POV Белла
Я не могла сдерживать своё возмущение и гнев, которые выплёскивала на бывшего мужа прямо в аэропорту. Мне казалось, что я взорвусь, если не накричу на него, не выскажу всё, что я о нём думаю. Впервые в жизни я повысила на него голос прилюдно, впервые в жизни я не смогла сдержать свою злость и не хотела сдерживать, потому что дело касалось уже не меня одной, психика моего ребёнка стояла под ударом. Его молчаливое согласие, его виноватый опущенный взгляд, сутулые плечи говорили о том, что он раскаивается и сожалеет. Я не давала ему вставить ни единого слова в своё оправдание, потому что не хотела ничего слышать. Каллен обещал заботиться о Ренесми, обещал доставить ей радость, подарить незабываемый уикэнд, а сам развлекался на глазах у дочери со своей любовницей. Даже сейчас, спустя несколько часов после встречи с ним, я ощущаю, как внутри меня всё закипает от злости, когда я думаю о том, что пережил мой трёхлетний ребёнок.
Всю дорогу до Форкса я пыталась успокоить дочь и отвлечь от неприятных воспоминаний. Сидя на заднем сиденье автомобиля Джейкоба, я буквально кожей ощущала, как от Блэка исходит ненависть к Каллену за его поступок. Я до сих пор не могла поверить, что мне удалось охладить его пыл в аэропорту, не дав наломать дров и не допустить рукоприкладства на глазах у Ренесми. Пока мы мчались по основной трассе из Сиэтла, Джейкоб не проронил ни слова, крепко сжимая руль и изредка поглядывая на нас в зеркало заднего вида. Я знала, что он, так же, как и я, кипит от возмущения, но не хочет обсуждать случившееся при Ренесми. Я же смотрела в окно и думала, как теперь поступить. Я на самом деле не желала, чтобы Эдвард вновь встречался с Ренесми, по крайней мере, в ближайшее время. Эдвард своим поступком, своим отношением к дочери, своим пренебрежением заставил меня утратить последнюю крупицу доверия, которая ещё теплилась во мне. Как я могу теперь доверить ему ребёнка? Да и дочь постоянно твердила, что больше никогда не поедет к папе, что он её не любит, а любит ненавистную голую тётю с белыми волосами.
Я приняла решение, что пока всё не утихнет, пока Ренесми не успокоится, пока не забудет о случившемся и сама не попросит о встрече с отцом, я не позволю Эдварду даже звонить ей, не то что показываться на глаза. Безусловно, он заслужил такое отношение и если с течением времени дождётся, когда дочь сможет снова подпустить его к себе ближе, если к тому моменту не отдалится от неё настолько, что забудет, как она выглядит, то я не буду ему мешать. Возможно, я приняла опрометчивое, необдуманное решение, но в такой ситуации я не была способна к снисхождению и не собиралась закрыть на всё глаза, делая вид, что ничего не произошло.
Несомненно, Ренесми будет не хватать внимания отца, но и такой отец, который довёл ребёнка до истерики, до нервного срыва, который не может позаботиться о ней, думая лишь о себе в ущерб душевному спокойствию дочери, не лучший вариант. К тому же, я видела, как Ренесми тянется к Джейкобу, видела, что между ними существует какая-то душевная связь, не видимая окружающим. Блэк сильно привязался к малышке, и она отвечала ему взаимностью и доверием, дети всегда чувствуют, когда к ним относятся искренне и без притворства, они ощущают это на уровне подсознания и чутья.
Признаться, когда я изподтишка наблюдала за их совместной игрой, я невольно улыбалась, чувствуя, как тепло любви и нежности заполняет моё сердце. Я верила Джейкобу и верила ощущениям дочери, я знала, что после произошедшего в Кристал Маунтин мы стали неразлучны, верёвки наших жизней сплелись в один крепкий узел любви, взаимопонимания и счастья. Где-то глубоко в сознании мелькала мысль, что Эдвард тут лишний, что после всего, что он сотворил со мной, с Ренесми, с нашей жизнью, ему нет места рядом с нами, он – чужой на нашем светлом празднике жизни, теперь нас уже ничего не связывает, мы разошлись по разным тропам, разбежались в противоположные стороны и каждый выбрал себе отдельную друг от друга судьбу.
Странно, но решив так, прокрутив в голове эти мысли, я ощутила спокойствие, почувствовала, как ноющая боль в груди утихает, высвобождая моё разбитое сердце и уступает место любви и нежности. Безусловно, моё сердце теперь изуродовано на всю жизнь и не подлежит полному восстановлению, один его кусок, принадлежащий когда-то Эдварду, навсегда останется чёрным и мёртвым. Однако теперь я ощущала, что главный орган моего хрупкого тела, отвечающий за перегон алой жидкости, ожил, засиял новыми красками чувств под реставрационной кисточкой Джейкоба Блэка. Я смотрела на своего мужчину и понимала, что люблю его, что именно ему я обязана своим теперешним душевным состоянием. Он вернулся в мою жизнь как раз вовремя и умело починил раскуроченный механизм моего организма, как когда-то починил мотор моего старенького пикапа. Своим терпением, ненавязчивостью, добротой, поддержкой, искренностью и любовью он собрал меня по кусочкам, вдохнул в меня вторую жизнь, подарил мне второе дыхание. Джейкоб, мой Джейкоб, моя любовь, мой доктор, мой спаситель, что бы я без тебя делала в этом, ставшим в одночасье чужом, мире? Я бы погибла, завяла в серости Форкса, завязла в пучине мрачных будней и тяжёлых воспоминаний.
Меня переполняли чувства, готовые вырваться наружу слезами счастья. Я взглянула на Ренесми, она спала сладким сном на моих руках. Я подняла глаза, протянула руку и положила её на сильное плечо любимого. Он вздрогнул от неожиданности, а я слегка сжала его пальцами и прошептала:
— Спасибо, Джейк, спасибо за всё.
Он удивлённо глянул на меня в зеркало заднего вида и ответил:
— За что, Белла?
— За то, что ты рядом, за то, что ты есть в нашей жизни, — проговорила я.
— Я всегда теперь буду рядом, даже не мечтай отделаться от меня, я вас никому не отдам.
Я улыбнулась его словам, в которых звучала уверенность и твёрдость. Я знала, что могу положиться на этого мужчину, что он не причинит мне боль, во всяком случае, я хотела в это верить, и теперь уже было поздно отступать, теперь Джейкоб уже крепко засел в моём сердце. Он нашёл ключ к стопудовому замку, висевшему на ржавой металлической двери в левой части моей груди, смело откинул петли, уверенно вошёл внутрь и занял своё законное место возлюбленного. Я же доверчиво впустила его в свою судьбу, благодаря Бога за такое бесценное послание в виде надёжного, близкого и родного человека.
***
Лето неумолимо приближалось к своему завершению, а для меня это значило, что ещё совсем немного и я отправлюсь в Сиэтл на собеседование и прохождение тестирования для восстановления в колледже. Меня бросало в жар от перспективы сидеть снова в аудитории, полной подростков, и заполнять пустые графы на опроснике. Но если с тестом ещё можно было бы справиться на отлично, сосредоточившись и применив все мои знания, которые я на протяжении полугода восстанавливала в памяти и закрепляла, то с собеседованием дела обстояли намного сложнее. При одной только мысли об интервью меня начинало колотить мелкой дрожью. Я всегда страшилась прилюдных выступлений, все знания тут же улетучивались из моей головы, язык предательски заплетался и, помимо всего прочего, я начинала заикаться от волнения. Отвечать на вопросы членам комиссии, причём делать это уверенно, не запутавшись в своих мыслях, казалось мне адской пыткой. В таком взволнованном состоянии я неумолимо производила впечатления идиотки, не понимающей всей сути того, что она несёт. Собраться в нужный момент и выступить прилично, продемонстрировав все свои знания, для меня было бы верхом мастерства. Это было даже смешно, взрослая женщина, заикаясь и трясясь от страха, пытается рассказать о живописи эпохи Ренессанса. Я мысленно усмехнулась и пообещала себе, что непременно справлюсь со столь сложной задачей и не позволю своей слабости взять верх и испортить мне жизнь.
Я постоянно напоминала себе, что таким чертам характера, как слабость и неуверенность, в себе нет больше места в моём сознании, что я могу измениться и уже частично изменилась, стала сильнее духом и старалась смело смотреть в лицо трудностям, пусть даже иногда надуманным. Исполнение моей заветной мечты уже было так близко, что я могла практически дотянуться до неё рукой, стоило только собраться с силами и сдать этот чёртов экзамен.
Всё лето я работала в кафе и, к своему удовольствию и моральному удовлетворению, наработала своих собственных клиентов, регулярно посещающих заведение и оставляющих мне щедрые чаевые. Среди них был и мой самый первый клиент мистер Джексон, который позже признался мне в шутливой форме, что я с первого взгляда покорила его своей открытостью, застенчивостью и огромными карими глазами.
С Дафной мы стали подругами и я настолько к ней привязалась, что, если мне полагались выходные и я не появлялась в кафе несколько дней, я начинала скучать без её милых шуточек и весёлых рассказов. Я знала о своей напарнице многое, что она живёт одна, что её родители погибли, когда ей едва исполнилось восемнадцать. Дафна всю свою жизнь прожила в Форксе, после окончания школы два года назад сразу устроилась работать в кафе, чтобы заработать на обучение в колледже.
Иногда мне казалось, что Дафна знает меня слишком хорошо для полугодового знакомства. Она, впрочем, как и миссис Паркинсон, сразу заметила во мне перемены, когда я вернулась в понедельник на работу после Дня Независимости. Помню, как эта пигалица, дождавшись, когда все клиенты получат свои заказы, схватила меня за локоть и отволокла в комнату для персонала, чтобы устроить там допрос с пристрастиями:
— Ну, давай уже, колись, что такого у тебя случилось, что ты прям светишься от счастья и неприличная улыбка не сходит с твоего вечно грустного лица? – допытывалась Дафна, сверкая своими карими глазами, в которых разгоралось неуёмное любопытство.
— Вообще-то, нам положено Уставом улыбаться, — предприняла я попытку отделаться от её бесцеремонного вторжения в мою личную жизнь.
— Как-то ты вовремя про Устав вспомнила, - она продолжала улыбаться и стискивать мой локоть. – Ладно тебе, Белла, рассказывай уже, я ведь не отстану!
И я, понимая, что не отделаюсь так просто от своей новоиспечённой подруги, выдала ей всю подноготную наших с Джейкобом отношений. Меня и действительно распирало от счастья и я ощущала острую необходимость поделиться им с кем-нибудь.
— Это тот самый красавчик, который за тобой иногда заезжает? – уточнила она, а когда я кивнула, девушка запрыгала на месте, словно ребёнок, радующийся огромной шоколадной конфете, которые обычно ему не разрешают есть из-за аллергии. – А-а, Белла, я так рада за тебя! Я же вижу, как ты счастлива! Наконец-то ты забудешь бывшего мужа! А то на тебя без слёз смотреть было невозможно!
Я внутренне сжалась при упоминании Эдварда, мне сразу вспомнилось его поведение с Ренесми и всё негативные эмоции с новой силой захлестнули меня с головы до ног. Дафна, казалось, не заметила смены моего настроения, а только продолжала трещать без умолку, как она рада за меня.
Однажды, в конце июля, когда в кафе был санитарный день и у нас с Дафной выдался общий выходной, она напросилась с нами на пляж Ла-Пуш. Джейкоб был не против, ему нравилась открытость и наивность Дафны. Я же, наблюдая, как эти двое легко и непринуждённо вели беседу, ловила себя на том, что слегка ревную своего мужчину к своей подруге, хоть мне и неприятно было в этом признаваться даже самой себе. Они отлично подходили друг другу по возрасту, да и смотрелись вместе более гармонично. Я с грустью осознавала, что Дафна своими чертами характера, своей дружелюбностью, открытостью и весёлостью была похожа с Блэком, они как будто были двумя половинками одного целого.
Но я в который раз убедилась, что не все половинки могут срастись друг с другом, даже если их обрезанные чьей-то волей края идеально совпадали. В тот день на пляже мы случайно встретили Сета Клируотера, и я окончательно уверилась, что ревновать мне совсем не стоило: Дафна влюбилась в этого молодого квилета с первого взгляда и после прожужжала мне о нём все уши. Она так надоела мне с расспросами о Сете, что я не выдержала и устроила им свидание. Я позвала их обоих в кино, сказав, что нам с Джейкобом нужна компания, а когда они ждали нас у кинотеатра, Джейк позвонил и сообщил, что мы приехать не сможем. У этой сладкой парочки закрутился роман и с тех пор Сет стал самым заядлым посетителем кафе «Лилия», а Дафна из просто позитивного человека превратилась в неуёмное облако веселья, пышущее женским счастьем и любовью так, что, казалось, стоит дотронуться до неё и ты заразишься таким же неземным счастьем.
Мы стали чаще бывать в резервации, я познакомилась со многими квилетами, друзьями Джейкоба. Ренесми, так же, как и я, любила посещать пляж, гулять по зелёному лесу и собирать гладкую гальку в карман, чтобы потом сложить её в большую стеклянную банку, стоящую под её кроватью в моей бывшей комнате. С Эдвардом она до сих пор не хотела видеться и каждый раз отчаянно мотала головой и убегала в свою комнату, когда я осторожно предлагала ей встретиться с папой. Каллен, впрочем, не очень-то и настаивал. Он звонил раз в неделю и спрашивал, как дела у дочери, затем просил меня узнать, не хочет ли она выйти с ним на прогулку и, получив отрицательный ответ, громко вздыхал и вешал трубку, напоследок выразив своё приторно-вежливое: «Может, в другой раз».
Эсми каждый вторник водила Ренесми на занятия в логопедическую группу, Карлайл время от времени вывозил внучку на прогулку и все были вполне довольны таким жизненным раскладом.
Наши отношения с Джейкобом было трудно скрыть от Чарли, да я и не планировала. Папа, казалось, догадался обо всём почти сразу и всё чаще задерживался на работе или вовсе оставался на ночное дежурство, тактично и безмолвно даруя тем самым своё согласие на то, чтобы Блэк остался на ночь. Что греха таить, Джейк всегда нравился моему отцу больше, чем Каллен. Нам же с Блэком было трудно скрывать свои чувства не только от близких людей. Даже находясь в общественном месте, мы не могли вести себя как друзья или посторонние друг другу люди. У меня была постоянная потребность прикасаться к Джейкобу, если он находился рядом. Я не могла отказать себе в удовольствии обнять крепкую талию любимого даже на людях. К своему стыду, я иногда понимала, что мы, например, целуемся в кинозале или, что и вовсе неприлично, посреди улицы и не только в тёмное время суток. Честно признаться, мы вели себя как дети, как подростки, впервые почувствовавшие зов гормонов, и нам обоим это нравилось.
Иногда мне казалось, что Джейкоб боится, что я исчезну из его жизни, и этот страх слишком явно читался в его глазах. Он сам частенько признавался мне, что когда он ночует у себя, ему снятся кошмары.
— Я просыпаюсь в холодном поту, — рассказывал он, — в панике шарю руками по кровати и не нахожу тебя. Тогда страх пробирает меня до костей и я пытаюсь вспомнить, была ли ты на самом деле? Возвращалась ли ты в Форкс, согласилась ли быть моей или это всего лишь моя больная фантазия, вызванная восьмилетней безответной любовью. Ты не представляешь, какими усилиями воли я сдерживаю себя, чтобы не запрыгнуть посреди ночи в свою машину и не примчаться к тебе, чтобы проверить, что ты на самом деле моя!
В такие минуты мне хотелось плакать от счастья и сочувствия к нему, а Джейк долго не выпускал меня из объятий, шумно вдыхая запах моих волос. Я знала, что нам было бы проще жить под одной крышей, но я чувствовала, что пока не готова к этому. Даже несмотря на то, что Джейкоб был таким родным, таким привычным и таким моим, умом я осознавала, что ещё слишком мало времени прошло для того, чтобы впустить в свой быт другого мужчину.
Наконец наступил судьбоносный день экзамена и я жутко нервничала, ведя свой минивен в сторону Сиэтла в шесть часов утра. Миссис Паркинсон любезно предоставила мне выходной на этот знаменательный день, а Чарли согласился отвести Ренесми в садик и забрать после работы, если я задержусь в колледже. Меня настолько сильно колотила нервная дрожь, что я даже подумывала о том, чтобы выпить пару глотков виски для храбрости, но алкогольное амбре, распространяемое в аудитории, вряд ли послужит мне положительной характеристикой. Поэтому приходилось заниматься аутотренингом, уговаривая себя расслабиться и успокаивая тем, что я всё знаю и бояться мне нечего. За последние полгода я так усердно повторяла все пройденные когда-то давно материалы, что, казалось, выучила их наизусть, и если кто-нибудь разбудил бы меня ночью и спросил дату рождения Сандро Баттичелли или Рафаэля Санти, я бы, не успев ещё даже разлепить веки, выпалила даты, ни разу не заикнувшись. Жалко, что приёмная комиссия не сможет принимать у меня экзамен в моей собственной постели. Я нервно усмехнулась своей мысли и ещё сильнее надавила на газ.
Я смутно помню, как писала тест. Мне казалось, что время бежит с такой сумасшедшей скоростью, что мои мысли не поспевают за ним. Я судорожно прокручивала в голове завалявшиеся где-то глубоко в памяти факты, и мне чудилось, что я думаю слишком медленно, не так, как обычно. Едва я успела поставить галочку в последней графе, как работы начали собирать. Рискну предположить, что выглядела я в тот момент, как огретая обухом по голове маньячка, не желающая выпускать из трясущихся рук злосчастный лист бумаги, который имел решающее значение в выстраивании моего будущего.
Смирившись с тем, что в письменных ответах уже ничего нельзя изменить, я шатающейся походкой направилась к аудитории, где должно было проходить интервью. До назначенного мне времени оставалось полчаса, и я не знала, куда деть себя на это время. В конце концов, я перестала мерить шагами коридор возле входа в аудиторию и отправилась в буфет, чтобы выпить кофе и не упасть в обморок от бессилия или голода. С самого утра у меня во рту не было ни крошки. Стоя в очереди за кофе, я продолжала повторять про себя самые важные даты и фамилии, когда меня вдруг одёрнула чья-то рука. Обернувшись, я наткнулась взглядом на миниатюрную брюнетку с коротко стриженными волосами, уложенными в задорную причёску, и весёлыми зелёными глазами.
Источник: http://www.only-r.com/forum/33-403-1#219010
