Типовой московский двор, расположившийся посреди квадрата брежневских девятиэтажек, жил своей привычной и обыденной жизнью, ничем не выделяясь среди собратьев. Дети помладше играли в песочнице, катались с горки, крутились на каруселях. Те, кто постарше, рассекали пространство на велосипедах и скейтах. На лавочках сидели вечные старушки, оглядывая территорию в поисках новых тем для сплетен. Жирные воробьи дразнили рыжего котяру, приготовившегося к молниеносному прыжку за едой и раздражителем его кошачьего покоя.
Бес разглядывал двор, где прошло безмятежное детство. Всё по-прежнему и не так одновременно: появились парковочные зоны для автомобилей, исчезли гаражи-ракушки, за которые он вместе с дворовым кагалом бегал курить в седьмом классе. Дети также качаются на качелях. Не тех из прошлого, из полузабытых воспоминаний. Эти качели новые, не те, на которых он любил сидеть, наблюдая, как Лизка бегает за Цейсом.
На душе засвербело. Как будто он получил билет в прошлое в неведомой кассе. Теперь же не знает, что делать: то ли подняться в квартиру, поздороваться с отцом, словно он уезжал на пару дней в командировку; то ли вообще не показываться на глаза. Так привычнее, проще, уже выработался механизм – нельзя идти на поводу у тоски, сожаления, желания увидеть родных.
Роман привык заботиться о близких, старался не подставлять их под удар. Привычка, дошедшая до автоматизма. Однако сейчас щемящее чувство разъедало всё внутри подобно ржавчине, впитывалось в саму суть. Безумно хотелось стать вновь частью семьи, почувствовать себя просто сыном, которого ждут, надеются - смерть не полоснула по нему острой косой, верят в его скорейшее возвращение из пустоты и черной неизвестности.
Посмотреть в глаза отцу – что может быть проще? Да вот все силы иссякли. Невозможно дышать из-за накатившего чувства вины, саданувшего коварно под дых. Ромку Бессонова давным-давно похоронили, оплакали. Он и тогда казался самому себе отрезанным ломтем, гостем, заглядывающим в дом, подсматривающим за неторопливым течением быта, а сейчас… Что будет с отцом, когда сын внезапно воскреснет? О худшем думать совершенно не хотелось. Да только мысли всё плясали стаей пестрых сорок, что вьются над верхушками деревьев, не давая возможности сосредоточиться, прийти к единственному и правильному решению. Ведь к Лизе он готов бежать, а поговорить с отцом… Детский страх вкупе с ощущением беспомощности…
Присев на край отдаленной скамейки, стоявшей аккурат под старым кленом, Бес наблюдал за парковкой. Снял солнцезащитные очки, повесил их на ворот черной майки. Машина Бессонова-старшего стояла около подъезда. Пока возле нее отец не появлялся. Позвонить и договориться о встрече? Нажать на кнопку дверного звонка, не дав возможности для подготовки «грандиозной новости»? Хорош сынок, ничего не скажешь! Столько лет молчал, не давал знать, что жив, а теперь вот так ворваться в устоявшийся мир, обрадовать появлением?
Даже последние дни в Гаване так не давили, не разрывали сомнениями в клочья. Дэн кидал намеки об осведомленности отца о судьбе сына - «бойца невидимого фронта». Роман уже был готов к разговору, как что-то надломилось. Уверенность гасла с каждой минутой, проведенной вблизи от места, где он рос, играл с собакой, наблюдал за тем, как маленькая девочка с серыми глазами и пшеничными волосами превращается в красивую девушку, вытеснившую всех других из сердца…
Краем зрения Роман заметил движение сбоку от скамейки, напрягся, хотел резко подняться, как того требовал инстинкт сохранения и рефлексы самообороны. Но замешкался. Уже понял, кто там...
Бес почувствовал прикосновение теплой ладони к плечу. Он подскочил, обернулся, сам не заметил, как с губ слетело мальчишечье, совершенно забытое:
- Пап…
- Ну здравствуй, сынок! Вернулся, Бес!
Александр Борисович ухмыльнулся, прищурив левый глаз. Такая знакомая, родная привычка, которую унаследовал и он сам! Время оставило след в волосах, где бежали змейки седины. Около глаз появилась сетка морщинок, только цвет оставался прежним: серая кромка, насыщенный цвет океана и листики кувшинок, плавающие в воде. Роману показалось, будто он смотрится в зеркало, которое отражает не реальность, а возможное будущее. Когда-нибудь он будет выглядеть так же. В один прекрасный миг ему придется наставлять на путь истинный заблудшего сына.
Неловкость сковало параличом тело. Впервые за много-много лет Рома вновь стал собой, но не знал, что делать. Выручил отец, который буквально сгреб его в охапку. Сопротивляться абсолютно не хотелось. Контроль и сомнения разбились в дребезги, будто стеклянный витраж в неистовую грозу от косых струй дождя. Спустя пару мгновений, Александр выпустил сына из по-прежнему крепких объятий и, повинуясь порыву, потрепал его по голове. В последний раз так было, когда Ромке было лет десять, не иначе.
- Расслабься, разведчик. Хотел было тебе по физиономии двинуть, да передумал, едва тебя живым увидел. Ты за мной наблюдаешь, а я за тобой. Да, - протянул отец, - шпионские игры местечкового разлива.
Роман не выдержал и рассмеялся. Легко, открыто, непринужденно. Осознание случившегося заставило сердце разжать тиски. Он дома! Его ждали, он вернулся!
- Ты же сам предупреждал, чтобы я не смел подставлять семью. Прекрасно понимал, куда я ввязался. Мы же долго говорили, перед тем, как…
- Говорили, Ромка. Прекрасно помню. Склероза еще нет, - сказал отец, присаживаясь на скамейку. – Садись, давай. Поговорить еще раз надо.
- Пап, - произнес Бес Роман совершенно не стесняясь давнего слова из детства, - я делал то, что должен был. По-другому не получилось бы. Выход один – или делаешь то, что приказывают, или вперед ногами понесут, да еще вы... Не мог я рисковать! Да и потом, я офицер госбезопасности. Знал, на что подписывался, присягу давал…
- Я не об этом! Вечно ты не тем местом думаешь! Там где просто – усложняешь; там, где надо подумать не один раз – с плеча рубишь. Наследственность, мать ее! В меня весь, сыночка.
Ромка ухмыльнулся. Он так скучал по этим разговорам. Даже когда ему казалось, будто его считают несмышленышем, в моменты, когда у них с отцом взгляды разнились, всё равно он считал его взрослым, предоставлял возможность для самостоятельного выбора. Вот как бывает, оказывается. Для простых осознаний иногда надо пройти семь кругов ада.
- А теперь слушай меня внимательно. И не перебивай. Сейчас ты едешь на дачу. Лизка тебя ждет. И не виляй, не отрицай. Зашло всё слишком далеко! Развели шпионские игры! Нашел ты себе Мату Хари, под стать. Ну с чего вы взяли, что весь мир против вас? Пришли бы, поговорили. Мы бы с Татьяной всегда поняли, не осудили! Роман, ты меня за вторую жену осуждал?
- Нет, - сдавленно выдавил из себя Бес, не веря в услышанное, пытаясь переварить информацию. – Никогда! Ты же знаешь! А Лизка, она…
- А Лизка втрескалась в тебя по самые уши еще в пять лет! И не говори, что не замечал. Не поверю. Когда твою «похоронку» прислали, девчонка сломалась. Понимаешь ты? Она жила тем, что ждала тебя! А потом у нее это отняли… В омут с головой бросилась, замену тебе искала, с Максом связалась. Я подумал, что к лучшему, не будет затворницей, жить начнет, первую любовь забудет. А оказалось… Тебя ждала, точно так же ждала все эти годы. Из Вены вернулась другой. Обновленной. Я всегда знал, что она сильная. Любимая наша девочка. И глаза не отводи. Что стыдного в любви? Я мать твою любил. Она первой у меня была. С Татьяной по-другому всё. Более гладко, тепло, уютно. И это тоже любовь. У каждого она своя. Лизка – твоя женщина. Так будь добр, береги ее!
Слова отца каленым железом прожгли сознание. Тяжкий груз сорвался. Дышать стало легче. Какой дурак! Какой он был дурак, подумав, что отношения со сводной сестрой граничат с нарушением морали. Если бы тогда ему не пришлось уйти, то они были бы вместе, не расставаясь, не прячась по углам, не ища препятствий. Если бы… Но, как известно, в сожалениях до смешного мало толку…
- Посиди, обдумай всё. Еще лучше, подумай по дороге на дачу. Ты сейчас Лизке нужен. Уже никуда не денешься, раз вылез из своего подполья, - во взгляде отца Ромка не увидел ни капли осуждения, обиды, злости. Лишь тихая грусть, сожаления о тех годах, за которые они так и не смогли стать друг другу ближе.
Александр Борисович поднялся со скамейки. Положил сыну руку на плечо.
- Ждем вас всех у нас дома завтра. Поговорим, обсудим, что будем делать дальше. Где вы будете жить, сами решите. Не маленькие дети. Работа у тебя будет, я так понимаю. Роман, вы с Лизкой – наши дети. Уже по отдельности я вас не воспринимаю.
- Спасибо, пап, - обронил Бес, глядя в пространство. – Мы обязательно приедем. Вместе.
- Все вместе, - добавил отец, хитро улыбаясь.
***
Старая калитка, жалобно скрипнув, отворилась, позволила Бесу войти туда, где он бывал в последнее время лишь в цветных снах-картинках, пробиравшихся к нему по ночам, дарившим учащенное сердцебиение и непреодолимую тоску о былом.
Роман застыл перед крыльцом, понимая, что не хочет заходить в дом. Шестое чувство подсказывало ему – Лизку он найдет на их старенькой полянке, среди смятой травы, солнечных зайчиков и белых зверушек-облаков в синеве купола-неба. Не верил, что этого заросшего палисадника, который появился еще при жизни его матери больше нет. Было в запущенной траве-осоке, перемежающейся большими васильками и синими звездочками цикория, нечто вечное, то, без чего он уже и не смыслит своего существования. Там он смотрел в синеву небес вместе с Лизкой, когда она была еще малышкой. Там нашел последний приют старый друг Цейс – символ прощания со старой, легкомысленной жизнью…
Это их маленький мирок, где они впервые поняли, что уже не смогут друг без друга. Нет! Лиза обязательно сохранит укромный уголок. Хотя бы для того, чтобы они могли поговорить именно на том месте после долгой разлуки.
Так и оказалось. Трава буйствовала. Старый дуб шуршал листвой. Солнечные зайчики устроили салочки. Лиза безмятежно спала на клетчатом пледе. Светлые волосы растрепались, на лице играла легкая улыбка. Сердце в груди оборвалось, подпрыгнуло резиновым мячиком к горлу. Его девочка, его желанная! Всё такая же, как много лет назад.
Бес направился к ней, хотел разбудить легким поцелуем в едва приоткрытые губы, но заметил в смятой траве движение. Ему под ноги ринулся щенок овчарки. Широко улыбнувшись, Роман присел на корточки, протягивая руки к собаке.
- Эй, малыш, иди сюда, - ласково произнес он, всё пытаясь погладить ластившегося щенка. Тот радостно вилял хвостом, попытался перевернуться на спину, признавая нового хозяина.
Спустя пару секунд, к их игре присоединился еще один участник. Из буйной растительности, доходившей взрослому человеку до колен, вышел маленький мальчик - едва ступая, делая несмелые шаги. Он упал перед собакой, приземлившись, как и все дети, на пятую точку. Не заплакал, не скривил губ. Лишь шмыгнул носом, но тут же сосредоточился на овчарке. Привычно потянул за хвост, переключая внимание на себя. Песик принялся облизывать мальчугана, а Бес изумленно застыл, понимая, что сейчас задохнется. Потрепал головой, развеивая морок. Но нет, всё осталось по-прежнему: солнечный денек в июне, озорной щенок, его несмышленый хозяин, который так похож на него самого в детстве. Одни вьющиеся каштановые вихры чего стоят!
Возня на траве продолжилась. Мальчик звонко смеялся, щенок поскуливал, облизывал детское личико. Роман не мог прийти в себя, пытаясь не свалиться в первый обморок в своей богатой на приключения жизни. Сердце неистово билось в груди, слова иссякли, будто пересохший колодец посреди бескрайней пустыни. Одна мысль крутилась волчком, не давая осознать реальность происходящего.
- Что разведчик, дар речи потерял? – услышал он ехидный голосок.
Обернувшись, Бес увидел Лизку. Она хитро улыбалась, лукаво поглядывая, всё еще лежа на пледе.
- Лизка… Рыжик…
- Ромка! Ну ты же самый умный, самый сильный, мой самый-самый! И испугался того, что у тебя есть сын, - Лиза поднялась, подошла к нему.
Бес сам не понял, как оказался сидящим на земле. Его изумленный, совершенно обезумевший взгляд блуждал от сына к любимой женщине и обратно. Нервная улыбка застыла на обычно серьезном лице. Лиза присела рядом, обвила руками. Ощутив тепло ее тела, Роман прижал к себе ту, о ком мысли не давали покоя каждый божий день. Запах гречишного меда, терпкость полыни и лаванды, волосы спелой пшеницы… Как ему не хватало всего этого! Наконец-то, он обрел целостность, может ощущать свою вторую половинку, отнятую когда-то долгом, обязанностью, словом присяги.
Ее теплые губы дрогнули, позволили пить нектар, дарить ласки. Язычок устремился навстречу, дразня и разжигая пламя желания в крови. Поцелуй нарастал, забирал остатки воздуха из легких, сводя с ума. Она его целовала смело, решительно, по-свойски. Показывала: она ждала, скучала; тело жаждет получить свое, наверстать упущенное, и чем скорее, тем лучше.
Лиза не выдержала первой. Она ловко прервала сладостную пытку, чуть отстранилась, заглянула в глаза:
- Подожди! Еще успеем. Я так ждала, так скучала, - пальчики пробежали по лицу, обвели скулы, застыли на волевом подбородке.
- Я тоже, моя сладкая, я тоже, - Ромка провел носом по ее волосам, вдохнул нежный, едва ощутимый и такой необходимый запах.
- Сережка! Иди сюда, - Лизка поднялась, подхватила ребенка на руки.
Роман с замершим сердцем, словно на замедленном показе кинопленки, наблюдал, как его любимая женщина держит сына. Как там говорится? «Всё, о чем мечтал, и мечтать не смел»? Нет, даже больше! Он не позволял столько лет себе мечтать, держал на железной цепи желания, воспоминания, надежды. И вот теперь на него свалилось слишком много счастья одновременно!
- Лизка, глупая девчонка моя, - прошептал Бес, когда девушка селя рядом с ним, держа сына. - Как всегда верила мне, ни о чем не думала, да и я тоже…
– Слава Богу, что ты ни о чем не думал! Знаешь, Ром, меня просто достало, что ты думаешь слишком много! Я просто хотела быть твоей, и плевать мне на то, как тебя зовут, на каком языке ты говоришь, предохраняемся мы или нет! Ни о чем не жалею. Ни капли. Если бы я вернулась в Вену, то всё сделала вновь.
- Я тоже, маленькая, я тоже, - тихо проронил Ромка, целуя свою любимую девочку в висок, гладя по голове сына. – Почему Сергей?
Вопрос сам сорвался. Первый из сотни, которые роились в голове, будь то пчелы, слетевшиеся на поляну к медоносным цветам.
- Потому что твой друг когда-то спас тебя в Чечне, сделал так, чтобы ты ко мне вернулся. Жизнь за жизнь. Ты не рад? – Лиза подняла на него грозовые озера глаз.
- Еще не понял, - честно ответил Бес.
- Как это?
- Да вот так, Рыжик. Я уже неделю в Москве. Пока все дела решил по службе, пока понял, что могу вернуться к нормальной жизни, столько всего передумал. Представлял, как увижу тебя… А здесь… Ну Дэн, ну папа! И слова не сказали!
- Это я так просила. Не бушуй. Хотела, чтобы тебе сюрприз был. Впервые вижу, чтобы ты замолчал надолго и глазами хлопал. Согласись же, я смогла тебя удивить! – Лиза хихикнула, уткнулась носом в его плечо.
- Лизка! Ты меня с ума сведешь! У меня мир с ног на голову перевернулся…
- Я люблю тебя, Ром. И это навсегда, - тихо прошептала она, давясь рыданиями.
- Эй, маленький мой, рыженький, ну… Ревешь чего? – пробормотал Бес, стирая губами ее слезинки, так, как делал это давным-давно, когда в его объятиях была просто маленькая девочка, обещавшая стать настоящей, его любимой, единственной. Той, кто будет хранить ключ от его сердца, когда он соберется в дальний путь.
- От счастья, - Лиза шмыгнула носом. – Дурная я, потому что. Не могу поверить еще, что ты теперь здесь, со мной и вернешься, ты будешь возвращаться ко мне, к нам…
- Я тебя безумно люблю, девочка моя. Спасибо тебе за сына, за всё. Прости.
- Я никогда не обижалась. Я ждала. Помнишь? Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать.
Роман чмокнул ее в макушку, подхватил сына на руки. Лиза не стала препятствовать. С улыбкой наблюдала, не подсказывая, не мешая. Первое знакомство должно состояться без подсказок со стороны.
Сережка внимательно рассматривал незнакомца, не испытывая страха. На Беса смотрели его глаза – синяя вода, в обрамлении серого кантика, разбавленная крапинками болотной зеленцы.
***
Облака плыли в вышине, меняя формы, поражая воображение. Солнце разбросало пятна, ветер играл кронами деревьев. Ромка растянулся на траве, лениво грыз травинку, смотрел на небо. Он предавался своему любимому занятию, так же увлеченно, как и в детстве.
Счастье с головой накрыло волной, растеклось по телу, наполнив его ленивой истомой. Рука в руке. Любимая женщина рядом. Сын продолжает возиться со щенком. Над головой небо, распахнутое настежь, забирающее с собой в далекие дали. Оно подарило ему Лизу – маленький осколок солнечного света, который служил путеводным лучиком в том аду, в котором он находился долгое время. Эта любовь могла пролететь мимо, однако ранила сердце острым осколком. Сладость ее губ он ощущал все годы, которые провел в разлуке. А теперь…
Теперь у них вновь есть возможность следить за причудливым бегом фигурок-облаков. Это то небо, в которое они так жадно вглядывались в детстве, делили его между собой. Но теперь это небо разделилось уже на троих…
Источник: http://www.only-r.com/forum/36-296-1
