Когда ты взрослеешь. Часть 2
Они неслись на такой скорости, что их мысли я услышал за долю секунды до того, как они оба врезались в меня. Меня отбросило назад, и мои плечи пробили в скале брешь, из-за которой ее макушка камнепадом осыпалась прямо на меня. Когда я, отфыркиваясь от пыли, выбрался из-под обломков, то застал идиллическую картину. Два прекрасных бога полусидели-полулежали по обе стороны от скалы в ленивых позах, зажав травинки в зубах, и тихо переговаривались, а их кожа сверкала на солнце. Они были до странности похожи, хотя один был жгучим брюнетом, а другой – белоснежный блондин.
Я отряхнулся и спросил:
– Какого хрена?
– Нет, это ты нам скажи, какого хрена? – резко ответил брюнет. Стефан.
– Говорят, по Румынии прошел ураган, снес несколько построек, – словно пропел блондин насмешливым голосом. Владимир.
О, на ловца и зверь бежит. Если бы знал, что разрушения в их Румынии выудят их из подполья, давно бы развалил пару старых часовен, которые и так шли под снос.
– Это не я. Этот тот, за кем я гнался. Знаете его?
Они переглянулись, не веря мне, потянули носом, но чужой запах уже выветрился.
– И зачем ты за ним гнался?
– Да так, есть причина, – отмахнулся я – Это личное. – Не говорить же им, что незнакомец охотится за моей спермой. – А я искал вас.
– Искал нас? – приподнял бровь Владимир. Акцент в его голосе был похож на Танин. Он не дакиец? Но разве во времена его обращения существовали славянские племена? – А ты кто?
– Эдвард Каллен, из клана Карлайла Каллена.
Это, конечно, не совсем правда, но так проще, чтобы сразу обозначить свое место в мире вампиров. Карлайла уважали.
– И зачем же ты нас искал, Эдвард Каллен, сын Карлайла?
– Расскажите, как вы были созданы?
***
Оказалось, что с древними вампирами разговаривать сложно. Менталитет людей их времени слишком сильно отличался от современного, а вампиры, как известно, не могут меняться. Они были истинными правителями, суровыми правителями того времени, когда король может есть с тобой из одной миски и спать в походе на одном тюфяке, но иметь такую силу, внешнюю и внутреннюю, которая заставит любого склонить перед ним голову. В то время для того, чтобы возвыситься, нужно было владеть реальной силой. Никакое богатство, никакие слуги, никакие размеры войска, ничто не могло сделать тебя королем, кроме твоего умения покорять, подчинять своей воле.
Нельзя было бросать им вызов, точнее, мне это было невыгодно, так как отодвигало разговор на неопределенный срок, пока мы не утрясли бы вопросы иерархии, но и сразу признать подчиненное положение, признать их власть и силу тоже было нельзя, иначе они не снизошли бы до разговора со мной вовсе.
Так мы и кружили. Они пытались нащупать мои болевые точки, чтобы пробить брешь и поставить на место, а я делал вид, что предаюсь легкой салонной беседе и словно не замечаю их усилий перевести разговор в вечную дискуссию самцов, всемирно известную под фразеологизмом «меряться яйцами».
В итоге мне это надоело первому. Нет, с терпением у меня по-прежнему все было в порядке, но вопросы шевелились в черепной коробке и вызывали нестерпимый зуд, который требовал успокоения.
– Аро сказал, что вас удалось победить, потому что вы слишком долго не двигались и окаменели. Это так? Любой вампир, если он достаточно долгое время не будет шевелиться, превратится в камень?
– Этот Вольтури слишком много на себя берет, – прошипел сквозь зубы Стефан, а я поздравил себя с удачным переносом их внимания. Сейчас они начнут доказывать, что их органы массивнее, чем у Аро, и на некоторое время забудут про меня.
– Да, – покладисто согласился я. – И я думаю, что Вольтури никогда не смогли бы вас победить, если бы вы были в полной боевой готовности. Но вы не могли знать, что вампира может постигнуть такая участь – окаменеть.
– Это так, – согласился Владимир. – Вампиры нашего времени каменеют при полной неподвижности. Откуда нам было это знать, если раньше такого не случалось?
– Приму к сведению и постараюсь больше двигаться, чтобы со мной такого не произошло, – кивнул я.
– Да тебе-то это не грозит! – фыркнул Стефан. – Ты же не первородный.
– Кто-то много говорит! – отозвался как бы между прочим его брат, но я уже заглотил наживку.
– Первородный? Это кто? А я тогда какой? А Вольтури?
– Кто много знает, долго не живет, – мелодичным голосом отозвался Владимир, но в его интонации звучало предупреждение.
– То есть «второродные», – или как вы там нас называете? – не каменеют? Мы более совершенные версии вампиров?
Такая постановка вопроса им явно не понравилась. Они оскалили клыки и мгновенно превратились из прекрасных божеств в злобных демонов. Подобрались, как хищники перед прыжком. Подумалось: может, минут десять я против них двоих и продержусь, если буду успевать прочитывать их намерения. Я сделал шаг назад под защиту скалы, которая могла бы помешать им напасть сзади, потому что не давала достаточно места для разворота.
Они бросились ко мне и… вдруг замерли, и начали ошарашенно оглядываться.
Не шевелись. Я не сразу понял, что голос, шелестящий в моей голове, является чьим-то советом мне.
Стефан протянул руку, словно пробуя воздух на ощупь, и его пальцы прошли в паре дюймов от моего плеча. Было такое впечатление, что он не видит меня.
– Где он? – прошипел он, подтвердив мою догадку.
– Где-то здесь, – отозвался Владимир. – Скорее всего, он обладает даром становиться невидимым.
– Но я не чувствую даже его запаха.
– Может быть, он блокирует и запах.
– А может быть, он обладает даром ускользать сквозь пальцы, – проворчал Стефан. – Морока с этими современными вампиренышами. Нет, чтоб честно биться, как в старые добрые времена. Так нет же, теперь все норовят исподтишка – лишить чувств, причинить боль. Какая-нибудь девчонка может поставить на колени сильного воина. На что это похоже?
– Некоторые слишком много болтают, – немного раздраженно заметил Владимир.
Девчонка – это он о Джейн, понял я. В его мыслях возник ее образ. Джейн, причиняющая боль.
– Мы первородные! – продолжал ворчать Стефан, усаживаясь на камень. Видимо, он смирился с тем, что бой окончен, так и не начавшись. – Мы смешали свою кровь с самим…
– Стефан! – Владимир впервые повысил голос, и его брат чуть вжал голову в плечи. Сразу стало понятно, кто из них главный. – Может быть, он все еще здесь и слышит нас.
Но предупреждение запоздало. Я уже увидел в мыслях Стефана зыбкое видение о непонятном ритуале, где древний черноволосый вампир выглядел человеком и подносил свое взрезанное запястье к чьему-то чужому запястью, по которому стекала кровь бледного аквамаринового цвета.
– Давай уйдем, – отозвался Стефан, поднимаясь. – Не сидеть же здесь, ожидая у моря погоды, пока срастемся с этими камнями окончательно.
Владимир еще раз внимательно оглядел все вокруг, принюхиваясь.
– А ты заметил, как мальчишка похож на..? – Стефан не договорил, и в его мыслях я тоже ничего не прочитал.
– Не слепой.
– Как такое может быть?
– Это-то меня и беспокоит, – покачал головой Владимир. – Ладно, идем.
С шага они перешли на бег, через минуту уже скрывшись в дальнем лесу.
– Теперь мне можно шевелиться? – спросил я вслух, но ответа не получил.
***
Последние двое вампиров из румынского клана находились в своем каменном доме в горах, а я сидел на верхушке дерева, периодически встряхивая головой, чтобы смахнуть сугроб с волос, который шапкой норовил сползти на глаза.
Сначала я решил засесть внизу недалеко от дома, но понял, что скоро меня заметет. На дереве ветер сдувал часть снежного покрова, да и сваливающиеся периодически комки не привлекли бы к себе внимания. Я старался производить как можно меньше шума, потому что не факт, что мне кто-нибудь снова придет на помощь, а противостоять сразу двоим грозным вампирам моих силенок не хватит.
Когда румыны исчезли вдали, я сначала как заяц побегал туда-сюда, обследуя окрестности, но не только никого не увидел, но и не почувствовал запаха. Впрочем, если неизвестный мог сделать меня незаметным и для зрения, и для обоняния, то уж наверняка себя он тоже мог сделать таким. Однако я вообще не был уверен, что здесь кто-то был. Что если этот шелестящий голос – мои собственные мысли? А невидимость – неожиданно проявившаяся моя личная способность? Потому что зачем было неизвестному прятаться, если уж он все равно проявил свое присутствие?
И вообще, что-то уж слишком много вокруг незнакомцев, которым что-то надо от моей скромной персоны. Я уже больше десяти лет как вампир, и никому за это время не было до меня никакого дела, а тут, понимаешь, резко всем понадобился. И что это за оговорка про то, что я на кого-то похож? Да и про меня ли речь?
Несмотря на мои усердные поиски ответов, вопросов становилось только больше.
Так и не найдя никого, я махнул рукой и припустил по следу румын, пока запах не выветрился. Сейчас, изображая из себя большую каменную птицу, нахохлившуюся на ветке, я оценил сообразительность неизвестного. Совершенно не зачем раньше времени выдавать свое присутствие. Моя прямолинейность осложнила для меня поиски ответов.
– Может быть, все же он первородный? – встревоженно предположил Стефан.
– Да нет, ты же слышал, он сын Карлайла, – Владимир тем не менее тоже был несколько обеспокоен, хотя и стремился скрывать это.
– Он мог соврать. Или мог искренне верить в это, не зная, что это ложь.
– Да нет, не может быть. Я уверен, что Уахид не мог проснуться.
– Карлайл врач, – ответил Стефан, словно это что-то объясняло. – Ты сам подумай, как еще объяснить такое сходство мальчишки с Уахидом?
– Это случайность. Мы первородные, но не похожи на Первого. Кровь Уахида заставляет нашу внешность меняться, но не делает нас такими как он.
– Каждое новое поколение вампиров имеет свои черты. Ты не знаешь, какой еще способ для воспроизводства изобрел хранитель. Вдруг этому старому извращенцу удалось создать кого-то, близкого Первому по возможностям?
– Ты же не узнал его сначала, верно?
– Да. Он не совсем такой, не полная копия. Он моложе, и эти рыжие вихры… Да и кожа сверкает, как у нас, а не сияет, как у Первого.
– И он ниже ростом, – задумчиво произнес Владимир.
– Да, он не такой высокий, – согласился Стефан.
Они оба были на голову ниже меня.
– Может ли он быть его… сыном?
– Шутишь?
– Нет. Может быть, он производит потомство каким-то иным способом, не таким, как люди.
Стефан после паузы произнес:
– София так сокрушалась, что не может иметь детей. Хотела сына.
Теперь тишина повисла надолго. Каждый из них стал вспоминать своих жен, своих погибших друзей, свое былое могущество, и я из вежливости перестал их слушать, оставив двух, оставшихся от могучего клана, вампиров на руинах их прошлого.
***
В новом моем обличье снег, холод и темнота мне не мешали, но видимо сказывалась старая привычка. Казалось, что размышлять было куда удобнее, сидя в уютном кресле в светлой комнате перед горящим камином. Сейчас бы еще глоток крови, и было бы совсем замечательно.
Моя одежда сохла на каминной решетке, а я пытался собрать воедино все то, что мне удалось узнать. Получалось, надо сказать, паршиво. Как будто передо мной высыпали огромное количество кусочков головоломки, но ни один из них не подходил к остальным, и создавалось впечатление, что отсутствующих фрагментов куда как больше.
За окном гостиницы послышался грохот съехавшей с крыши кучи снега. Сначала я едва отметил это краем сознания, но вдруг мелькнувшая мысль заставила меня в мгновение ока сорваться с места, выскочить через окно и прислушаться к окружающему миру сразу двумя способами. Тишина. И вдруг смешок за моей спиной напомнил мне о том, что я полностью обнажен. Некто находился в моей комнате и смеялся надо мной.
Я моментально вернулся к себе, но там уже никого не было, зато на столе стояла бутылка со свежей кровью пумы. Настолько свежей, что еще парила. Пума? В Европе?
– Это мне? – удивленно спросил я, на всякий случай оглядевшись.
«Угощайся»
, – пошелестел голос в голове.
– Кто ты? Почему не хочешь мне показаться?
«А зачем?» – Ну ладно. Спасибо! – на всякий случай я обернулся пледом и уселся с бутылкой в руке в кресло. Открыл пробку, принюхался: кажется никаких посторонних примесей нет. А то кто знает, чего этот неизвестный добивается.
«Пожалуйста. Чуть что, обращайтесь», – кажется, владелец голоса обладал качеством, которое я редко встречал у вампиров – желанием подшучивать.
– Это ты спас меня от румын?
«Спорный вопрос, – усмехнулся голос. –
Но твоя невидимость – дело моих рук. Точнее способностей». – Зачем ты мне помогаешь?
«Надеюсь на сотрудничество». – Чего хочешь от меня?
«Информации. Я не умею читать мысли, а ты умеешь. Ты узнал много такого, чего не знаю я. Зато и я знаю кое-что, что неизвестно тебе». – Может, зайдешь? Удобнее будет разговаривать.
«Мне и так хорошо». – Ладно. Что ты хочешь от меня узнать?
«Начинай размышлять вслух над тем, что узнал. Я буду добавлять недостающие фрагменты». Выдавать информацию было бы, возможно, и не разумно. Я не знал своего собеседника и не понимал, почему он прячется от меня, какие цели преследует. Но от обилия полученных знаний пухла голова, а ответы все равно не находились. Я решил рискнуть.
– Хорошо. Итак, я понял, что существует некто, кого Владимир и Стефан зовут Первым или Уахидом. Это не человек, его кровь голубого цвета. Вампир ли он? Непонятно. Я знаю, что он выше меня ростом и что сейчас он спит. Раз он спит, значит, он не вампир? Или это какая-то иная разновидность?
«Не знаю. Продолжай», – прошелестел голос.
– Владимир и Стефан называют себя первородными. Если я правильно понял, первородные – это те вампиры, которые произошли от самого Первого. Они не пили кровь этого существа, они смешивали ее, прикасаясь друг к другу взрезанными запястьями. Другие вампиры, такие как я, появлялись уже от укуса другого вампира. Для Стефана и Владимира мы как будто не настоящие.
«Обращенные». – Так нас называют? – не получив ответа я продолжил. – Первородные вампиры при долгом сидении на одном месте могут превращаться в камень. По их словам, с обращенными вампирами такого не происходит. Я не знаю, существуют ли другие первородные вампиры. И как узнать, кто первородный, а кто обращенный?
«Продолжай». – В четырнадцатом веке началось повальное создание бессмертных младенцев. Это было странно, потому что создатели (по крайней мере, некоторые), знали, что их ждет –неминуемая смерть, и все равно почему-то шли на это. Считалось, что младенцы не растут и не развиваются, как и взрослые вампиры, – навеки застывают в том возрасте, в котором были обращены. И если взрослый вампир может собой управлять, имеет понятие об осторожности, то дети этого не могли, и научить их было нельзя. Я долгое время принимал эту версию на веру, но недавно мне сообщили, что созданные дети росли. Если это правда, то зачем их убивали?
«Вот здесь я могу тебя просветить. Созданные дети действительно росли и развивались, но они делали это так медленно, что никто этого просто не успевал заметить. Их убивали раньше, чем появлялось хоть одно доказательство того, что они меняются». – А ты-то откуда это знаешь?
«Потому что я такой выросший ребенок». – Черт возьми! – услышанное не укладывалось в мозгу. – Но как тебе удалось выжить?
«Потому что мой создатель был умнее прочих. Он был ученым. Он понимал, что если он хочет оставить меня в живых, он должен не только прятать меня от Вольтури, но и не позволить бесконтрольно резать людей, иначе мое существование станет заметным». – И как же он этого добился?
Действительно, как можно было остановить бессмертного ребенка, не понимающего слова «нет»? Ни один запор с этим не справится, ни одна цепь или решетка не удержат, так как ребенок играючи может их сломать. Держать такого ребенка все время на руках? А как питаться и добывать пропитание для него? Как вообще делать что-либо?
«С помощью чеснока». Шепот в моей голове дрогнул.
– Извини. Это, наверное, было ужасно, – сочувственно пробормотал я.
«Ты-то чего извиняешься? Не ты же меня чесноком обкладывал, – фыркнул неизвестный. –
Чеснок ранит, чеснок ослабляет. Ты настолько беспомощен, что вообще пошевелиться не можешь. Конечно, мой отец не все время удерживал меня в чесноке, а только тогда, когда ему нужно было отлучиться. Он держал живность и поил меня кровью животных, но не потому что он был каким-то особенно гуманным вампиром, просто это было удобно и позволяло ему не оставлять меня надолго». – Вот почему кровь в бутылке, – пробормотал я.
«Да, привычка, – согласился шепот. –
Я знаю, вы предпочитаете охотиться и пить сразу из артерии, но… мне удобнее так». – Но почему на взрослых вампиров не действует чеснок?
«Предполагаю, что действует, – усмехнулся незнакомец. –
Но ни один взрослый вампир не будет держать его на своей коже достаточно долго, чтобы почувствовать его воздействие. Найти бы какого-нибудь окаменевшего первородного и обложить его чесноком. И посмотреть, что произойдет с ним через пару сотен лет».
– Но тебя же не пару сотен лет в чесноке держали? Я думаю, убили бы раньше, не дожидаясь, пока он подействует.
«У меня чеснок вызывал ожоги моментально. Но по мере взросления его влияние ослаблялось. У меня есть теория. Дети-вампиры взрослеют очень медленно по сравнению с человеческими детьми. Чем старше они становятся, тем медленнее происходят изменения…» – Пока не прекращаются совсем во взрослом состоянии, – вздохнул я.
«Думаю, что взрослые вампирские особи так же подвержены изменениям, как и человеческие. Взрослые люди ведь тоже не очень сильно меняются, если сравнить их с детьми. Но меняются. Я думаю, что вампиры меняются тоже, но процесс настолько медленный, что его можно заметить только на протяжении, скажем, десятков тысяч лет». – Ты проверял это?
«Нет, – опять смешок. –
Увы, мой возраст пока не позволяет мне проверить мою теорию». – А сколько тебе лет? – наконец–то соизволил поинтересоваться я.
«Меня, грудного младенца, обратили в тысяча триста пятьдесят втором году. Вот и считай». – Ты уже взрослый?
«Ну… пожалуй, я выгляжу младше тебя». – Лет на шестнадцать?
«Да, наверное, где-то так». Он подросток. Впрочем, даже люди взрослеют окончательно в разном возрасте. Вот я – подросток или уже взрослый, со своими вечными семнадцатью?
«Эй, тук-тук, есть кто-нибудь?» Вот что его так сильно отличает от других вампиров: он умудрился не растерять чувство юмора за столько веков. Он ведет себя как человеческий подросток.
– Я размышлял о том, что если вампиры тоже растут, развиваются и меняются как люди, только в очень медленном темпе, означает ли это, что мы сможем и стариться, и умирать естественной смертью?
«Думаю, это вполне возможно». – А дети? Могут ли вампиры иметь детей? – спросил я, вспоминая сетования Стефана.
«Вряд ли. Беременность человеческим способом протекает слишком быстро для вампирского организма, который не будет успевать под нее подстраиваться. Хотя… – неизвестный задумался, –
если бы это была чисто вампирская беременность? Которая развивалась, скажем, на протяжении ста лет»? – Но ведь вампиры занимаются сексом. Почему за тысячи лет их существования нет ни одного упоминания о возможной беременности?
«Держу пари, о моем существовании тоже мало кому известно». – Да уж. Вампиры в отличие от людей совершенно не любопытны и боятся изменений. Все новое и необычное они стремятся уничтожить.
«А ты очень выгодно от них отличаешься, – усмехнулся голос. –
Любишь задавать вопросы. Ты уверен, что ты обычный вампир?» И тут мои мысли приняли новое направление. Какому-то неизвестному нужно было мое семя. Зачем? И почему именно мое? Не потому ли, что он хотел провести эксперимент с зачатием? А мое сходство с неким Первым могло заставить незнакомца верить, что я не такой, как другие вампиры. А что если… Меня даже прошиб холодный пот, фигурально выражаясь, конечно. А что если именно тот, кто разговаривает со мной сейчас, и есть незнакомец, убивший горничную? Вдруг он решил, что раз у него не получается добраться до меня дистанционно, то лучше попытаться втереться в доверие?
– Я уверен, что я обычный. Я помню свое обращение, я помню свое прошлое в человеческом облике до семнадцати лет.
«Помнится, Стефан рассуждал про твое сходство с Первым. Откуда оно?» – Я не знаю. Я не знаю, кто такой Первый. Я не знаю, почему я похож на него. И я даже не уверен, что я похож. Вдруг румынам мое сходство померещилось?
«Это легко проверить. Надо всего лишь взглянуть на Первого». – А ты знаешь, как его найти?
Вместо ответа я услышал какие-то сдавленные звуки, а потом женский крик, прозвучавший у меня в голове.
«Помоги!» Прыжки в окно уже стали моим привычным занятием.
Через несколько секунд я нашел ее. По запаху, который почувствовал тогда на балконе. Капюшон коричневого плаща наполовину скрывал ее лицо, и я откинул его. Старые шрамы, похожие на химические ожоги, пытались перечеркнуть ее лицо, но если бы не они, она была бы красавицей. Я точно знал, потому что ее внешность странным образом напоминала мою. Бронзового цвета волосы рассыпались по плечам. Она хрипела и задыхалась, царапая горло.
– Что случилось? Чем я могу помочь? – я приподнял ее голову. Никогда не видел задыхающихся вампиров.
– И.. ди… по…– прохрипела она.
– Не понимаю! Я не понимаю! – закричал я, страдая от бессилия. – Что мешает тебе дышать? Что мне сделать?
Она попыталась запихнуть пальцы в рот.
Рвота? Нужно вызвать рвоту?
Я подхватил ее на руки и запрыгнул с ней к себе в комнату. Не церемонясь, уложил в ванну и, открыв кран, направил струю воды в горло девушки. Почти в тот же момент она фонтаном стала извергаться назад, словно натыкаясь на препятствие.
Надо извлечь то, что застряло у нее в пищеводе. Сейчас бы сюда Карлайла! Я сдернул струну занавески, сделал из нее что-то наподобие крючка и стал засовывать его в горло девушки. Будь она человеком, я бы, наверное, уже убил своего первого пациента, проткнув насквозь, но, слава богу, тело вампира было куда устойчивее к таким воздействиям. Лицо девушки исказилось невыносимым страданием, она хваталась пальцами за края ванны, расщепляя их в крошку. Я не мог понять, это я делаю ей так больно, или что-то другое, что сидит у нее внутри.
Крючок разгибался и выскальзывал, видимо, не имея силы вытащить то, что было внутри нее. И тогда я принял решение. Зубами я впился в ее горло и стал спускаться ниже, разрывая по ходу пищевода ее грудную клетку, пока не наткнулся на странный кусок непонятно чего, не уступающий по твердости вампирскому телу. Все это время девушка выгибалась, хрипела и пыталась оттолкнуть меня, но ее силы на глазах слабели. Пальцами я вытащил нечто, застрявшее в ее пищеводе, и следом из развороченной грудной клетки хлынул поток жидкости, ударившей мне в нос острым ароматом чеснока.
Я привык, что поврежденные ткани вампира восстанавливаются почти мгновенно. Даже разорванный на куски, вампир может срастись достаточно быстро, если части его сложить рядом. Но видимо, организм незнакомки отличался от организма обычного вампира, или же воздействие чесночной эссенции ослабило ее регенерирующие способности. Я снова открыл воду и начал вливать ее в девушку, пытаясь смыть остатки чеснока. Глаза ее стекленели.
– Эй, эй, не вздумай умирать! – закричал я и потряс ее, пытаясь привести в чувство, как это делают в фильмах. Понятия не имею, как приводить в чувство вампира.
Она сфокусировала взгляд на мне, лицо ее по-прежнему было искажено гримасой боли, но, кажется, она пыталась сосредоточиться. Затем рукой вяло ткнула куда-то в сторону.
– Что? – не понял я.
Она снова показала в том же направлении сквозь стену.
Не понимая, чего она хочет, я подхватил ее, извивающуюся, на руки и вышел, надеясь, что там увижу то, на что она показывает. «То» оказалось холодильником.
– Тебе нужен лед?
Она провела рукой вдоль всего тела.
– Тебя заморозить?
Она слабо, через силу кивнула.
Так, в холодильник она не влезет. Где мне взять столько льда, чтобы обложить ее всю? Горы!
Я вновь выпрыгнул в окно и помчался со своей ношей в сторону Молдовяну, потому что, по-моему, только на ее верхушке не тает снег. Девушка все медленней и слабей шевелилась, но я еще слышал ее мыслительную деятельность. Не что-то конкретное, всего лишь туманные непонятные образы.
– Надеюсь, ты знаешь, что делать, – пробормотал я, закапывая ее в сугроб.
«Иди по следу», – подумала она, и последние вспышки сознания в ее мозгу прекратились.
Я не был уверен, что она может, как я, обходиться без воздуха, поэтому оставил ее нос на поверхности.
Идти по следу? По следу того, кто сделал это с ней? Не опасно ли оставлять ее вот так, без присмотра? Ведь тот, кто напал на нее, может вернуться.
Я помчался назад, чтобы хотя бы одеться. Все это время я так и носился туда-сюда голый. Может быть, моя одежда наконец высохла.
***
Запах был слабым, настолько слабым, что казалось, что оставлен он как минимум сутки назад. Я постоянно его терял и кружил по местности, пока не натыкался на него снова. Ищейка из меня так себе.
Незнакомец, пытавшийся похитить мое семя и убивший горничную, оказался девушкой. Девушкой, которая выросла из обращенного младенца, что считалось невозможным. На которую действовал чеснок, которая умела делать кого-либо недоступным зрению и обонянию. Девушкой, которая спрятала меня от разгневанных румын и принесла еду, когда я был голоден.
Эта девушка была до странности похожа на меня самого. Ну ладно, ведь Стефан и Владимир были похожи друг на друга, и все сестры Денали действительно казались родственниками, рожденными от одних родителей. Но они обращались примерно в одно время и одним создателем. Я понял, что это имеет важное значение. А безымянная девушка выросла из младенца-вампира, рожденного в четырнадцатом веке. Я же появился на свет в двадцатом и рос человеком практически до взрослого состояния, пока меня не обратили. Какая между нами связь?
Может быть, тот, на кого я охочусь, имеет ответы на эти вопросы. Правда, очень сомнительно, что он так легко ими поделится.
Я бежал быстро. Скорость передвижения тоже была моим даром. Я понял, что настигаю преследуемого, когда запах начал становиться все сильнее.
И что делать, когда я его догоню? У девушки, так и оставшейся для меня безымянной, я научился одному важному умению: прячься и добывай информацию, не выдавая своего местоположения.
Прятаться мне не пришлось. Я наткнулся на него, лежащего на земле и тяжело дышащего. Не думаю, что ему нужен был кислород, это всего лишь была привычка, заставлявшая организм пытаться восстановиться, когда ему приходилось туго.
Вампир был не просто древним, он был неимоверно стар. Его морщинистая кожа напоминала истлевший пергамент. Видимо, его обратили уже глубоким стариком. Вампирская сущность добавила ему сил, но не сделала его молодым. Наш многодневный марафон не пошел ему на пользу. И вот сейчас он, выдохшийся, лежал на земле и смотрел на подходящего меня словно подернутыми пленкой белесыми глазами.
– Ты так похож на Уахида, – проскрипел старец почти благоговейно, всматриваясь в мои черты.
– Девушка ведь тоже похожа, – ответил я. – Зачем же ты пытался ей навредить?
– Нет-нет, ты не понимаешь… – его и так едва слышный голос сорвался.
– Не понимаю, – подтвердил я. – Так объясни.
Но старый вампир только прикрыл глаза, словно переводя дыхание.
Я попробовал зайти с другой стороны.
– Кто такой Уахид?
Старик открыл глаза, словно через силу.
– Он тот, кто был первым.
– Это я уже понял, – отозвался я. – Откуда он взялся?
– Из солнца.
О, черт.
– Сколько же тебе лет?
– Три тысячи.
Понятно. Ничего нормального он мне не скажет. Старые верования, менталитет того времени. Боги, сошедшие с неба в золотой колеснице, и все в этом духе.
– Ты можешь отвести меня к нему?
– Тебе рано. Ты еще не готов.
Ах, ну да, конечно!
– И когда же я буду готов?
Старик страдальчески поморщился и снова напряг голосовые связки:
– Я так долго тебя искал…
Вот это номер!
– Кажется, это я тебе искал. Несколько дней за тобой гонялся. А ты мог бы остановиться и подождать.
– Подожди, послушай, – старик остановил меня слабым взмахом тонкой руки. – Мои силы уже на исходе. Я убегал, потому что нужно было двигаться. Я не хотел окаменеть, думал обмануть время. Рассказывать тебе что-либо еще рано, ты не готов. Ты не примешь то, что я тебе скажу, поэтому не буду и пытаться. Но может быть, спустя какое-то время… – он снова перевел дух. – Уахид не человек. Возможно, он вампир, но не в нашем понимании этого слова. Он не хочет пить кровь человека, но он пьет, потому что это единственное, что ему дает насыщение. Кровь человека напоминает ему другую пищу, которую он ел раньше, до того, как пришел к нам из солнца, но та пища не добывалась из людей. Видимо, просто человеческая кровь оказалась похожа на ту еду по своему химическому составу. Но он не нападает на людей, и даже ту кровь, что жертвуют ему люди добровольно, он пьет, стесняясь этого.
Кажется, старик не безнадежно древний.
– Уахид не стареет, – продолжал вампир. – Самые страшные раны на нем заживают в мгновение ока. Он силен и вынослив. Я думал… Я хотел… Я был верховным жрецом храма Амона. Я думал, что если в моих жилах будет течь кровь божества, я тоже стану таким как он. Я попытался выпить кровь Уахида, но только отравился и долгое время лежал без сознания, а когда приходил в себя, мне казалось, что внутренности мои выжжены изнутри. Когда я оправился, я был настолько испуган, что не решался на новые эксперименты. Но спустя некоторое время я набрался смелости повторить попытку. Правда, не на себе. Я взял молодого человека, раба, захваченного в плен, привязал его, разрезал ему запястье, чтобы из него шла кровь, и попросил Уахида разрезать свое запястье. Уахиду не страшны раны, поэтому он отзывался на такие просьбы без капли сомнения. Соединив их кожа к коже, рана к ране, я ждал, когда кровь их смешается. Юноша кричал от боли, а Уахид страдал, сочувствуя ему, но я просил его потерпеть, объясняя, что это такое лечение. Он знал, что иногда мы можем причинять людям боль, но потом они выздоравливают.
Несколько дней юноша мучился в агонии, и я думал, что он умрет, но потом он пришел в себя. И стал другим. Его глаза приобрели алый оттенок, он перестал спать, он стал невероятно силен, и он постоянно стремился выпить человеческой крови. Я долгое время пытался удержать его от убийства, питая его кровью от добровольных пожертвований. Но через некоторое время он сбежал. Я думал, что больше его никогда не увижу, но через двадцать лет он пришел ко мне. Пришел со своим войском таких же, как он. И я увидел, что он не постарел ни на день с того момента, как я его видел в последний раз.
Владимир сказал, что благодарен мне за то, что я сделал его таким, и благодарен Уахиду. Он принес дары.
– А как же Стефан? Мне казалось, что они примерно в одно время стали вампирами?
– Да. Я решил попробовать провести эксперимент одновременно на двух людях. Разных по своему виду и из разных стран. Я предполагал, что возможно, кровь Уахида может по- разному подействовать.
– И что дальше? – подбодрил я старца, видя, что тот снова замолчал.
– Я решил попробовать его кровь на себе. Но я уже был стар. Как много времени я потерял! – старик вздохнул в сожалении и прикрыл глаза.
– А что же Уахид? Он так и продолжал оставаться безмолвной подопытной свинкой для твоих экспериментов?
– Сначала нет. Он говорил, что не понимает, зачем я занимаюсь этой ерундой. Но я стал объяснять, что люди смертны, что мы быстро гибнем, что стареем и умираем, что скоро не останется никого возле него, кого он встретил, когда пришел к нам. И он видел, что это так. И я объяснил ему, что его кровь может помочь нам стать такими, как он. Бессмертными, неуязвимыми и сильными.
Я вдруг заметил, что руки старика выглядят все более и более похожими на камень.
– Послушай… извини, не знаю, как к тебе обращаться.
– Называй меня Хранитель.
– Хранитель, мне кажется, тебе нужно подвигаться, или ты сейчас окаменеешь.
– Я больше не могу двигаться. Силы мои на исходе.
– Существуют другие первородные?
– Существовали. Не знаю, остался ли из них кто-нибудь сейчас. Но я допустил одну ошибку. Когда я проводил ритуал, не только кровь Уахида попадала к человеку, но и человеческая попадала к нему. Состав его крови менялся. Каждое новое поколение первородных отличалось от предыдущих. А сам Уахид тоже стал меняться и периодически начал впадать в спячку на долгое время.
– На сколько долгое?
– На века.
– Младенцы-вампиры – твоих рук дело?
Старец кивнул.
– Я пытался найти способ сделать человека бессмертным. Если существуют такие, как Уахид, значит, это возможно в принципе. Почему мы не можем стать такими же, как он? Бессмертными, сильными, красивыми, но без этой проклятой жажды крови.
– Но единственного ребенка, которому удалось выжить и вырасти, ты попытался убить.
– Я не пытался убить Елену! – воскликнул старец, и голос его снова прервался, словно ему трудно было говорить. – Но развитие ее, к сожалению, идет только под воздействием чеснока. Он ранит ее, но и заставляет изменяться. Если ты хочешь, чтобы она взрослела, тебе придется периодически поить ее чесночной эссенцией. Насильно, потому что добровольно она на это не согласится.
– Мне придется? – вскричал я.
– Да. Потому что я чувствую, что мое время пришло. Теперь ты мой преемник и станешь Хранителем.
– Да ты с ума сошел!
– Погоди, Эдвард, погоди, не отказывайся! – торопливо забормотал старец. – Так я и думал, что еще рано тебе обо всем этом знать. Но что поделаешь? Я не могу больше ждать. Я долго искал такого как ты. Ты неспроста похож на Уахида. Я не знаю, почему и как это происходит, но черты наших лиц говорят о нашей сущности, о нашем устройстве организма. Если ты так похож на Уахида, значит, твоя сущность близка к его. Может быть, в тебе в удачных пропорциях смешались гены человека и вампира.
– Получается, и Елена близка к этой сущности?
– Да. Возможно, она даже сможет стать матерью.
– Так вот почему она хотела украсть мое семя!
– Нет, ну что ты, это не она… Это я… Это я подговорил ту девушку-служанку.
– И убил ее тоже ты?
Вампир кивнул.
– Зачем?
– Я же сказал, тебе еще рано было знать. И я боялся, что ты будешь недоволен, узнав, как я буду использовать то, что получил от тебя.
– И буду! – пообещал я. – Какое право ты имел делать что-либо с другими людьми? Почему ты решал за них? Почему использовал в своих экспериментах? Ты поломал столько жизней! Ты создал столько вампиров, которые убивали невинных. Ты сделал меня монстром!
– Жаль, что ты так думаешь, – прикрыл глаза старик. Он едва двигал губами. – Но с другой стороны, ты же можешь попробовать все исправить. Подойди ко всему с научной точки зрения. Найди состав, который будет помогать Елене меняться, не раня ее. Определи, что изменилось в крови Уахида, и можно ли это исправить. Придумай, как создать людей бессмертными, но не желающими убивать ради этого. Я был слишком стар, чтобы изучить новые науки. Мой древний мозг не в состоянии был все это усвоить. А ты смог бы. Ты еще так юн, у тебя вся жизнь впереди. Очень долгая жизнь.
– Даже не подумаю!
Бывший жрец не ответил. Застыл навечно.
***
– Эдвард! – Карлайл вышел навстречу мне, видимо, услышав, как я подъезжаю. Он сдержанно обнял меня, как будто мы расставались всего лишь на пару дней, и произнес: – Заходи в дом.
«Мой бедный мальчик, – услышал я его мысли. –
Как я виноват перед тобой!» Мучения Карлайла захлестывали, а страдал он из-за меня. Мне хотелось как-то успокоить его, объяснить, что не виню его. Что каждый делает то, что считает нужным, даже если его понятие добра не совпадает с точкой зрения облагодетельствованного.
Неужели было бы лучше, если бы Карлайл тогда позволил мне умереть? Спорный вопрос. Но только моя жизнь послужит ответом на него. Как я ее проживу? Что сделаю?
– Я рад тебя видеть, – продолжал мой отец нарочито бодрым тоном, так не подходившим его внутреннему состоянию. – Надеюсь, ты побудешь какое-то время дома?
– Знаешь, Карлайл, – ответил я, – я хочу остаться, если ты не против. И… – я переждал всплеск радости и облегчения в его мыслях. – И знаешь, я тут подумал… Как ты посмотришь на то, что я начну изучать медицину?
Источник: http://www.only-r.com/forum/33-578-1
