Творчество

Глава 4. Отголоски лета


POV Анжелина Уэйанс

- Ты помнишь, как у нас это в первый раз было? – спросила я, уткнувшись лбом в плечо кузена. Он вздохнул, запуская пальцы в мои чуть влажные волосы. И пока он подбирал слова, я даже не сомневалась, в том, что он помнит.
- Да... – выдохнул он, наконец. – Да, я помню...
Я не склонна верить штампам относительно незабываемости первого мужчины или первого поцелуя: человеческая память – это прихотливый механизм, который может сработать или не сработать. Здесь и сейчас я понимала, что особенность моей памяти – это Айвен. Будь на его месте кто-то другой... Кто знает, как сложились бы кусочки этой мозаики? Айвен Инглис был слишком. Его присутствие в моей жизни было рафинированным кайфом высшего порядка. Он стал наркотиком, который встраивается в метаболизм, подменяя собой не только серость будней, но и естественные гормоны счастья.
Сжиженное удовольствие.
Он делал мою жизнь ярче, а чувства... Наши чувства были проложены на столь высоком уровне, что связь эта не могла быть разрушена просто так – случайным касанием, словом, запретом или неодобрением. У нас просто срывало башню друг от друга, чем дальше, тем сильнее. И нам было решительно наплевать на любые условности: мы забывали о презервативах в его тумбочке, о том, что его родители спят этажом ниже, что прислуга в послеобеденный час может услышать что-то из-за неплотно прикрытой двери... В то же время была пугающая лёгкость, с которой мы могли держаться на людях. Вместе-не вместе.
- Общаться с прохладцей на людях было бы высшим пилотажем лицемерия, Анж. Особенно учитывая моё постоянное желание лезть к тебе под юбку, - откровенно признался он в один из первых дней моего пребывания в Лондоне на правах студентки. – Давай не будем опускаться до откровенного вранья, сестрёнка...
И каждый раз, когда его рука будто бы мимоходом ложилась на мою талию, я вспоминала эти его слова, чувствуя, как приятное тепло растекается по телу, пульсируя, сжимая концентрические круги там, внизу, замыкая на себе остатки более или менее связных мыслей. Когда его пальцы скользили по моей коленке вверх, - там, под столом, вдалеке от чужих глаз, - мой ум заходил за разум... И я в стотысячный раз клялась сама себе, что буду провоцировать его так же, пристраивая ладонь ему в пах в самые неподходящие для этого моменты, мешая говорить по телефону или отвечать на вопросы матери за завтраком.
Теперь, когда он собрался окончательно съехать из родительского дома, мне представлялось крайне романтичной перспектива последовать за ним. А тёте Маргарет всегда можно сказать, что я решила побыть взрослой и снять квартиру на троих с подружками где-нибудь в Челси. А что? Она сама откалывала номера и похлеще в мои-то годы... Впрочем, вероятность того, что тётка меня раскусит, была куда выше критической. Главное, чтобы не рассказала матери – она точно не поймёт, хотя безумно любит племянника. Порой, мне кажется, что даже слишком...
Жить с ним вместе, смотреть, как он засыпает и просыпается, готовить ему завтрак – обедает он всё равно вне дома... Ложиться в одну постель, не вздрагивая от шорохов за дверью. Вместе пить чай на открытой террасе, глядя на прогуливающихся в Гайд-Парке.
- Айвен, ты не крутил амуры с горничной? А то мне будет стрёмно смотреть в её завидущие глаза... – легонько толкнув его в бок под одеялом, я прижалась к нему чуть ближе.
- Горничная? Я на ней сэкономил.
- Убираться буду я?
- Если захочешь. Не захочешь – наймём горничную. Или горничного, чтобы у тебя не было повода оттачивать на мне свой юмор, - он повернулся на бок и улыбнулся, глядя на меня сверху вниз. – Анж...
- Ммрррр? – отозвалась я.
- Если ты хочешь успеть поспать сегодня, нам надо заканчивать с разговорами. У меня на тебя ещё планы...
У меня тоже были планы на него, о чём я и не преминула сообщить, прижимаясь губами к его губам. В голове мелькнуло что-то об опасных-безопасных днях, но мысль эта поблекла очень быстро, отступая на задний план моего совершенно затуманенного сознания.
Мне приснился странный сон, в котором мы с сумеречным актёром Робертом Паттинсоном гуляли по проводам. Он был босиком, и когда провода стали оголёнными, понёс меня на руках.
Проснулась я совершенно разбитой. Утро за окном было пасмурным.

POV Роберт Паттинсон

Вы знаете, как я провёл это лето? Спорю на сотню паундов, что самым популярным вариантом моего времяпрепровождения будет близкая компания Кристен Стюарт. А вот и нет! Эта самка человека хоть и является моим как бы другом, но не очень-то часто балует меня своим вниманием. Да, я сказал «другом», вы не ослышались. Свой парень-клетчатая рубаха Кристен мать её Стюарт. Чертовски сложно играть с ней романтику, если только что она травила анекдоты в курилке, то и дело вставляя шуточки про вагину или ещё что-то в этом роде. После нашего близкого знакомства, признаюсь, она меня взволновала, но я не сразу понял, чем именно. Первой мыслью было, что она ведёт себя как пацан. Второй – что этот пацан – гей. Третьей... Да, я и теперь подумываю о том, что она лесбиянка, хотя я постоянно вижу вокруг неё каких-то стрёмных парней. Ну да, я привык, что вокруг одни пидары – такова специфика моей работы. Поэтому я предпочитаю прослыть дикарём, чем стать метросексуальной иконой, вроде Дэвида Бэкхема. Всё начинается с гладко выбритых щёк, а заканчивается тем, что ты по дому ходишь в кружевных стрингах собственной малохольной жёнушки. И всё, приехали. Поэтому в нашем деле главное -вовремя прикинуться обезьяной, а если и быть красивее, то самую малость. Как Челентано, например. А что? Весьма обаятельный шимпанзе...
Так вот, лето я провёл в Санта-Монике. В перерывах между съёмками я торчал на закрытом пляже, часть которого принадлежала «Саммит», и буквально плевал в набегающую волну. Мне очень хотелось бы быть в Лондоне, но вместо этого я был вынужден мотаться по обеим Америкам. Оттого редкие минуты отдыха были ещё слаще. А ещё этим летом у меня был секс. И Робстен тут совершенно ни при чём. Фак, сколько можно наивно верить в то, что каждый творческий союз на съемочной площадке торжественно скрепляется дружеским и не только сексом?! Бред это всё... Наши прекрасные поклонники старались подкараулить нас всё время, и пару раз мы, смеху ради, дали им пищу для слухов. Кристен это придумала, она же потом и пожалела об этом, когда надумала в очередной раз сёрфить в сети и почитала все эти параноические версии о нашей свадьбе-женитьбе.
- Боб, ты думаешь они это всерьёз? – она всегда затягивалась слишком глубоко. Так, что могла сказать несколько слов, прежде чем дым попросится наружу. – Ну, о том, что мы с тобой чпокаемся в лучших традициях современного кинематографа?
- По-моему, добрую половину сумеркоманов прёт от мысли, что мы – пара.
- Странно, что меня от этой мысли тошнит. Что угодно, только не это, Паттинсон! Нехорошо опошлять нашу священную дружбу возвратно-поступательными телодвижениями, - выдав это глубокомысленное заявление, Крис надолго впала в медлительную задумчивость, разглядывая жёлтые от никотина подушечки пальцев. – К тому же, ты не в моём вкусе, кокни.
- Ты больше по гринго заезжаешь, детка... – попытался я поддеть её.
- В жопу иди... – беззлобно огрызнулась она, бросая недокуренную сигарету и притаптывая её белым носком конверса. – Умник.
- Не я придумал прошвырнуться вместе по вечеринкам, чтобы протроллить общественность.
- Ищи в этом плюсы, дружочек, - она скорчила кислую мину. - Подумали бы ещё, что ты латентный голубец, вот было бы здорово, правда? Найди себе кого-то, а то я могу тебя и пожалеть, в самом деле...
- Кого жалеть - вся жопа в шрамах, Крис... - отшутился я, но отодвинулся на другой конец скамейки. Она наклонилась, поднимая бычок, чтобы выбросить его в урну.
- И ладони в кровавых мозолях, ну. Ты подумай, я плохого тебе советовать не стала бы.
- Хороший совет от дрянной девчонки?
- Именно так, умник, - Кристен взяла меня за подбородок, собирая моё лицо в малозабавную уточку. – Иногда ты такой правильный, что просто злость разбирает нереально, - отпустив моё лицо, она дала тычка мне в грудь, заставив отодвинуться ещё дальше. - Расслабься! Ты совершеннолетний, мамочка далеко. Включи самца, наконец!
- А что потом с Эдвардом делать? Пусть гримёры левую эрекцию прячут? - я представил себе, как играю сцену на пляже и одновременно хочу Кристен - и мне стало нехорошо. Всё равно, что захотеть Лоатнера, глядя, как мелькает его крепкий едва прикрытый псевдоиндейский зад. Но Крис оперативно привела меня в чувство.
- Я тобой займусь. Пара ударов в пах – и твой ковбой будет лежать смирно. Или как там у вас говорят? Маленький джентльмен? – она намеренно кривлялась, коверкая слова, но это было даже мило. В этом была вся Кристен, с её непосредственностью, воспеваемой многотысячной армией фанатов.
- Член – он и в Лондоне член, чего уж.
- Иногда мне кажется, что из нас двоих я думаю о твоём члене чаще, чем ты, - сообщила вдруг Крис торжественным шёпотом, а потом расхохоталась, глядя на моё вытянувшееся лицо. – Нет, я реально о тебе беспокоюсь. Мохом тут порастаешь...
Буквально через неделю после этого разговора всё и началось.
На пляжной вечеринке я познакомился с Альбитой – она приехала из Мексики месяц назад и очень плохо говорила по-английски. Её словарного запаса хватило ровно на то, чтобы объяснить мне две вещи: её имя переводится с испанского как «Рассвет» (при этом она сделала многозначительное выражение лица) и что она без ума от моего Эдварда (при этом сделал многозначительное выражение лица я сам – это была хорошая попытка скрыть первое разочарование). После этого она волновалась до трясучки и постоянно съезжала на спанглиш, из хитросплетения которого я догадался о её невероятном расположении ко мне. В самом деле, разве стала бы порядочная мексиканская девица предлагать минет на пляже первому встречному британскому актёру? Воспользоваться этим предложением было не по-джентльменски, потому остаток вечера Альбита скучала неподалёку, посматривая в мою сторону печальными карими глазами, периодически сызнова заводя разговор в просительных интонациях. И как бы я не изворачивался, всё опять и опять сводилось к «hacer el francés». И это меня порядочно смешило. В итоге, я перепоручил её без дела слонявшемуся Тейлору. Больше чем уверен, ему она тут же напела о том, что без ума от его Волчонка. И предложила те же самые развлечения под пенье волн. Надеюсь, мальчику было хотя бы весело.
Кто-то сказал бы, что я зазнался. А я ответил бы, что если бы каждая желающая проделывала со мной хотя бы десятую часть того, что буравит её воспалённый разум, то ниже пояса я бы просто не функционировал. К тому же, когда кто-то хочет Эдварда – это смертная тоска. За воплощение этого образа в моей холостяцкой койке миссис Майер мне не приплачивает. Кажется, только дочитав «Затмение», я понял, что же, чёрт подери, не так с Эдвардом Калленом. Он зануда. Жуткий, вечно ноющий тип, который больше всего на свете любит извиняться за свои якобы ошибки. Это не мужчина, это какая-то вздорная баба, приставленная к Белле, которая дивным образом уродилась на свет бабушкой-пенсионеркой, минуя все предшествующие стадии возраста. Белла-жопа-на-два-стула. Но Эдвард... Это как подружка, которая рядом с детсада, и, в перспективе, она же будет брюзжать на соседней койке в доме престарелых. Это кошмарный сон для нормальной женщины, потому что в нём нет ничего мужского. Это ошибка природы - какая-то беспокойная женщина в теле бессмертного мужчины. И мне жаль тех, кто считает такой вот, с позволения сказать, характер идеально мужским. Бррррррр... Жесть. Я всегда пытался дать этому калеке немного себя самого: отчасти, чтобы исправить эпик фейл Стефани, отчасти, чтобы не пустить этот смертельный вирус в женские головы всего мира.
С того вечера альбитоподобные дамочки потянулись многоцветной вереницей лиц и поп, сменяя одна другую. В какой-то момент я просто попросил джентльмена внутри заткнуться, и поддался на уговоры. В конце-концов, я нормальный человеческий мужчина с волосатой грудью, и не всегда мною движут исключительно высокие мотивы. С некоторыми из девушек я ужинал, беседуя ни о чём, почти вампирически наслаждаясь их предвкушением праздника, буквально витающим в воздухе. С некоторыми – завтракал, с некоторыми – просто курил после секса, слушая собственное тяжёлое дыхание в спёртом воздухе комнаты. Глупых мыслей в голове стало действительно на порядок меньше, но затолканный вглубь джентльмен с настойчивостью Капитана Очевидность напоминал, что промискуитет порядочно выхолащивает душу. Что-то такое действительно имело место быть, даже Кристен заметила. Я стал не по-английски много ругаться матом, ходить расхлябанно и загадочно улыбаться журналисткам на пресс-конференциях.
Тогда и появилась Эвелина: тонкая блондинка каких-то особых американских голубых кровей, такая... Полупрозрачная. Здесь, в Калифорнии, к ней почему-то не цеплялся загар, и сквозь белёсые запястья беззащитно просвечивали тонкие синеватые вены. Её волосы были очень светлыми, зато глаза – ярко-синие, в обрамлении белых ресниц. Она была нашим фотографом, приехала из Сан-Франциско. Кристен, которая общалась с ней накоротке, рассказывала, что Эва – дочь богатых родителей, которая занимается фотографией исключительно по зову сердца.
- Что, за работу с нами она не получит ни пенса?
- Ни цента, - поправила меня Крис. – И ты это... Обрати внимание, когда наблядуешься, наконец.
- Обратить внимание на что?
- На «кто», идиотина! На Эву... Она приличная девушка. Или ты уже привык менять партнёршу вместе с кондомом?
- Ты непоследовательна, Крис!
- Вся в тебя, - отбрила она.
Это заявление меня порядочно озадачило.
Эвелин Вилсон оказалась приятной собеседницей и приятной же любовницей, которая не заикалась об Эдварде и прочих индивидах из моего послужного списка. Единственное, что пригасило мой возросший было интерес – это её сговорчивость и покорность. С ней можно было делать что угодно, и я не знал, связано ли это со мной или она всегда такая.
Мягкая, податливая, молчаливая... Жертва.
Даже когда я был намеренно груб с ней, вынуждая царапать мне спину, она не издавала ни звука – только громко дышала. Я выкручивал ей руки, больно щипал за бёдра и соски, чтобы услышать хоть звук, чтобы увидеть какую-то реакцию. Но тщетно: она просто дрожала и закуривала мои припадки, сидя на подоконнике в моей рубашке, надетой на голое тело. Она была как нож для резки бумаги, как серебристая рыбка, бьющаяся в моей постели – узкая, холодноватая, плоская... Все её выпуклости помешались в двух моих не очень-то больших горстях. И хотя мне всегда нравились девочки, у которых есть, за что подержаться, при каждом появлении Эвы что-то таинственным образом ныло в глубине меня. Быть может, она развратила меня этой вседозволенностью?
Она была сухой, как бумага и почти стерильной. Она была только со мной, хотя к ней подкатывали даже слишком многие. И это цепляло меня, хотя и не настолько, чтобы открыть рот и предложить ей отношения. Мы ходили вместе в кино и рестораны, она была рядом половину моего дня, но мы почти никогда не целовались. Она была красивой, мы спали вместе... Да что там – мы трахались в полном смысле этого ёмкого слова, но мы никогда не целовались. Ни разу.
Как-то я просил её, почему так. Она ответила, что у нас с ней – просто секс. А это не повод для «обмена бактериями». Прямо так и сказала. На её встречный вопрос, не задевает ли меня это, я ответил, что ничуть не задевает. Но что в Европе так поступают исключительно проститутки. Она засмеялась, отбирая у меня сигарету. И всё. Тема была исчерпана.
- Ты возьмёшь меня с собой в Лондон? – поинтересовалась Эва в один из вечеров, когда мы просто валялись на диване перед включённым телеком.
- Нет, - честно признался я. – Тебе там делать нечего.
- Что, у тебя в каждом порту по доброй давалке? – глумливо уточнила она, закурив. Её крупные резцы с заметной щербинкой почему-то вызвали во мне смутное неприятное чувство.
- Типа того. Насколько я помню, у нас просто секс. А это не повод оплачивать тебе каникулы в Англии.
- Я сама в состоянии оплатить это, если ты пригласишь. Или я тебе надоела?
- Ты мне надоела. Я хочу целоваться, а не молча трахаться и засыпать с пустой головой.
- Окей, - индифферентно согласилась она.
В ту ночь мы легли порознь. А наутро её уже не было в городе, только мои несвежие простыни по-прежнему пахли её светлыми волосами. Ещё через неделю Кристен получила по почте увесистый пакет, подписанный неразборчивым почерком. Она вскрыла его во время перерыва на обед и никому не позволила подсесть к ней: мы все издали смотрели, как она медленно перелистывает страницы какого-то тёмного пухлого ежедневника, сосредоточенно морща лоб. Вечером за пределами площадки её буквально атаковали журналисты, с криками: «Мисс Стюарт, ваши комментарии...». Наша всегда такая храбрая Кристен съёжилась, попыталась спрятаться за Тейлора, поискала глазами меня и в очередной раз ткнула в толпу представителей масс-медиа уверенным средним пальцем. Впрочем, этот жест был куда увереннее, чем её ошарашенный взгляд. На мой вечерний вопрос: «Что, чёрт подери, происходит?», она сперва криво усмехнулась. Я уже видел, как она придумывает подходящую по случаю отговорку, но потом Крис тупо развела руками.
- Не знаю, Бобби. Знаю только, что Эва передала мне привет с того света сегодня утром.
- Ты это серьёзно? – я не то, чтобы удивился. В этой девушке всегда было что-то фатальное, но чтобы настолько...
- Чёрт, да эта сучка вскрылась на прошлой неделе! И прислала мне свои жизнеописания, больше половины которых посвящены её постельно-полевым исследованиям тебя!
- Не вижу логики...
- А когда смерть была логичной, кокни?!
Все утренние газеты пестрели заголовками о том, что поклонница Кристен покончила с собой, «не добившись взаимности кумира». Крис злобно курила за завтраком, тёмные круги под её и без того запавшими глазами говорили о бессонной ночи в компании плеера и сигарет, потому мало кто решался заговаривать с ней, пока она мрачно знакомилась с прессой. Имён газетчики не называли, но всем всё и так было понятно.
- Шакалят... – произнесла, наконец, Кристен. – Твари... Надо было дать им хоть что-то, чтобы меньше выдумывали. Почему-то именно я всегда попадаю в самые идиотские ситуации!
- Какого хрена ты вообще с ней связалась?! – поинтересовался я, в надежде хоть как-то устаканить собственные гипотезы. Сейчас, в свете «невзаимности кумира» многие вещи, казавшиеся мне странными, начинали принимать совершенно новый, более чем нетрадиционный вид. Эва уже не казалась мне романтически сумасшедшей. Впрочем, не так. Сумасшедшей – даже больше, чем раньше. Романтической – ни капли. Более того, моя роль в этой истории становилась всё менее значительной. – Кристен!
- Не начинай, умник... Во-первых, она показалась мне адекватной. Ну, по-моему. И да... Я была под кайфом.
- Твои эксперименты с дурью херово заканчиваются, дорогуша.
- Не говори, как мой отчим! Кроме марихуаны было ещё что-то, я не помню. Вместе приняли, кажется...
- Поэтому вы были на одной волне. И дальше что?
- Ну... Стандартный подкат, я так же стандартно отказала...
- Каким боком ты сосватала её мне, если она хотела тебя?!
- Чёрт, перестань... Я не знала, что ты будешь так вот ханжить! Она сказала, что ты ей нравишься... тоже. И я согласилась немного посодействовать, только и всего. Просто хотела помочь хорошему человеку, наверное.
- Это я или она имеется в виду?
- Не знаю... Не кумарь меня, Боб. Я не в духе, мне ещё надо придумать, как раскидать всё это говнецо с газетами. Боюсь, будет мне нагоняй из-за очередной чокнутой чикули...
- Держись, подруга... У меня вообще слов нет, не то, что советов.
Фотограф-наркоманка-лесбиянка... Это многое объясняет. Есть в этом мире парни, которым нравится спать с фриковатыми персонажами. А вот я, к сожалению, к ним не отношусь. С того самого утреннего разговора меня преследовала мысль, что я вляпался в очень некрасивую историю. Блэк-джек и шлюхи – это почти всегда весело. А вот мёртвые шлюхи – это уже совсем не смешно. Особенно, если одна из них пролезла в твою жизнь и основательно там нагадила. Я не знаю, что ею двигало: то ли желание быть ближе к Крис, то ли стремление ей насолить... В любом случае, чем дольше я об этом думал, тем больше понимал абсурдность происшедшего между нами.
Наверное, тогда многие, кто был в теме, обвиняли меня в толстокожести. Но я действительно не мог показывать эмоций, которых не испытывал. Мне этого счастья и в процессе работы хватает. Девушку по имени Эвелин Вилсон быстро забыть у меня не получилось бы, будь она жива и оставь она своё при себе. Но она имела неосторожность умереть, сделав большую подлость моей близкой подруге. И её фриковатые фишки сидели в моей памяти, как чумные бубоны. Потому я приложил максимум усилий, чтобы обнулить своё прошлое. На этот раз – без помощи представительниц лучшей половины человечества.
В то время как господа репортёры во всю клевали мозг мисс Стюарт, требуя у неё сенсационных воспоминаний покойной. Откуда они пронюхали об этом чёртовом дневнике? Его требовали отдать, обнародовать, чуть ли не опубликовать – подумать только, откровения лесбиянки, которая вращалась в узком кругу сумеречных актёров. В первый же день Крис сожгла блокнот на заднем дворе отеля, потому в ответ на провокационные вопросы только улыбалась.
- Правда ли, что у Эвелины были отношения с Робертом?
- Вы МЕНЯ об этом спрашиваете? - она сделала страшные глаза, всем своим видом призывая вспомнить о Робстен. Я ненавязчиво тёрся рядом, больше напоминая восковую копию самого себя. - Конечно, нет! Кто вам сказал такую чушь?
- Но в её дневнике...
- Я не знаю ни о каком дневнике мисс Вилсон!
В ответ на мою благодарность, она в тысячный раз криво усмехнулась.
- Боб, заткнись хоть ты, а? Жила-была девочка – сама виновата. Держись молодцом, окей?
- Молодцы сосут концы, Крис, - схохмил я с совершенно серьёзным лицом.
- Мы именно этим и занимаемся, дружочек. Разве не заметно? – грустно ответила Стюарт.
Именно этим мы и занимались весь остаток лета. А к первому сентября тему мисс Вилсон с её эпатажным поступком торжественно посчитали исчерпанной.
С того дивного момента в моей донжуанской биографии наступила вымученная пауза. Которую, впрочем, уже к весне я, вернувшийся в Лондон, считал затянувшейся. Жизнь, как показывает практика, ничему меня не учит...

***

Долбанная визитка Инглиса лежала в моём кармане неделю. Я время от времени вынимал её, перечитывал заново адрес и телефон, которые и без того уже знал наизусть. Воспользоваться его приглашением было и заманчиво, и неудобно. Что-то сродни тугой пружине удерживало меня на месте. Я плоховато представлял себе этот визит – в мистере Инглисе, который, как мне казалось, был ненамного меня старше, чувствовалась какая-то непонятная мне светскость. Живи я в Лондоне хотя бы последние пару лет, я и сам был бы таким - этот вирус аристократизма у нас в крови как часть ментальности бриттов. Но я слишком много времени провожу в разъездах, перелётах... Кажется, под цветными пледами «Бритиш Эйрлайнз» я бываю чаще, чем под крышей родительского дома. В этот раз я надеялся заняться обустройством собственной квартиры, которую купил год или два назад, но так и не удосужился в неё въехать. Это означало, что моей сестре приходилось раз в месяц выгребать почту из как бы моего ящика и что стены в как бы моей квартире оставались по-прежнему нейтрально-бежевыми. Точнее, как... Они были покрыты проплешинами цветных мазков, которые свидетельствовали о моих неоднократных попытках определиться с дизайном. Том предложил оклеить стены газетами или облицевать грубым камнем.
- Это будет очень в твоём духе, - мотивировал он.
- Тебя послушать, так я бы и под мостом вполне себе органично смотрелся бы...
- Судя по тому, что ты жлобишься на нормальный ремонт с привлечением дизайнера – минимализм тебе подошёл бы.
Старридж был прав, как и почти всегда относительно меня. Да, мне действительно нравилась мысль о том, чтобы покрасить эти чёртовы стеклообои самостоятельно. Но моё природное цветоощущение меня подвело: в строительном супермаркете я совершенно терялся при виде совершенно одинаковых банок с дебильными подписями в стиле «Плод кактуса» или «Берлинская лазурь». Хотя, с лазурью всё было более-менее понятно. Но я – живейший пример того, что мужчины различают шестнадцать цветов. Максимум. И да, персик – это фрукт, даже не обсуждается. Таким образом, моя жилплощадь пустовала, если не считать одинокого дивана, музыкального центра и кучи компактов, сваленных в углу. Не хватало только лампочки, свисающей с потолка – получилась бы классическая холостяцкая берлога, в которой пахнет пылью и – иногда - фаст-фудом.
Шутка юмора была ещё и в том, что мы с Инглисом были соседями: моя квартира была в соседнем парадном, но на том же этаже: уверен, что перегнувшись через бетонный парапет, я мог бы пожать его руку. Это делало приглашение Айвена Инглиса ещё более неудобным.
Но я был бы не я, если бы не решился...

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-495-1#342516

---