Творчество

Когда появляется предчувствие – плохое или хорошее – это всегда меняет вашу жизнь. Всегда. Уже само ожидание перемен зачастую становится их залогом.
Что такое сто часов? Сто часов – это пять дней.
Пять дней в Лондоне, первые два из которых я не спрашивала у Роберта ничего о причинах его предположительного отлёта. Мы были у него дома, у меня дома, общались с его родителями и нашими общими друзьями, которые были рады видеть нас вместе.
Снова вместе...
Мы ездили в Гринвич на радость репортёрам и в Бэзилдон – прячась от всех, даже от мало-мальски знакомых людей. Просто бродили по узким зелёным улицам, взявшись за руки под тенью черепичных крыш. Мы говорили, а наговориться не могли...
«Как перед смертью», - услужливо подсказал бесцветный шёпот где-то в глубине сознания. Я узнала его, но с Томом мы даже не созванивались с того самого утра. Пару раз звонил Дэн, который стоически воспринял новость о возвращении Роберта в мою жизнь. Особого энтузиазма по этому поводу он не выказал, а вот тяжких вздохов я от него наслушалась.
- Бэйб, я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь... На этот раз.
- И я надеюсь, Дэн. Как у тебя с Кейти?
- Думаю о помолвке. Впервые, но всерьёз. Не уверен, что решусь, но думаю...
Великолепно. Мой великовозрастный приятель Дэниэл Джейкоб Рэдклифф подумывает о том, чтобы надеть своей подружке кольцо на пальчик, да ещё и объявить о том, что он вот-вот перестанет быть завидным британским холостяком, на весь мир. У меня язык чесался спросить, в курсе ли этих его дел Марсия Гришем, которую он уже двадцать три года радует своими авантюрными сыновними поступками, но воздержалась.
Дэн сделал мне большое одолжение, предупредив заранее о том, что Алан вернулся из своей поездки, хотя я прекрасно помню, что он собирался пробыть на континенте как минимум до середины марта.
- Ты же знаешь, он очень придирчиво просматривает прессу. И тот самый выпуск «Guardian» с вашей вылазкой в Гринвиче лежит у него на столе. Могу спереть, конечно. Но это вряд ли поможет.
- У меня будут проблемы, как думаешь? – я догадывалась о реальном положении дел, но не могла не спросить. Дэн частенько оказывался очень прозорлив в своих прогнозах.
- Как я думаю... – он вздохнул. – Да для меня тут нет проблемы. А вот с твоим литературным агентом проблемы будут. Он сейчас ходит мрачнее тучи. Так что... Ожидай вызова на ковёр. Будет ругаться.
Ругаться... Алан будет ругаться.
Каждый раз, когда мне предстоял трудный разговор с Рэдклиффом-старшим, я нервничала, как школьница. Он вложил в меня не только деньги и связи, но и часть своей души. Он терпеливо отнёсся ко всем накладкам, которые возникли у меня из-за перманентного метания по миру напару с Робертом. Он помог мне выплатить неустойку, когда я завалила все сроки издательства...
Он был моим главным советчиком.
Моим богом редактуры и флагманом мира, в котором заправляли писаки из «Ландэн ревью оф букз».
Серьёзный разговор с ним теперь, когда моя жизнь сделала такой вот фортель, мог обернуться чем угодно. Я думала об этом постоянно: во время ланча с родителями Роберта (кажется, Клэр заметила, что со мной что-то не так), в баре вечером и даже ближе к ночи, наедине с Робом.
- Что случилось? – просто спросил он, беря моё лицо в свои ладони. – Что. Случилось. Рассказывай.
- Пока ничего. Как случится – расскажу. Тебе. Первому, - ответила я в том же духе, внутренне содрогаясь от одной мысли о возможных перспективах. Я ненавижу врать Роберту и особенно – когда он делает вид, будто верит. – Кстати... Ты говорил что-то о ста часах в Лондоне...
Он удивлённо вскинул брови, а потом улыбнулся. Позволил мне сменить тему, притом, легко.
- Это тебе Фелтон пересказал?
- Да, - просто отозвалась я. Мне не хотелось возвращения разговора в прежнее скользкое русло. Мне не хотелось видеть, как он меняется в лице или смеётся над моими страхами. А Роберт мог, вполне.
- У меня были такие планы, не спорю. Но я же сказал, что останусь, если будут особые причины. Вообще у меня долгий творческий отпуск. Мне нечего делать в Штатах, если ты этого боялась... Ты же боялась, что я уеду? – его пальцы щекотно скользнули по моим щекам. Он спрашивал так, будто догадывался о том, каким будет ответ, а теперь настойчиво требовал подтверждения своих догадок.
- Сам факт твоего отъезда меня не пугает. Меня пугает неизвестность...
- Тебе нечего бояться. Верь мне, Стэсс...
И я верила.
Кажется, год или полгода назад, Роберт снял себе квартиру в Фулхеме, недалеко от ботанического сада, на чужое имя. На вопросы друзей, почему именно здесь, он отшучивался: «Это всё из-за «Стэмфорд Бридж» и «Крэйвен Коттедж». Это шикарные стадионы, да... Я же люблю футбол! Нет, нет, нет, я по-прежнему болею за «Арсенал», хотя они играют как полный отстой».
Эта современная жилплощадь стоила кучу денег, была напичкана техникой, светом, звуком, кожаной мебелью, но была совершенно чужим пространством для нас обоих. И Роберт не собирался её обживать: он всерьёз надеялся вернуть себе квартирку рядом с Кингз Кросс. Признаться, мне тоже хотелось бы вернуться туда.
Вернуться с ним, чтобы просто вспомнить наши совместные возвращения, ссоры, примирения...
Все текущие планы Роберта Томаса Паттинсона были связаны с музыкой, с гитарой, с записью альбома, а это означало Лондон, Лондон и ещё раз Лондон.
Кружите меня, кружите...
Мне хотелось летать от мысли, что ему не надо никуда ехать, срываться, спотыкаясь о часовые пояса и череду акклиматизаций. Что он будет рядом каждый вечер, и пусть мне придётся разбиться в лепёшку, чтобы успевать совместить свой рабочий график по медиаплану и роль заботливой девушки. Я была готова на это, только бы иметь хотя бы призрачный шанс, что снова будут наши с ним вечера разговоров ни о чём, когда Роб клал голову на мои колени и, закрыв глаза, просил: «Расскажи мне... о своей Родине». И я пускалась в пространные описания бескрайних украинских степей, волнистого ковыля, пережженного жарким солнцем воздуха, звенящего от соловьёв ближе к рассвету. Тонких трелей сверчков, предвещающих завтрашний зной, величественных киевских каштанов в мае и тяжёлых рябиновых гроздьев в сентябре, пряных лепестков бархатцев, цветущих на каждой второй клумбе...
Быть его Шахразадой всегда было приятно. Он любил слушать так же, как и читать, потому каждый мой рассказ вознаграждался более чем достойно – он рассказывал мне что-то об Англии, о своём детстве, своих мыслях... Равноценный обмен, не так ли? Я понимала, что никогда Роберт не будет для меня прочитанной книгой. Это ли не счастье? Слушать его голос, ловить вибрации, отдающиеся где-то там, за ключицами – это ли не момент истины? Теперь, когда шанс вернуть это был так реален, что хотелось коснуться его рукой, мне хотелось сделать всё, чтобы сохранить близость наших душ.
Близость же наших тел и так была аксиоматична.
Феромоны, афродизиаки... Мне иногда казалось, что та первая неделя нашего знакомства ещё не окончилась.
По-прежнему хотелось поселиться навеки в комнате, наполненной доверху звуками его дыхания. По-прежнему от прикосновения его колючей щеки мурашки неслись по моей спине щекотной волной. По-прежнему его неосторожные касания будили дремлющую слабость в коленях.
Всё было по-прежнему: и чёрное, и белое, и плохое и хорошее.
Помню, впервые оказавшись у него дома после этих чудовищных месяцев в разлуке, я увидела кусок мыла в ванной – Yardley, английская лаванда. И расплакалась, как дура. У него всё было прежним, будто мы расстались вчера. Что говорить о его чувствах ко мне? Разве могли они измениться? Он не стал спрашивать, почему я реву: просто обнял, позволяя зарыться лицом в его колючий свитер.
- Я тебя люблю. Ещё сильнее, чем раньше... - просто сказал он. И лёгкая пауза, вставшая между этими фразами, добила мои сомнения.
Я промучилась ещё несколько часов, прежде чем решилась поговорить с ним. Роберт выслушал меня совершенно спокойно: единственное, что выдавало его внутреннее напряжение – плотно сжатые губы.
- Ты думаешь, что Алан Рэдклифф будет очень зол из-за того, что ты вернулась ко мне? – поинтересовался он, беря со стола сигареты. И тут же кладя их на место.
Я почувствовала, как краснею. «Вернулась ко мне» - это так просто прозвучало в его исполнении, будто не было этих двух лет, когда я всячески делала вид, что меня вообще нет на планете. Будто я сделала ему какое-то одолжение...
- Я не знаю. И эта неизвестность пугает меня больше всего.
- Он всегда относился к тебе хорошо. Почему сейчас он должен повести себя иначе? По-моему, ты зря волнуешься.
- Он очень помог мне... тогда. Но мне стрёмно, Роберт. Стрёмно, потому что я не уверена в том, что всё будет гладко, как прежде.
В прежнем варианте понятие «гладко» включало в себя выплату неустойки издательству, часть которой Алан взял на себя, напряжённый творческий график и торжественное обещание держать голову в холоде в дальнейшем. И если деньги я ему вернула хотя бы наполовину, то с холодной головой вырисовались конкретные проблемы.
- Давай решать проблемы по мере их поступления, малыш. Если всё упирается в мою работу, то ты всегда можешь успокоить своего агента тем, что я не планирую в ближайшее время активно перемещаться по миру. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Если что-то в этой теме зависит от меня – я сделаю. Я к этому готов...
Душить его в объятиях было бесполезно: этот простой жест не мог выразить и тысячной доли моей благодарности. За понимание, за все слова, которые казались мне даже слишком вескими. За его мужество, которым он отгораживал меня от мира моих страхов.
И я успокоилась.
Если бы было что-то действительно страшное – Дэн бы предупредил.
Если будет что-то неприятное – выплачусь на плече у Роберта.
Альфа и Омега...

***
- Я больше не могу представлять твои интересы, Стэсс. Это не слишком хорошая новость, понимаю.
Этой фразой началось рабочее утро в кабинете Алана Рэдклиффа. После приветствия, чая и расспросов о его поездке, он огорошил меня своим безапелляционным заявлением.
Тон холодный.
Глаза печальные.
Руки в замок за спиной.
Он не ругался, нет. Он просто ознакомил меня с принятым взвешенным решением. И это было куда страшнее любой выволочки, на которую я рассчитывала и с которой заранее смирилась. Спорить с ним было бессмысленно, да и в тот самый момент мне показалось, что диспраксия у меня, а не у Дэна: все слова вылетели из моей головы, а язык попросту отказывался шевелиться в нужной последовательности. Оттого моё беспомощное: «Why?» было похоже на нечто среднее между скулежом щенка и нечленораздельным вопросительным возгласом родом из корявого русского. Мне хотелось верить, что Ал хотя бы удостоит меня объяснений.
Пожав плечами, он прошёл от стола к окну, потом обратно. Когда он коснулся журнала, лежавшего на краю стола, мне стало всё более чем ясно. Брезгливый жест, с которым он взял его - двумя пальцами за уголок – говорил даже слишком о многом.
- Я не могу рассчитывать на тебя, когда ты с ним. У тебя есть всё: ум, красота, талант, целеустремлённость... Но в тебе нет благоразумия. А когда ты рядом с мистером Паттинсоном, у тебя окончательно выключается инстинкт самосохранения. Я не буду принуждать тебя выбирать между ним и работой – я не сатрап. Это бесчеловечно и подло. Если хочешь моё мнение – рано или поздно тебе придётся выбрать. И уйти в тень, поскольку, как я понимаю, он для тебя будет важнее. Единственное... – Алан вздохнул и посмотрел на меня по-отечески заботливо. – Мне жаль, что твой талант будет зарыт в землю. Это только вопрос времени... Его сомнительное актёрское дарование не стоит такой жертвы.
- Но Ал... Ты мог бы дать мне шанс...
Он покачал головой.
- Стэсс, нет. Никаких шансов – бизнес есть бизнес. Мне хотелось бы сохранить с тобой дружеские отношения, хотелось бы, чтобы ты продолжала общаться с моим сыном, хотелось бы давать тебе советы, если они тебе понадобятся. Но представлять интересы человека, живущего с головой в облаках на вулкане... – Алан закатил глаза. – Для меня это слишком хлопотно. Поэтому я говорю нет не тебе, но нашему сотрудничеству. Если ты переживаешь относительно тех денег...
- Я отдам тебе всё до последнего пенса, Ал. Это не обсуждается.
- Девочка моя, я не собираюсь пихать тебе палки в колёса. Но я очень сомневаюсь, что ты будешь работать в этой индустрии. Поэтому деньги понадобятся тебе самой, - ирония, сарказм... Я так и не поняла, что именно это было. – Если ты заедешь после обеда, я успею отдать тебе все твои бумаги уже сегодня.
- Спасибо, Алан. Не мог бы ты передать их через Дэна?
- Без проблем, если у него есть на это время.
- Мы сегодня обедаем в «Eagle». Традиция.
- Хорошо.
Вот и всё.
Сегодня, когда Роб впервые оставил меня одну на целый день до позднего вечера, я не знала, как мне прожить этот день. Ещё вчера мне было легко и просто, а сегодня я запросто могла пополнить ряды безработных. Нет, работа у меня была. Но насколько хорошо я с ней буду справляться в режиме сам-себе-менеджер...
Телефон Роба был недоступен. Ещё бы... Ему предстояло несколько важных деловых встреч с представителями лейблов – он ещё не решил, кому доверить запись своей пластинки. Потом несколько пробных сетов на студии... Мы договорились встретиться вечером, в «Эффре». Я не рассчитывала успеть его услышать, думала, что заберу его на такси сразу после выступления. Но теперь у меня была туева хуча свободного времени.
Медиаплан можно было выбрасывать к чёрту.
Насчёт «Эффры»... Мне было странно, но в то же время приятно возвращаться в Брикстон. На этот раз без свистящей дыры в сердце. Там, за поворотом Эффра-роуд, всегда можно было если не послушать джаз в воскресенье, то хотя бы насладиться напевным голосом Лорен – необъятной негритянки, которая этот самый джаз и исполняла, попутно договариваясь о выступлениях других музыкантов. Здесь всегда зависали местные, и они были рады каждому, кто вытаскивал гитару на сцену в конце долгого дня. Не знаю, почему Роб захотел играть там в пятницу, когда количество работяг, приходящих в «Эффру» тянуть пиво, максимально. Во всяком случае, ему это позволили...
Надеюсь, сегодня вечером там найдётся лишний стул – для меня. Если нет – сяду на ступеньку у сцены. Чёрт с ними, с джинсами...
Прямо сейчас мне хотелось выпить чего-то крепкого, от чего будет вязать во рту долго, отвлекая меня от внутреннего нытья. Вместо того, чтобы поехать домой и вынуть из бара виски, я отправилась на такси в Гайд Парк, чтобы бесцельно слоняться по зимним аллеям.
Дэн позвонил за час до нашего обычного времени. Его голос звучал даже очень обеспокоено.
- Бэйб, ты как?
- Никак... – честно ответила я. – Я не знаю, как я. Мне нужно переспать с мыслью о том, что я осталась одна. Пока что я недопонимаю серьёзность происшедшего.
- У меня такое чувство, что я тоже виноват... – начал было он, но я была слишком не в духе, чтобы вежливо принимать его безосновательные извинения.
- Перестань, Дэн. Ты тут ни при чём. Надеюсь, ты не раззвонил об этом Кейт?
- Нет, к чему бы? Слушай... Давай я приеду пораньше, мне не нравится, как ты звучишь.
- Мне самой это не нравится. Не дёргайся, чтобы приехать за мной сюда, тебе придётся потратить ровно столько же времени, как если бы ты вовремя приехал на наше обычное место. Так что я буду ждать тебя там, окей?
- Окей.
Я не успела положить телефон обратно в сумочку, как он снова начал звонить. Машинально поднеся его к уху, я приняла вызов. На том конце выразительно прокашливался Фелтон.
- Привет, Том, - я попыталась придать голосу больше жизни, но получилось нарочито.
- Угу, - отозвался он так, будто это я ему позвонила, да ещё и не вовремя. – Есть разговор.
- Что, опять? Когда ты заявляешь что-то подобное, у меня обостряется паранойя.
- Я слышу, ты на взводе. Успокойся и просто скажи, где ты сейчас и когда будешь свободна.
- Я свободна, через час-полтора буду занята.
- С Дэном? Тоже мне, занятие. Где ты? – настойчиво переспросил он.
- В Гайд парке.
- Отлично, я недалеко. Когда подъеду – наберу. Всё.
В последнее время его стиль близился к телеграфному. Коротко, чётко... Возражать бессмысленно. Я прекрасно знала, что без важного повода Фелтон не стал бы звонить мне. Особенно теперь.
Он действительно перезвонил, и мне пришлось подойти к центральному входу. Его тёмная фигура даже издали была похожа на нервный росчерк тёмно-синих чернил. Он курил, не снимая перчаток, повернувшись ко мне спиной, будто позабыв о том, что сам назначил мне встречу. Касаться его обтянутых плотным фетром плеч мне казалось слегка неуместным, поэтому я обошла его, чтобы просто показаться на глаза.
- Привет, Том.
Выдохнув дым через ноздри, он усмехнулся.
- Привет. Расслабься, у меня нет никаких сногсшибающих новостей или признаний. Я просто... – он прикрыл глаза, подбирая слова. – Немного в курсе твоих дел. Соболезную...
- Никто не умер, - отозвалась я дрогнувшим голосом.
- Ой ли.. По-моему, сегодня в муках скончалась твоя карьера. Или я не прав?
Второй раз за сегодня напрашивался вопрос из категории «W-questions». На этот раз: «Откуда?».
- Ты прав, Фелтон. Что дальше?
- Странно. Ты должна бы спросить, откуда я знаю. Но ладно, опустим это, раз так. Зная тебя, я попал бы в яблочко, если бы прихватил с собой бутылку текилы. Да, я козёл, и я знаю тебя уже очень давно и подробно. Я хороший друг, потому напиваться в Гайд парке я тебе не позволю.
- Том, пока что ты демонстрируешь мне то, насколько ты гадкий... – привычно ответила я. Фелтон улыбнулся, будто услышав комплимент.
- Гадкий Том... Так мило, честное слово. Пожалуй, кроме тебя никто меня таким не считает. Ты прилепила ко мне личину Драко так прочно, что я и сам иногда не знаю, в какие моменты превращаюсь в него. Впрочем, хватит обо мне. Мне не нравятся твои бледные щёки, поэтому я собираюсь подбросить тебя до твоего любимого паба, а попутно мы и поговорим.
Так же привычно я вцепилась в его галантно предложенный локоть, чтобы добраться до машины. Только сейчас я поняла, что не просто замёрзла.
Что я дрожу всем телом.
Вместо того чтобы сесть на кресло рядом с водителем, я скользнула на заднее сиденье, сбрасывая промёрзшие сапоги, подбирая ноги под себя и пытаясь согреться. Уже повернувший ключ в замке зажигания, Фелтон вздохнул и снова зачем-то вышел.
Через минуту его тёмно-синее пижонское пальто служило мне подобием пледа. Я с трудом удержалась от того, чтобы не просунуть коченеющие ноги в один из рукавов. Хлопнув дверцей, Том плавно тронул машину с места. Ему совершенно точно не хотелось спешить.