.

Он остановился напротив старой пятиэтажки из красного кирпича. Во дворе гуляла худая черная кошка, и она не перешла нам дорогу. Воробьи скакали у подъездного крыльца. Почему они не улетели на юг? Привыкли, что зиму в наших краях можно пережить имея всего лишь теплый пиджак, наверное.

- Видишь два окна на последнем этаже?

Он показал вверх и чуть в сторону, я задержала внимание на его указательном пальце, прежде чем увидеть окна, в которых горел свет.

- Кто нас там ждет?
- Никто, это только наша общая вещь.
- Зачем ты оставил свет?
- Чтобы тебе было проще увидеть эти окна.

Стук моих каблуков о ступени совпадал с ритмом сердца. Мы поднимались медленно, и я была совершенно спокойна, как будто наша новая общая вещь всегда была моей. Я не шла в гости.

- Мы не следим за порядком и моем посуду, когда есть настроение.
Дверь была заперта лишь на один оборот маленького ключа без брелка.

- Что мы не делаем еще?
- Мы не ставим будильники.
- У нас проблема. Я работаю и мне нужен будильник.
- Хорошо. Мы ставим будильники.
- Хорошо.

Он посмотрел на меня, прищурив глаза, и пропустил внутрь.

Несмотря на то, что мы не следили за порядком, у нас было чисто. Возможно, даже слишком чисто. В том смысле, что у нас практически не было мебели. И других вещей тоже. В спальне: голое окно, кровать с кованой спинкой и узкий коврик, возможно, ручной работы, но рук не слишком умелых. На полу – большой несовременный будильник, а в центре старинный сундук. С резными боками, большой и темный.

- Сундук?
- Это наш стол и это мой шкаф.
- А мой шкаф?
- Может на кухне?

Наверное, мы не часто мыли посуду, потому что, кроме пары бокалов, тяжелой деревянной доски и длинного ножа, её у нас не было. У нас не было стола, у нас был только сундук в спальне. Близко к стене, у еще одного голого окна я нашла светлое плетеное кресло, на которое была свалена целая гора солнцезащитных очков.

- В этих шкафчиках ничего нет.

Он по очереди открыл каждый из кухонных шкафчиков, как будто я могла не знать, что в нашей квартире кухонные шкафчики пусты.
- Да, я знаю.

Он улыбнулся и очень понимающе кивнул.

- Там у нас обыкновенная ванная, можно не смотреть. Где ты работаешь?
- Я продаю людям каникулы. Фирма называется «Баунти», как шоколад.
- Баунти. Хорошо. Какая у тебя фамилия?
- Кёллер. Мой папа был герром.
- Мою ты знаешь. Мне двадцать шесть. Нам нужно поужинать. Можем сходить в магазин или… неподалеку есть кафе с витражными окнами.
- Сходим в магазин. Нам нужно лечь спать и проснуться от будильника.

Всё это было как будто подстроено судьбой. Я никого не искала, но нашла. В этом новом маленьком мире всё было удобно: хороший магазин рядом с домом, даже моя работа, на которую теперь можно ходить пешком и не мять себя в переполненном транспорте, и особенно – его ведущая за собой рука.

Он не выпустил из своей шершавой горячей ладони мои пальцы, даже когда нужно было выудить из заднего кармана джинсов помятые купюры и держать фирменный пластиковый пакет одновременно. Мы купили шоколадки «Баунти», сыр и вино. Которое я уже пробовала и нашла отвратительным. Но сейчас мне было все равно. Потому что рядом с ним всё преображалось до неузнаваемости.

Обратно мы шли в два раза медленнее. Редкие мелкие лужи влажно поблескивали, отражая желтый свет уличных фонарей. И я не стала обходить эти лужи, чтобы поберечь свои новые замшевые полусапожки, потому что он показал мне единственную по-настоящему ценную вещь, и теперь только ее я собиралась беречь.

- Завтра суббота. Разве ты должна работать по субботам, Адели?
- Да. Но не в воскресенье и не в понедельник.
- Тебе нужно забрать вещи.
- Я заеду за ними завтра, после работы.
- Я буду ждать тебя на остановке.
- Хорошо, заберем мои вещи вместе.
- С кем ты живешь, Адели?
- С очень старшей сестрой. Я слишком поздний ребенок, а она слишком ранний.
- Как её зовут?
- Сэм. Не знаю, что мы ей скажем.

Он не стал повторять её имени, как делал это с моим.
- Скажем, что у нас семья.

Мы поднимались по ступеням, снова медленно, и я думала о том, что мы еще ни разу не целовались, но уже стали семьей. Может, так и должно быть всегда? Он не помог мне снять пальто, потому что так делают на первом или втором и третьем свидании, но мы не встречались. Мы уже давно и крепко жили друг с другом, просто до сегодняшнего вечера делали это на расстоянии.

Оказывается, у нас был штопор, припрятанный для особых случаев. Он открыл вино и сел на пол, на сундуке уже стояли бокалы. Я сходила за ножом, села напротив него и резала сыр. Когда-то давно я слышала по радио, что спортсменов, работающих в паре, привязывают друг к другу короткой ниткой, чтобы развить чувство партнерства. Сидя напротив него, я поняла, что ходила привязанная к нему долгие годы. Длинной невидимой нитью, которая теперь становилась короче.

- На какое время мы поставим будильник, Адели?
- Раньше я вставала в семь. Но теперь мне не нужно приходить вовремя на остановку и переживать, если автобус задерживается или переполнен. Теперь я не завишу от обстоятельств. Можно поставить будильник на восемь.
- Теперь ты не зависишь от обстоятельств?
- Да.

Он разлил вино по бокалам. Сделал большой глоток и поморщился. Я положила кусочек сыра ему в рот. И он ни на секунду не задумался, прежде чем есть из моих рук.

- Больше тебя не фотографируют?
- Иногда ещё фотографируют. Теперь они будут делать это чаще.
- Из-за меня.

Уголки его губ приподнялись, потом опустились, будто он не мог решить улыбаться ему или хмуриться. Маленькими глотками я пила вино, дешевая терпкость которого щекотала мне горло, а он оставлял для меня лучшие куски шоколада.

Всё было чудовищно просто. Так просто, что не укладывалось в голове. Когда он закурил, я сделала одну затяжку, не потому что курила, а потому что это была его сигарета. И он меня разгадал, строго посмотрев, сказал, что не станет учить легкой наркомании, потому что я не должна зависеть от обстоятельств.

Спустя какое-то время на улице стало достаточно темно и тихо, чтобы он открыл окно настежь. Крупные капли редкого дождя попадали на пол.

- Люди расстроились, когда ты ушел.
- Я ещё не ушел. Мои фотографии продолжают печатать в каких-то журналах. – Он криво улыбался, почесывая бровь. – Я решил уходить постепенно.
- Но теперь больше никаких фильмов с тобой?
- Ты знаешь почему.
- Да, знаю. Ты не хочешь тратить время на развлечение незнакомых людей.
- Незнакомых и ненужных. Ты была незнакомой, но нужной. Там, на остановке.

Теперь я делала глотки побольше, чтобы вместе с вином проглотить и свое огромное счастье, вставшее поперек горла, а потому мешавшее дышать. Он снова курил. Дым и запах маленьким смерчем вылетали в распахнутое окно. Затасканная джинсовая рубашка оголяла его ключицы, от которых я не могла оторвать глаз.

Господи, что было бы, если бы не опоздал шестичасовой автобус? Если бы я решила уехать с другой остановки? Если бы взяла такси прямо из офиса? Что было бы?

- Ты точно будешь завтра на остановке? Если тебя не будет, я не смогу решить, ехать за вещами одной или искать тебя здесь.
- Тебе никогда не придется меня искать.

И я поверила в это. Потому что верила всему, что он мне говорил. Его мне хотелось слушать и слушаться. Свобода, за которой я отчаянно гонялась до того, как он окликнул меня на той остановке, больше не была желанной. Теперь я желала стать максимально несвободной. Его частью, в буквальном смысле. Ребром Адама. Рукой, ногой – без разницы.

- Сэм может тебя не отпустить?
- Я окончательно и бесповоротно совершеннолетняя. Я могу идти куда хочу.
- Твое совершеннолетие не имеет никакого значения для близких.
- Если Сэм не захочет меня отпускать, что мы будем делать?
- Вернемся сюда, чтобы собрать мои вещи, и отвезем их к тебе.
- Хорошо.

Он засмеялся. И я замерла. Везде – и внутри, и снаружи.

- Ты выглядела такой испуганной, когда спрашивала, что мы будем делать.
- Потому что трусиха. – Трусость стала для меня откровением. Вдруг одну за другой я нашла тысячу вещей, которые меня напугали. Напугали по-настоящему, до гусиной кожи. Все они были связаны с ним.
- Ты очень смелая. Поэтому ты та, кто мне нужен, Адели.

Он наклонился, чтобы исподлобья посмотреть мне в глаза, и говорил что-то еще. Но я не слышала. Оглушенная тем, что нужна ему. Что меня удивило? Я же знала это. Я же прожила с ним сотню лет до того, как мы встретились.

Сквозняк гулял по комнате, катая винную пробку по полу.

- Что ты будешь делать, когда я уйду на работу?
- Прокручивать сегодняшний вечер в голове. Снова и снова.
- Ты заскучаешь через пару часов.
- Да. Я буду скучать по тебе. - Он облокотился о стену и закрыл глаза, улыбаясь.
- Мы будем спать?
- Да, Адели. Поставим будильник и будем спать.

Я смотрела на его закрытые глаза. Даже закрытыми они были самыми красивыми.
Потом, оттолкнувшись о стену, он встал и начал раздеваться. А я чувствовала себя так, будто наблюдала за этим уже сто тысяч раз. Я точно знала, что сначала он снимет носки и джинсы, постоит немного в одной рубашке, отвлеченный собачьей ссорой за окном, но вскоре стянет и ее – через голову, не расстегивая пуговиц.

Сидя на углу кровати в белых простынях, он держал в руках наш большой будильник и, хмурясь, заводил его. И меня он тоже заводил.

Хлесткие пряди волос на щеках напомнили мне о горьком опыте, и я закрыла окно, оставляя Медузу Горгону за стеклом, потому что хотела видеть все, что могут показать мне глаза. На прощание ветер холодно швырнул мне в лицо волосы.

Я стояла перед ним голая, а он сидел, и мы почти касались друг друга коленями – точно так, как на той остановке. Он прижал свои губы к моему пупку и смотрел на меня снизу вверх. Внутри моего живота что-то дернулось, как будто я была беременна. Он встал, и там, где секунду назад были его губы, теперь было его возбуждение. Он поцеловал меня в первый раз, и я моментально привыкла, всей душой прикипела к его поцелуям.

Мы засыпали без одеяла, скомкав свои тела в центре кровати с кованой спинкой, глядя в потолок на движущиеся световые полосы – лучи от фар проезжающих автомобилей. Он не выпустил моих пальцев из своих рук.

- Я хочу проводить тебя завтра до работы. Попытайся разбудить меня, пожалуйста.
- Ты можешь выспаться и придти ко мне на обед.
- В субботу с утра они будут внизу, я хочу показать тебя им. Всем.

Звон будильника был ужасен и долог, но он не хотел просыпаться. Я была зачарована «гусиными лапками» в уголках его глаз и долго не могла пошевелиться.

Когда моё место рядом с ним начало остывать, он сел на кровати. Промаргиваясь, обшаривал взглядом комнату Он искал меня, и я была тут.

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-589-1

---