Глава 6
Уйти от боли За всю следующую неделю Эдвард ни разу не появился в тюрьме. Он почти не бывал дома, засиживаясь в кабинете, уходил с головой в работу, доводя себя до изнеможения. Иногда вспоминал, что надо поесть в перерывах между сигаретами и кофе, от которых стал еще более нервным и напряженным. Его мозг не отключался даже во время непродолжительного сна. Он не находил себе места, только туда, где хотел оказаться, пойти не мог. Но расследование его дела, наконец, сдвинулось с мертвой точки. В Литве были задержаны торговцы живым товаром. В конце-концов, один раскололся, выдав сообщников, и выяснилось, что девушек вывозили во Францию, Германию, Монако, Арабские Эмираты... и Англию. Модельное агенство вербовало молоденьких девушек, предлагая работу и организовывая группы по 5-7 человек. Так их переправляли за границу, а потом решали дальнейшую судьбу – выбор от сексуальных рабынь арабским шейхам до проституток в европейских борделях. Раскрытие преступлений международного масштаба всегда тормозила необходимость в обмене данными с зарубежными коллегами. Иногда дела затягивались на несколько лет. А в это время конвейер торговли людьми все работал... Тут были замешаны еще и наркотики, и тот самый публичный дом, ставший «перевалочным пунктом». Масштабы этой группировки и сферы ее деятельности шокировали. Но в данный момент Эдварда интересовало дело Сони Лейк и все, что с ним связано. Та девочка, покончившая с собой, тоже устраивалась на работу моделью в интернациональное агенство, и, что самое странное и непостижимое, ее родители сами подписали бумаги! Сколько их еще было, таких доверчивых? Сказка о блестящем будущем разбивалась о суровую реальность. У них крали мечты, красоту и право распоряжаться собственным телом. По прибытии угрожали, накачивали наркотиками и заставляли заниматься проституцией.
Сейчас дела разыскиваемых девушек лежали распечатанными на столе Эдварда. Зазвонил телефон, и парень снял трубку.
- Есть очень важное дело, Эдвард. Во время операции пропала журналистка, работавшая под прикрытием, Таня Денали. Я тебе выслал фото и данные на компьютер. Возьмись лично. Преступниками займется Интерпол. Мы уже близки к цели, скоро всех заметут. Надо действовать слаженно и оперативно.
Эдвард положил трубку. Таня. Где он слышал это имя? Он открыл присланный шефом документ. Лицо девушки показалось ему очень знакомым... слишком знакомым. Следующая фотография заставила сердце Эдварда болезненно сжаться. Амбер. Фотография на загранпаспорт резко отличалась от другой, где девушка была с русыми волосами и почти без макияжа. Внезапно Эдвард вспомнил ее слова Роджеру:
- Меня зовут Таня, я журналист.
Бремя вины, которое легло на плечи парня уже давно, стало еще тяжелей при мысли, как он с ней обращался. Он унижал ее, оскорблял, не хотел слушать. И проклинал себя за каждое обидное слово в ее адрес, за каждый грубый жест. Это было вне его компетенции, только ноги все время несли Эдварда туда, где была она, и потом он уже не мог мыслить здраво. А за то, что он сорвался и уволок ее в подвал, который был карцером много лет назад и давно не использовался по назначению, вообще было верхом непрофессионализма... и несправедливости. Даже если забыть, как по-скотски он повел себя потом. Но он всегда будет помнить об этом. Боль и слезы этой упрямой, сильной, гордой девушки, которую он так жестоко сломал, останутся с ним, в его личным аду.
Когда тем ранним утром он как можно тише открыл металлическую дверь и увидел ее, свернувшуюся в комочек на полу и чуть вздрагивающую во сне, Эдвард будто окаменел. Ничего не осталось – лишь чудовищное чувство вины, ненависть к себе самому и острые когти боли, медленно и монотонно раздирающие его изнутри. Он склонился к Амбер, осторожно поднял на руки и понес в ее камеру. Бережно прижимая девушку к себе, и чувствуя ее тело и дыхание так близко, Эдвард отчетливо понимал, что обнимает ее в последний раз.
Сью заметила, что Амбер стала спокойной, какой-то апатичной. Подозревая, что Эдвард не просто так давно не является в тюрьму, женщина сделала выводы, что причина именно в нем. После того, как девушка извинилась перед ней, Сью снова стала относиться к Амбер по-дружески. Однажды, заметив, что на горе-заключенной лица нет, Сью спросила, усевшись рядом на койку:
- Ты не заболела? Может, отвести в медпункт?
- Нет. Все нормально, - безразлично ответила та.
- Тебя снова обидел Эдвард?
От звука этого имени Таня вздрогнула, и это не укрылось от Сью.
- Знаешь, он никогда себя так не вел, хоть я давно знаю этого парня. Иногда он вспыльчивый и упрямый, но... Эдвард хороший. Дело в том... Его мать была заключенной, он родился в тюрьме. Потом она покончила с собой, так что парнишка рос в детдоме. Мне было двадцать четыре, когда я начала здесь работать. Тогда я еще не была замужем, не имела детей. После смерти Берты я часто навещала Эдварда, он до сих пор мне как сын – первые три года рос на моих глазах, остальные тринадцать в детдоме, а потом десять лет учился, взрослел, ошибался... и учился на ошибках... Сначала я удивилась, что он пошел в полицию, но... За это время Эдвард стал хорошим полицейским.
- Я заметила, - тихо сказала Таня.
- Я не знаю, что на него нашло при твоем появлении.
- Он меня возненавидел. Потому что я шлюха. Как большинство мужиков, он презирает таких, как я, но не прочь использовать, - горько улыбнулась Таня.
- Эдвард бы так не поступил. Он может быть жестким в словах, но... в делах подобного рода он ненавидит лишь свое бессилие. Он видит, как рушатся чьи-то судьбы, видит умирающих от передозировки, изнасилованных, избитых, изуродованных... Мир палачей и жертв. Просто... для него неприемлемо, ужасно, когда девушка ступает на этот путь по собственной воле. Ради денег, ради...
- Как я?
- Прости. Я не осуждаю тебя. Жизнь бывает несправедливой. Просто Эдвард...
Таня лишь покачала головой и сухо произнесла:
- Хотите, чтобы я жалела его за невеселое детство? Бедняжка. Но почему-то все эти душераздирающие истории не вызывают сочувствия.
- Да нет, я не думала, что ты будешь его жалеть... Но, как человек с непростой судьбой, посмотришь на все иначе. Просто иногда его можно понять... А сейчас им можно гордиться.
- Понять, гордиться? О чем вы говорите? – со слезами на глазах выпалила Таня, дрожа от негодования.
- Я же не слепая, вижу, что что-то происходит. А в ту ночь, когда он запер тебя в «одиночке», Эдвард пришел сам не свой. Все эти сплетни про вас с Роджером, будто вы в душевой...
- Что? – чуть слышно спросила Таня.
- Роджер сказал Эдварду, будто ты с ним... переспала, чтобы выйти отсюда, и...
- Ничтожество! Да на него надо в суд подать за то, что он меня чуть не изнасиловал! Если бы не Розали... Но, конечно, это абсурдно... Кто послушает проститутку? – это было выше ее сил. Слезы подступили к глазам Тани. Везде ложь, одна ложь. И несправедливость, от которой она так устала.
- Ты не должна молчать, если он нарушил устав. У тебя есть права, - пояснила Сью, нахмурившись. – И если твои слова правда, его отстранят.
- Если. По роду деятельности я не должна противиться мужикам, и если кто-то говорит, что сделает меня, я не должна удивляться. А когда пытается воплотить это в жизнь – тем более. Я ведь просто шлюха...
- Амбер, это не шутки. Это касается не только тебя. Поэтому ты подпишешь заявление и дашь показания. И Хейл, будучи свидетельницей, все подтвердит. Нельзя, чтобы такое сходило с рук полицейским. Иначе беззаконие будет процветать и дальше, - твердо сказала надзирательница.
- Амбер...
Сью, сидящая рядом, почувствовала, как Таня задрожала всем телом от голоса Эдварда.
- То есть, Таня.
Женщина непонимающе вскинула голову, а Таня осталась сидеть, словно окаменев.
- Я вас оставлю.
Когда шаги Сью стихли, девушка посмотрела на стоящего напротив Эдварда.
- У тебя виноватый вид. Значит, ты узнал, кто я, и пришел извиниться? Как мило. Но знаешь, я – это я. Я не стала лучше или хуже оттого, что тебе сказали или что ты подумал.
- Почему ты не объяснила?
- А что ты хотел услышать? Ты бы не поверил. Ты с первой минуты стал презирать меня. Может, в твоем понимании так, как я, и должна выглядеть шлюха. И вела я себя развратно, и, видимо, сделала что-то сверхъестественное, раз ты так щедро оплатил мои услуги... – ее голос зазвенел, как натянутая струна.
- Амб... Таня, я... – с болью начал он. – прости меня. Я поступил, как последняя сволочь.
- Не стоит извиняться. Я все понимаю. Видно, твоя примерная подружка не дает тебе так часто, как ты хочешь. А я как раз подхожу для этой цели. Ты получил свое. Лучше уходи. Не стой тут с видом побитой собаки.
- Ты ведь совсем не это хочешь сказать. Я... причинил тебе боль. Ты, как всегда, отгораживаешься своим презрением, чтобы не страдать еще больше.
- Ты уверен, что это возможно, Эд? – попыталась усмехнуться Таня дрожащими губами.
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Эдвард опустил голову и сказал:
- Сейчас тебя выпустят отсюда. Ты снова будешь свободна. Быть может, когда-нибудь ты сможешь меня простить.... и забыть. Надеюсь, ты, вернувшись домой, будешь счастлива. И ни один мужчина не заставит тебя плакать. Никогда.
Он медленно повернулся к двери, потом, не глядя на Таню, вышел из камеры.
Она сквозь слезы смотрела ему вслед. Вот они, ее сокровенные, настоящие чувства – страдание, желание, обида, боль, любовь, нежность, страсть... Растратила ли она их попусту? Ведь раньше Таня была уверена, что чувства существуют для удовольствия. И смеялась со старомодной Лиды... Впервые Таня поняла, о чем женщина тогда говорила. Возвращаясь в ту ночь с Эдвардом, она не помнила, что делала, что делал он – она помнила лишь горячую сладкую дрожь, и томительную жажду обладания, и жгучее наслаждение... Все перемешалось в ее сознании, остались только ощущения – обжигающих прикосновений и поцелуев, волнующего запаха, его дыхания на коже, вкуса его губ... Тогда она до боли хотела, чтобы он касался ее, и хотела касаться его сама. Безумие, названное любовью. Могла ли она простить его? Таня не знала. Скоро она вернется к своей обычной жизни, и все происшедшее покажется странным, нереальным сном. Но будет ли она прежней? Что-то изменилось внутри, затеплилось в ее сердце при первой встрече с Эдвардом, а потом разгорелось с сумасшедшей силой. Таня знала, что не сможет его забыть. Никогда. В одном он был прав – ни один мужчина не заставит ее плакать. Потому что ни одного мужчину она не сможет так сильно любить.
Долгожданный миг свободы! Почему же на душе так тяжело?.. Все было позади. Даже неприятное дело с попыткой изнасилования Роджером. Сью оказалась права, настояв на своем. И Таня поняла, как глупо и безответственно себя вела – ведь он мог повторять это с другими заключенными, угрожая, заставляя молчать. Только у них бы не было шанса на счастливое спасение...
Таня шла по коридору, прощаясь с приятельницами и
неприятельницами, которые в последнее время стали вести себя дружелюбно, благодаря вмешательству Розали. Сквозь решетки ей пожимали руки, желали удачи, одобрительно свистели, даже хлопали. Таня отдала Роуз перешитые платья.
- Возьми, мне это не понадобится. И... прости, но Сью нашла нож.
- Ничего удивительного, ты ж у нас «божий одуванчик», как оказалось, - хмыкнула та.
- Спасибо за помощь, - кисло улыбнулась девушка.
- Что ж, удачи тебе. Никогда не уступай мужикам. Пусть знают, кто хозяин, - подмигнула Розали.
- Постараюсь. А ты тут не буянь. Быстрее выпустят.
- За примерное поведение? Не по моей части! – Роуз «дала пять» и отвернулась. Таня пошла за Сью к заветной двери, которая, наконец, распахнулась перед ней...
Во дворе стояла полицейская машина. Таня с тревогой и волнением посмотрела в прозрачные стекла, но Эдварда в салоне не было.
- До свидания, Сью. Спасибо за все, - произнесла девушка.
- Учитывая обстоятельства, ты должна бы всех нас проклинать... – сказала женщина.
- Это не ваша вина.
Сью обняла Таню, погладив по волосам:
- Мне жаль, что так сложилось, и что Англия так недружелюбно встретила тебя. Не держи зла...
- Конечно, нет.
- Я имела ввиду... всех нас.
Таня отстранилась и посмотрела женщине в глаза. Та отвела взгляд и тихо пояснила:
- Либо обвиняй всех, либо всех оправдай. Эдвард не лучше и не хуже остальных. И если он к тебе относился не так, как к другим заключенным, то кому, как не тебе, понять
почему?
- Не думаю, что это важно...
- А ты все же подумай, - мягко посоветовала Сью. – Благополучного возвращения домой, девочка.
- Спасибо.
Всю дорогу слова Съю не выходили у Тани из головы.
- Мы едем в аэропорт? Может быть, можно заехать в полицейский участок? – спросила Таня у водителя.
- Как раз туда я вас и везу. Надо сначала подписать документы. А потом вернетесь домой.
В отделении Таня подписала все докуметы, получила массу извинений, денежную компенсацию, специальный пропуск, билет и даже эскорт до аэропорта. И приглашение в любое время приехать в Англию на экскурсию... Таня искренне поблагодарила начальника полиции, понимая, что во многих своих злоключениях виновата сама, в том числе в нежелании признаться, кто она на самом деле... Ее право на звонок уплыло, когда абонент в Литве отказался оплатить международное соединение – у Карлайла дома никто не поднимал, а в офисе трубку, скорее всего, сняла секретарша, которая вечно болтала с подругой по телефону в рабочее время, что уж говорить про поздний вечер. Ее право на адвоката, который пришел и, в первую очередь, посоветовал признать свою причастность к делу и тем самым улучшить свое положение, приняв все обвинения, не устроило упрямую Таню. Он ей, разумеется, не поверил бы. Все считали, что она знает намного больше, чем говорит. И этот адвокат, работавший на полицию, а не на нее, в том числе. Теперь она осознавала, что это был совершенно идиотский поступок. Как и все, что она делала с тех пор, как встретила Эдварда.
- Простите, я могу увидеться с одним детективом?
- С кем именно?
- Эдвардом Калленом, - ей казалось, что его имя обожгло губы. – Он работает в отделе по борьбе с наркотиками.
- Да, именно ему я и посылал ваше досье. Его кабинет на втором этаже. Номер пятьдесят семь.
- Спасибо. До свидания.
- До свидания. И удачного вам пути.
Начальник пожал Тане руку.
Когда она приблизилась к двери с цифрами 57, ноги Тани стали ватными. Она подняла руку, чтобы постучать, но никак не могла решиться. Через некоторое время дверь распахнулась, и на девушку чуть не налетел тучный мужчина с сэндвичем в руке.
- Прошу прощения, мисс.
Он даже поперхнулся при виде облегающей мини-юбки и открытой маечки Тани. Девушка чуть покраснела, понимая, что выглядит той еще штучкой, недаром на нее все оглядывались, но другой одежды, кроме «наследства» борделя, у нее не было.
- Я ищу Эдварда, - тихо произнесла она.
- Он там, - кивнул мужчина, вытирая кетчуп с усов. – Прошу.
Если б Таня не была так взволнована, она бы непременно рассмеялась.
Девушка вошла и прикрыла дверь.
- Здравствуй.
Эдвард стоял у окна, сложив руки на груди, и смотрел на улицу. Он не повернулся к ней.
- Я пришла попрощаться.
- Это было необязательно, - отозвался он сухо.
Таня с тоской смотрела на его красивый профиль. Она даже в другом конце кабинета чувствовала напряжение Эдварда. И вел он себя как-то неестественно – будто, услышав ее голос за дверью, вскочил и отошел к окну...
- Я знаю. Но почему-то пришла, - честно призналась Таня.
Наконец, Эдвард взглянул на нее. Девушка почувствовала слабость в коленях, как и всегда, когда он смотрел на нее.
- У тебя что, не нашлось другой одежды?
Вот и все, что его интересовало.
- На этот курорт я приехала без чемодана, прости, - с сарказмом ответила Таня.
Их глаза встретились, и вся ее злость испарилась. Эдвард выглядел таким несчастным, таким потерянным, хоть, видимо, тщательно пытался это скрыть.
- Ну же, Эдвард, потерпи немного. Пять минут прощания – и я навсегда исчезну из твоей жизни, - попыталась пошутить Таня, но ее голос неожиданно задрожал от слез.
- Зачем тебе пять минут?
- На прощальный поцелуй, - сказала она.
Уголки его губ дрогнули, и Эдвард снова отвернулся.
- По-моему, ты сделала большую глупость, придя сюда.
- Похоже, ты прав... – шепнула Таня, чувствуя такую боль, будто получила удар под дых.
- Это нетрудно – просто закрой дверь с той стороны.
- ...
Нетрудно? – она задрожала от его равнодушных слов. Рыдания душили Таню, но она упрямо сдерживалась. - Что ж, поздравляю. Тебя можно наградить за утонченную жестокость, Эдди. Или ты решил напоследок меня добить? Наслаждайся – ты все отобрал у меня. И выбросил на помойку, - ее голос сорвался, и, пошатываясь, Таня пошла к двери. Только в последний момент оступилась, выронив из рук папку. Документы, пропуск, билет - все бумаги рассыпались по полу. Глотая жгучие слезы, девушка начала собирать их, ничего не видя перед глазами. Ее рука наткнулась на руку Эдварда, и Таня вздрогнула. Он стоял на коленях, как и она, поднимая с пола разлетевшиеся листы. Девушка вскочила на ноги, чтобы поскорее убежать от него, от себя, от всего происшедшего. Но в этот момент Эдвард притянул ее к себе, зарываясь ладонями в густые волосы, снимая губами слезы в ее щек. Таня не выдержала и зарыдала в голос, уткнувшись лицом в его рубашку. Она плакала, долго, безутешно, а он прижимал ее к себе, гладил по волосам, нежно покачивал...
- Прости меня.
- Как я тебя ненавижу...
- Я знаю.
- Ни черта ты не знаешь. Ты думаешь, мне легко было открыть эту дверь? Легко прийти к тебе? – слезы безудержным потоком текли из ее глаз, сердце разрывалось от боли. – А ты, идиот, прогоняешь меня. Я и так скоро уйду. Подальше от дурацкой тюрьмы, унижений... и от тебя. А это значит, что я больше никогда, никогда тебя не увижу... Я такая дура... Ведь ты всегда хотел ненастоящую меня. Ты хотел Амбер – воплощение мужских фантазий – в которую меня превратили в салоне красоты... и в публичном доме.
- Нет, Таня... я хотел только
тебя, хотел такой, какая ты на самом деле... вредную, кусачую, такую страстную, гордую...и беззащитную.
Таня прерывисто вздохнула и чуть отстранилась. Он долго смотрел ей в глаза, нежно стирая слезинки с мокрых щек.
- Не такая уж я беззащитная, как ты думаешь, - буркнула Таня.
Он чуть улыбнулся.
- Ты дерешься, кричишь или прирекаешься, но твой взгляд, твои губы... молят о любви.
- Чушь. Никогда ни одного парня я не буду молить о любви.
- Знаю. Иначе это была б не ты, Таня... – шепнул он с такой теплотой, что ее сердце, казалось, подкатило к горлу.
- Я... я пойду.
- Подожди. Я еще не поцеловал тебя на прощание. Подари мне пять минут. Пожалуйста.
Он нежно сдал ее ладони и переплел пальцы девушки со своими. И ей снова захотелось плакать – то ли от боли, то ли от счастья. Эдвард притянул ее к себе и поцеловал. Таня закрыла глаза, забыв обо всем на свете, и ответила ему, вложив в этот поцелуй весь пыл, всю тоску, всю нежность и любовь, переполнявшие сердце. Ей казалось, что они слились воедино – их губы, руки и тела, их дыхания, чувства и желания. Она слышала стук его сердца, гладила по волосам, прижимала к себе и хотела, чтобы этот волшебный миг длился вечно...
Таня нежно и грустно улыбнулась, разжав объятие.
- Спасибо. Эту частичку тебя я увезу с собой...
- Таня, я... – он запнулся, ища нужные слова. Но их не было. – Прости меня за то, что я сделал тогда.
Таня поняла, о чем Эдвард говорит. Она достала из кармана деньги и переложила в его карман.
- Считай, что ты этого не делал. Нам было хорошо вместе, мы оба этого хотели... Поэтому не жалей ни о чем и ни в чем себя не вини. Я большая девочка.
- Ты храбрая девочка, – шепнул он.
«И глупая», - подавляя отчаянное желание вновь прижаться к его груди, подумала Таня.
- Я еду домой. Прощай. Будь счастлив со своей подругой.
- Если получится.
Она провела рукой по его волосам и тихо сказала:
- Получится.
Закрыв за собой дверь, она медленно пошла по коридору. Таня уже не пыталась сдержать или спрятать слезы, она не могла в этот момент думать ни о чем, кроме разлуки с Эдвардом. Она знала, что так больно ей будет не всегда, знала, что это пройдет и забудется, останутся только воспоминания, больше похожие на сон, чем на реальность. Но сейчас Тане было очень тяжело. Все это так глупо... Их ведь почти ничего не связывало. Бурный роман, случайный секс. Какое-то необъяснимое, сумасшедшее влечение, основой которому была взаимная неприязнь. И в разгаре этой неожиданной страсти она поняла, что впервые в жизни влюбилась. Что она знала об Эдварде? Почти ничего. Ведь так не бывает. В любовь верят только романтики-утописты. Таня же никогда ни к кому не привязывалась. Она считала, что мужчины нужны для развлечения, но уж никак не для страданий. Обычно кавалеры Тани так или иначе плясали под ее дудку, даже если сами того не осознавали. Покорные собачки, которых она дрессировала, а когда надоедали – спускала с поводка и не искала... И вот теперь Эдвард, не поддающийся никакой дрессуре. Зато один его поцелуй мог приструнить Таню. Он причинил ей массу неудобств, огорчений и страданий. Он унижал ее. Он не улыбался. Он был правильным копом, но
неправильным парнем. Разве это ее идеал? Хмурый, дерзкий, полный презрения упрямец, превративший ее пребывание в тюрьме в сущий ад?.. Да. Таня была вынуждена признать это. Ее тошнило от слюнтяев. Ей не нужны «покорные собачки». Ее коробило от театрального романтизма. Она не хотела кусок пластелина, из которого станет ваять «принца мечты». Ей нужна сталь – надежное плечо, твердая воля и здоровые нервы... Почти месяц Эдвард портил ей жизнь, из-за него Таня впервые испытала настоящую боль и впервые от этой боли рыдала. А сколько он дал ей счастья или наслажения? Если соединить все мгновения, может, час и наберется... Разве могут какие-то шестьдесят минут страсти, нежности, желания, поцелуев, ласк, близости, безумия и блаженства искупить пережитую ей боль? Да. Таня отдала бы все, чтобы снова это пережить. Она хотела, чтобы Эдвард ее остановил, удержал рядом. Она бы из гордости или вредности сопротивлялась, но потом сдалась. И была бы невероятно счастлива. И научила бы его улыбаться...
Глядя в иллюминатор, Таня мысленно прощалась с Туманным Альбионом.... и Эдвардом, которого больше не увидит. У него своя жизнь – в другой стране, с другой девушкой. И все же Тане с трудом верилось, что не произошло чудо. Где-то в глубине души она надеялась, что он побежит за ней, догонит, неважно где: у дверей полицейского отделения, у дверцы такси, в аэропорту... До последнего момента Таня ждала его, даже глядя, как отъезжает трап. Потом самолет оторвался от земли – и реалистка полетела домой, в свою привычную реальность.
Источник: http://anti-robsten.ucoz.ru/forum/33-70-1#25746
