Творчество

Март 1988 
 

Внутри у меня как будто что-то проваливается, когда я вижу Эдварда, который появляется из-за угла на велосипеде и вслед за нашей машиной въезжает на дорожку. 

– Похоже, Эдвард хочет с тобой поговорить, – сообщает мама, выключая двигатель. – Только помни, у вас всего около десяти минут, нужно начинать готовиться. Грэм зайдет за тобой в пять. 

– Ладно, – я вздыхаю, глядя, как Эдвард останавливает велосипед рядом с моей дверцей. Тяну защелку дверной ручки и выбираюсь из машины, пытаясь улыбнуться своему другу. Мама заходит в дом даже раньше, чем у меня получается собраться с мыслями. 
– Привет! 

– Привет, – грустно отвечает Эдвард и несколько секунд пристально рассматривает меня. Я слежу за тем, как его взгляд опускается к моему свежему маникюру, а потом поднимается к только что уложенным волосам. – У тебя другая прическа. 

Я дотрагиваюсь до виска: 
– Да. Мама решила, что будет красиво, если мне заплетут французскую косу с этими цветочками. Они называются «Дыхание Ребенка». 

Он кивает: 
– Смотрится симпатично. 

– Спасибо, – нервно сглатываю, понимая, что задолжала ему извинение. – Слушай, мне очень жаль, что я не смогу пойти с тобой сегодня на вечеринку. 

Эдвард прикусывает губу и, отвернувшись, глядит в сторону улицы: 
– Это облом, что тебя не будет там во время наших традиционных мероприятий в честь Дня Святого Пэдди (Прим. пер.: Эдвард шутливо называет так Св.Патрика, небесного покровителя Ирландии. День Святого Патрика – религиозный праздник, отмечается 17 марта), – с усмешкой говорит он. – Никому, кроме тебя, не нравится макать вместе со мной французский картофель фри в этот их Шемрок-коктейль. Только мы с тобой делаем это вместе каждый год. 

Сердце сжимается, настолько я расстроена из-за того, что подвожу Эдварда. 
– Да, это случилось так неожиданно. Грэм пригласил меня на бал только в среду. 

Эдвард начинает ковырять талон техосмотра на руле велосипеда: 
– Почему же он ждал так долго? 

– Вначале его парой была Нэнси Мартин. Но несколько дней назад умерла ее бабушка, поэтому Нэнси пришлось уехать из города и отказать Грэму, вот он и пригласил меня, потому что не хотел идти один, – я прислоняюсь к машине, меня мутит всё сильнее. 

– Он тебе нравится? 

– Грэм? – я пожимаю плечами. – Ну… наверное. Хороший парень. Его отец работает вместе с моим в полиции, поэтому мы уже давно вместе бываем на вечеринках. Тусовались и раньше. 

– Держу пари, ты ему нравишься, – чуть слышно шепчет Эдвард. Не знаю, почему это немного злит меня. 

Я покашливаю и говорю с нажимом: 
– Мы просто друзья. У меня нет парня. 

– Возможно, скоро будет. 

Мое сердце внезапно пускается вскачь. Эдвард хочет снова быть моим парнем? Он имеет в виду нас? Или меня и Грэма? Эта неопределенность заставляет меня злиться еще сильнее. 
– Мы просто танцуем, Эдвард. Как и все, ходим на танцы в Клуб 87 в Вон-Холле. Ты всегда танцуешь со своими подружками, – это прозвучало немного ревниво. Ну и пусть. Со мной-то он танцует редко. 

– У меня нет никаких подружек, – быстро отвечает он, растаптывая сосновую шишку, лежащую на дорожке. – Только друзья, среди которых есть и девочки. 

– Ну и у меня то же самое. Друг, который, так уж вышло, оказался мальчиком, – я стараюсь, чтобы мой голос не звучал пискляво. – Просто это будут не танцы для семиклассников и восьмиклассников в Клубе 78, а выпускной бал восьмиклассников, куда в качестве срочной замены придет и одна семиклассница, – я показываю на себя, как будто он этого еще не понимает. 

– Да, но он пригласил тебя и на ужин, – Эдвард отступает на шаг. И даже качает головой, начиная вести себя так, словно ему наплевать на все мои объяснения. – Для меня это выглядит как свидание. 

Я вздыхаю и прихлопываю букашку, которая летает вокруг моей головы. Не знаю, почему в этот момент я должна чувствовать себя с Эдвардом так неловко. Он никогда не проявлял ревности по поводу моего общения с другими мальчиками, поэтому мне непонятно, почему это происходит сейчас. 
Это кажется странным. И сам он кажется странным. Мне это не нравится. 

– С тобой всё в порядке? – спрашиваю я, делая шаг к Эдварду. 

– Да. Всё хорошо, а что? 

– Не знаю. Ты выглядишь расстроенным, а я вроде бы не сделала ничего плохого. То есть мне жаль, что не получится пойти на ежегодную вечеринку твоих родителей в честь Дня Святого Патрика. Знаю, это наша традиция, но не думала, что ты будешь так сильно против. 

– Почему же мне не быть против? 

Я всплескиваю руками: 
– Понятия не имею, Эдвард. Да, мы с тобой друзья, но видимся в основном в школе. Друзья, но не такие сверхблизкие, какими были в детстве. К тому же у вас на вечеринке будет целая компания ребят, с которыми можно тусоваться. Ведь каждый год приглашаются одни и те же семьи. 

– Белла, пять минут! – кричит мне мама из окна гостиной. Я оглядываюсь на Эдварда, который пинает камень, целясь в покрышку своего BMX (Прим. пер.: Bicycle Moto Xtream – спортивный велосипед для тренировок юных кроссменов). 

– Короче, я просто не думала, что это так уж важно для тебя, – заканчиваю я свою грустную мысль. 

– Я и не говорю, что это для меня важно. Наверное, всё из-за того, что мы делали так много лет. Перемены не всегда кажутся приятными, – он подчеркивает слово «важно», как будто пытается убедить нас обоих. Не знаю, стоит ли ему верить. Парни вечно всё запутывают, но мне ясно, что имеет в виду Эдвард, говоря о переменах. Они могут быть пугающими и печальными. Особенно если это не перемены к лучшему, к которым вы готовы. 

Я киваю и складываю руки на груди: 
– Понятно. И извини, что я стала немного раздражительной. Просто мне не нравится, когда меня обижают, а еще больше – когда я сама кого-то обижаю. И, похоже, всё-таки обидела тебя, – я замолкаю, желая, чтобы этот вечер уже закончился. – Прости. 

Эдвард пожимает плечами, на его лице появляется слабая улыбка, которая всего лишь самую капельку утешает меня: 
– Ничего страшного, – он запрыгивает на свой велосипед и наклоняется назад: – Надеюсь, ты повеселишься этим вечером. 
Трудно понять, действительно ли с ним всё в порядке или он только так говорит. 

– Спасибо, постараюсь, – улыбаюсь я. Эдвард нажимает на педали и отъезжает, а я добавляю: – Насладись там этим Шемрок-коктейлем! 

Он смеется, оглядываясь на меня, и молча машет рукой на прощанье. 
. 
. 
. 
Грэм и его мама подвозят меня после бала, и я бреду в пустой дом, но на кухонном столе нахожу записку от родителей: 
Беллз, 
если ты читаешь это, значит, мы втроем всё еще на вечеринке у Калленов. Джаспер собирается ночевать здесь вместе с Эмбри. Не стесняйся, переодевайся и приходи, если остались силы. Мы вернемся довольно поздно. 
Любим тебя, 
Мама, папа и Джаз. 

Не уверена, что в состоянии увидеть сейчас Эдварда. Он казался таким встревоженным. Думаю, перед следующим разговором с ним стоит выждать несколько дней. 

Приняв душ и надев пижаму, я открываю раздвижные двери и слушаю ирландскую музыку, смех и дурашливые возгласы, доносящиеся через весь квартал с террасы дома Калленов. Я сижу на заднем крыльце и улыбаюсь, когда участники вечеринки во всё горло распевают «Ринг-динг дидл идл ай-де-о» (Прим. пер.: Начало припева из песни «Drunken Scotsman»/ «Пьяный шотландец»). 

Неожиданный шелест в кустах, хруст сухих листьев под чьими-то ногами – и волосы у меня на затылке встают дыбом от страха. Я тихонько поднимаюсь и начинаю пятиться к двери. 
– Белла? 

Едва удерживаюсь от крика, услышав своё имя, однако, когда свет падает на лицо Эдварда, утихомириваю часто бьющееся сердце. 
– Ты напугал меня до полусмерти! 

Он пытается улыбаться, но, похоже, чувствует себя виноватым: 
– Извини. Просто принес тебе кое-что. 

Я снова спускаюсь по ступенькам, а он вытаскивает из-за спины и ставит на столик белый пакет. Порывшись, извлекает из него два картонных стакана с эмблемой Макдоналдса и сверток из фольги, в котором оказывается большая порция картофеля фри: 
– Сюрприз! 

Я улыбаюсь и удивленно округляю глаза, догадавшись, что в стаканах наверняка тот самый особый мятный коктейль. Беру ломтик картофеля и поражаюсь, обнаружив, что он с пылу с жару. 
– Как ты… они же свежие! Разве твоя мама не отвезла тебя туда перед вечеринкой, как всегда возила нас? 

Эдвард качает головой, берет наши стаканы, потом садится на крыльцо и вытягивает вперед длинные ноги: 
– Поскольку ты не собиралась приходить, она поняла, что мне не до этого, – он постукивает соломинкой по крышке стакана, пока не протыкает ее. – И была права… но когда я увидел, что ты пришла домой, то съездил на велосипеде, чтобы раздобыть это для нас, – протягивая мне готовый напиток, он чокается нашими стаканами: 
– Sláinte! (Прим. пер.: «Здоровье!» - что-то вроде тоста у тех, кто говорит на любом гэльском языке, то есть у ирландцев, шотландцев, жителей Уэльса. Ирландцы произносят его как «СлАнте» или даже «СлАнче»). 

– Sláinte! 

– О, и зацени вот это, – он достает из заднего кармана пластиковый пакетик. – Нашел для тебя сегодня после школы. Подумал, что это будет классно, особенно в такой праздник, – Эдвард пододвигает к нам одно из садовых кресел и кладет фольгу с картошкой на сиденье. 

Рассматривая зеленую траву в пакетике, я вдруг понимаю, на что гляжу. И чувствую, что глупо улыбаюсь, словно снова и снова слушаю самые забавные шутки. Потом качаю головой. Этот заботливый парень сделал всё это… для меня… для нас. 

– Спасибо за мой четырехлепестковый клевер! 

Он улыбается, держа в зубах соломинку и наслаждаясь своим ледяным лакомством. 

– Просто не верится, что ты ездил на велосипеде аж до Макдональдса. На Стокс-Роуд в такой час? Родители тебя убьют. 

Эдвард пожимает плечами и окунает два длинных ломтика картофеля в свой коктейль перед тем, как слопать их: 
– Я ехал по парковкам и выбирался на дорогу, только если без этого было никак не обойтись. А наши родители и гости слишком увлечены своим «черно-рыжим», чтобы заметить мой уход, – говорит он с усмешкой и тянется за следующим кусочком картошки (Прим. пер.: «Черно-рыжее» или «Black and Tan» - название пивного коктейля из темного и светлого пива). 

– А как ты понял, что я уже дома? 

– Бал должен был закончиться в десять, поэтому я проехал мимо вашего дома около четверти одиннадцатого, – он прислоняется спиной к створке раздвижной двери. – В твоем окне горел свет – значит, ты уже вернулась, вот я и рванул в Макдональдс, а оттуда – прямо сюда. Постучал в парадную дверь, но никто не ответил, и я догадался обойти дом, потому что заметил свет в гостиной. 

– И вот она я, – говорю я перед очередным глотком. – Смотри-ка, – показываю на фольгу, – ты даже не дал нашей картошке остыть. Молодец, бойскаут! 

Эдвард смеется: 
– Пришлось проявить предусмотрительность. Кто же захочет есть картошку не первой свежести? 

Еще несколько минут мы наслаждаемся нашим ночным перекусом и неодобрительно качаем головами, слыша пение и безумные вопли, доносящиеся с участка Калленов.
– Хорошо, что мой папа полицейский в этом городе. У наших семей каждый год могли бы быть неприятности из-за нарушения порядка, – добавляю я. 

Смеясь мы тянемся за картошкой и макаем ломтики в коктейль снова и снова. На балу с Грэмом мне было весело. Он хороший парень… однако никто и никогда не будет моим другом, Эдвард. 

– Мне очень жаль, что я пропустила сегодня эту вечеринку, но твое угощение было потрясающим. 

Кивнув, Эдвард снова чокается со мной картонным стаканом: 
– Кто сказал, что ты ее пропустила? Думаю, у нас сейчас отличная вечеринка, – он протягивает руку: – Ладно… настало время ежегодного обморожения мозга коктейлем Шемрок. 

Я хихикаю и подношу свой стакан к его: 
– Ох, черт возьми, давай… раз, два, три… ВПЕРЕД! 
 

***

Май 1989 

Я занимаю место за второй партой в том ряду, что ближе к окнам. Предалгебраические задачи – самый малочисленный курс из всех, на которые родители записали меня в разгар учебы. Кроме меня, здесь всего семь человек. Судя по всему, мы опережаем остальных восьмиклассников и, если хорошо закончим этот учебный год, сможем приступить к ускоренному изучению алгебры, как только перейдем в старшую школу. 

Мне нравится этот предмет уже хотя бы потому, что его посещают всего две девочки – я и Эмили Брэдфорд. Так уж оказалось, что она не только невероятно умная, но и одна из самых популярных девочек в нашем потоке. Среди близких подруг Эмили по меньшей мере дюжина других сверхпопулярных девочек и столько же симпатичных и пользующихся успехом парней, с которыми они общаются. И один из них – Эдвард. 

С прошлого года дружба между нами стала еще немножко слабее. В нашем потоке только шестьдесят пять учеников, и, по мере того как мы взрослели, Эдварда всё больше затягивала эта толпа, а я держалась за нескольких друзей, которым доверяю. К тому же летом его родители купили другой дом, на противоположном конце города, и теперь мы даже не можем вместе ездить в школу на велосипедах. 
При встречах Эдвард всегда ведет себя дружелюбно. Похоже, ему дела нет до того, что со мной не общаются популярные ребята, он никогда меня не игнорирует. А оказавшись где-то только вдвоем – что теперь бывает редко, – мы ладим точно так же, как и раньше, однако этим наша дружба и ограничивается. 
Это немного огорчает меня – в основном потому, что за последние пару лет я поняла, насколько Эдвард великолепен, но это же осознали и почти все те девочки. И если по радио вдруг передают «О, Шерри», я быстро переключаюсь на другую станцию. Интересно, вспоминает ли меня Эдвард, когда тоже слышит эту песню, поет ли все еще обо мне. От этой мысли у меня в животе завязывается узел. 

Время не стоит на месте, а мы с Эдвардом, наверное, просто пошли в разные стороны. 

Правда, сегодняшний сон взбудоражил меня. Я витаю в облаках с того самого момента, как проснулась из-за того, что мой радиобудильник завопил голосом Уитни, которую интересовало, куда деваются разбитые сердца. Мне давно уже не снился Эдвард, к тому же перстень с сапфиром я получила еще во втором классе от дедушки и бабушки в подарок к первому причастию. И всё-таки сегодня ночью Эдвард преподнес мне этот перстень в качестве обручального кольца. Хотя в этом сне мы наверняка были старше, но перстень Эдвард использовал тот самый, серьезно. 

Я весь день не могла перестать смотреть на свою руку. 

Мистер Джексон входит в класс, призывает учеников к порядку, а Эдвард как раз в этот момент проскальзывает позади него и плюхается за парту прямо передо мной. Обычно он сидит со своими приятелями, в дальней части класса, поэтому сказать, что моё сердце просто пропустило удар, было бы преуменьшением. Эдвард сразу же поворачивается ко мне и спрашивает о моем мнении насчет дополнительного вопроса из вчерашнего домашнего задания. 

– Ммм… я просто перемножила (12+4х) и (х+4) по правилу умножения двучленов и получила итоговое уравнение, – я указываю на цифры, а он округляет глаза и улыбается, глядя на меня. 

– Ох, теперь дошло! – он отворачивается к своей парте и быстро записывает результат в свою рабочую таблицу. Как только мистер Джексон начинает перекличку, Эдвард снова отклоняется назад, чтобы видеть меня. – Спасибо за этот ответ, моя маленькая подружка, – он гладит меня по голове с самой искренней улыбкой, а потом бросает взгляд на мою руку и дотрагивается до пальца: – Ух ты, симпатичное колечко. 

«Подруууууужка?» – мысленно кричу я. Я его подружка? Поглаживание по голове и милое обращение заставляют меня воспарить в облака, но когда он еще и мимоходом высказывается по поводу кольца! Того самого, с которым сделал мне предложение сегодня ночью! О боже. Я умираю, но умудряюсь пискнуть: «Спасибо!» 

Он пару секунд пристально смотрит мне в глаза, прежде чем снова заговорить: 
– Ты всегда была самой хорошей девочкой в нашем потоке и лучшей из всех, кого я знаю. Надеюсь, тебе и самой это известно. 

Я улыбаюсь, чувствуя, как начинают гореть щеки, а потом выдыхаю: 
– Спасибо. Ты тоже. 

Он корчит рожицу: 
– Ты назвала меня девочкой? 

Мы оба тихо смеемся, пока мистер Джексон, который пишет что-то на доске, не шикает на нас. 

– Эдвард, ты идешь к Кейт завтра вечером? – в наш личный момент беззаботно вклинивается Эмили. – Ее родители собираются на побережье, готовить дом к лету. Кейт думает, что ее старший брат, возможно, разрешит нам выпить пива, – она поворачивается и нагло смотрит на меня: – Только для наших близких друзей. Без обид. 

Я вздыхаю и начинаю списывать с доски. Вкус пива мне уже знаком, оно меня не интересует. Тот глоток из папиной запотевшей кружки в прошлом году был противным. 

Общение с Эдвардом, однако, совсем другое дело. Уж точно далеко не противное. 

В ответ на слова Эмили он закатывает глаза и снова всем телом поворачивается ко мне, как будто ему безразлично, что она думает о нем или о нашей дружбе. Это вызывает у меня улыбку. 
– Не обращай на нее внимания, – шепчет Эдвард. – Просто помни, что я сказал, потому что это правда. 

Улыбка, вспыхнувшая на его лице, заставляет меня мысленно нарисовать наши с ним инициалы и окружить их большим петельчатым сердечком. Моя тетрадка для анкет испещрена надписями: «Белла и Эдвард навсегда». Я провожу множество вечеров, рассматривая наши фотографии, накопившиеся за годы, и снова складывая в мою коллекцию. Это занятие очень нравится мне, но в то же время заставляет чувствовать себя круглой дурой. 

Мы с Эдвардом такие разные. Хотя он очень мил со мной в те моменты, когда мы наедине, но это единственное, что у нас осталось теперь, когда мы стали старше. Редкие моменты наедине. Эдвард уже пьет пиво на вечеринках с самыми привлекательными девочками, причем без родительского присмотра, а я всё еще рисую сердечки в тетрадках, надеясь, что он когда-нибудь снова так посмотрит на меня. 

За неполные восемь лет учебы мы вместе прошли через многое. Были ли мы с Эдвардом парой или просто лучшими друзьями и партнерами по игре в прятки с фонариком, наш статус по большому счету никогда не имел для меня значения. 

Этот парень по-прежнему владеет моим сердцем и, держу пари, сам того даже не знает.

******************************************************************************************************

От автора:

Вздыхаю… эти годы отрочества для многих были очень тревожными, а? Люди, мы уже на пороге старшей школы. Побудем там, пока эти двое детей разберутся друг в друге И в себе. 

**************************************************************************************************************

От переводчика O_Q(Ольга):

Ну вот, Эдвард и Белла уже почти старшеклассники. Но упоминание об их истончившейся дружбе, разумеется, совсем не радует. А ведь начало главы было таким обнадеживающим. Впрочем, может быть, Белла зря так пессимистична? Всё-таки Эдвард сказал ей кое-что очень приятное. 
Как всегда, ждем ваших комментариев здесь или на Форуме.