Глава 5
Маленькая вселенная
Самолет стремительно набирал высоту. И как эта могучая стальная птица, отрываясь от земли, отбретала свободу, рассекая крыльями воздух, так я, ее извечный спутник, незримо освобождался от груза неотложных дел и постоянной суеты. Летел в невесомость мыслей, в неизведанные дали собственной души. Снова там, снова за облаками – и все насущное казалось теперь мелким, размытым, как огоньки, гаснущие вдали. Мой телефон был отключен, сценарий, который предстояло просмотреть, лежал нетронутым на коленях. Откинув голову на мягкую спинку кресла, я смотрел в иллюминатор. И, если бы представилась такая возможность, давно унесся бы к свету своей маленькой вселенной, который так манил. Только ненужная церемонность первоклассного салона упорно возвращала обратно и начинала утомлять, если не сказать больше. Нет, мне не нужны горячие салфетки. Отобедать «сэр» удосужился на земле, в непритязательном кафе зала ожидания. Я не желаю освежиться. Меня не интересуют сегодняшние газеты. Что еще? Ах, теперь виски со льдом.
- А у вас нет затычек в уши? – не выдержал я.
Стюардесса – с безупречно гладкими, затянутыми в пучок волосами под пилоткой компании, в идеально подчеркивающей фигуру униформе раздражающе алого цвета – испуганно замерла.
- Затычек, сэр? Кажется, нет...
- Жаль.
Ее лицо начало краснеть, потом белеть.
- Вас что-то не устраивает, сэр?
Похоже, девушка была новенькой и очень волновалась, боясь не угодить богатым клиентам авиакомпании. Даже мне, при всей несолидности внешнего вида и привычно натянутой на глаза кепке.
- Все в порядке. Просто мне ничего не нужно, а если понадобится, позову, договорились?
- Извините, сэр, я не хотела мешать.
Она поспешила уйти. Пассажир рядом, несколько раз вступавший с бортпроводницей в пространные беседы, лишь мельком бросил взгляд в мою сторону и продолжил невозмутимо поглощать свой обед из нескольких блюд, заряжая воздух запахами специй. Упитанный индус не обращал на меня никакого внимания, видимо, сразу поняв, что собеседник из его соседа никудышный. Я проникся к нему благодарностью, даже симпатией за ненавязчивое сосуществование – разговаривать сейчас с кем бы то ни было, тем более из вежливости, не хотелось.
Дин сидел через проход, читая журнал и изредка поглядывая на меня. Он не любил стеснять. Мы давно научились понимать друг друга без слов. Достаточно было кивнуть – и охранник был начеку, махнуть – и он отходил, улыбнувшись. В последнее время Дин, похоже, подозревал, что со мной что-то происходит. Он поддерживал меня морально, я постоянно ощущал это. Иногда похлопывал по плечу, иногда проносил «контрабандой» нездоровую пищу и пачку сигарет. Чаще рассказывал о семье, друзьях. Ерунда, что работодатель и работник не могут сблизиться – я считал Дина своим другом с незапамятных времен начала истерии. Зрелым, немногословным, ответственным, надежным. Только причину, по которой что-то изменилось в последнее время, открыть ему не мог... Пока не мог...
Моя маленькая вселенная. У нее было имя. Тиша. Она была далеко от меня. Тысячи километров и больше семиста дней... Но мне казалось, что она близко, очень близко.
Уже месяц, как в моей зимней куртке появился внутренний карман – слева, у сердца. Альбом, где хранилось самое важное, самое главное в моей жизни, всегда был со мной. Я открывал его бесчетное количество раз. Часто не получалось перелистнуть страницу, потому что, глядя на первое фото, я мог лишь думать о том дне, когда малышка появилась на свет...
Вот и сейчас я не заметил, как рука сама собой потянулась в заветный уголок – и через мгновение альбом лежал поверх сценария. Вне обыкновения я начал с конца. Улыбчивая девчушка смотрела прямо в объектив, позируя. Мягкие кудряшки русых волос, румяные щечки, внимательные, восторженные глаза цвета неба. Ясного неба, глядя на которое ощущаешь солнечный луч, струящийся прямо тебе в душу, даже если там мрак.
Тиша...
- Какая она у вас красавица.
Я повернул голову, услышав негромкое замечание.
- Знаю, что выгляжу навязчивым, но не люблю долгих перелетов. И люблю детей. Самир, - представился сосед-индус, одарив улыбкой.
Он казался искренним, тем не менее у меня сработала привычная внутренняя сигнализация.
- Боб, - сказал я первое пришедшее на ум имя.
Он пожал протянутую руку:
- Очень приятно, Боб. У меня у самого три дочки. И, находясь в разъездах, я страшно по ним скучаю.
Наверное, Самир застал меня в более растрепанных чувствах, чем я думал – слова давались с трудом. Все еще глядя на фото, я, наконец, негромко произнес:
- Как их зовут?
- Прия, Бипаша и Анжали, - доверительно ответил он. Я уловил нотки гордости и нежности в глубоком голосе с характерным акцентом. Индиец, живущий в Англии. – Они постарше вашей малышки. К сожалению, я не очень часто бываю дома. Семья – это большая ответственность, сами понимаете. Надо много работать, копить приданое. Так уж выходит, что с их рождения начинаешь думать о том, как однажды передашь другому мужчине... Особенности менталитета.
Я рассеянно кивнул.
- Знаете, что я вам скажу, Боб? Многие мужчины хотят сыновей, продолжение рода. Но девочки, дочурки... Они наши драгоценности.
Я все не сводил глаз со светлого детского личика.
- Нет большего счастья, чем видеть, как она бежит к тебе навстречу по приезде... обнимает, кричит: «Папочка!»
Отчего-то при его словах мне сдавило грудь. Щемящая боль, острое желание испытать это...
Мужчина, сидящий рядом, был счастливым отцом. Настоящим. Я пока был лишь тенью.
Я так хотел... хотел обрести ее. Хотел коснуться, чтобы поверить, что все по-настоящему, что она реальна, что это маленькое чудо... мое.
- Не печальтесь. Если уж совсем невмоготу, бросайте все и поезжайте домой. Обнимите ее.
Я отвернулся к иллюминатору, потому что совсем утратил способность говорить, отчетливо понимая, что единственный способ унять предательскую дрожь губ – искусать их.
- Простите. Я не знал.
- Все в порядке, Самир, - невнятно выдохнул я, борясь с комком в горле. – Пожалуйста, выключите свет.
Было наивно полагать, что он не увидит моих слез. Не услышит их в голосе.
- Больше не буду донимать вас, - прошептал он в относительной темноте, уступив моей просьбе.
- Вы не донимаете. И... спасибо за ваши слова. Все очень непросто, но теперь я знаю, что должен сделать. Обязательно. Только бы самолет не навернулся в океан.
- А вы оптимист, я смотрю.
Я почувствовал, что он улыбнулся.
- Чего не отнять, того не отнять.
Приземлились мы ранним утром в аэропорту Берлина. Какую-то часть пути я все же проспал и с трудом продрал глаза, ощутив, как кто-то тормошит меня за плечо.
- Проснитесь, скоро посадка. Стюардесса очень просила ей помочь, она боялась вас потревожить.
Самир выглядел бодрым и отдохнувшим, в отличии от меня.
- Уже прилетели?
- Почти, Боб. Вы уснули, как младенец. Даже мне не хотелось вас будить, а уж ей!
- Вчера я нагрубил бортпроводнице, она, видимо, считает меня чудовищем.
- Чудовищем? – засмеялся он. – Как вы недогадливы. А для европейца еще и на удивление скромны. Эта девушка каждый раз при появлении в салоне не сводила с вас глаз. Даже на спящего смотрела, как завороженная.
Я почувствовал угрызения совести. Она узнала меня и просто хотела привлечь внимание, хоть ненадолго, а я невежливо ее «отбрил». Джентельмен во плоти.
Полет подошел к концу, капитан попрощался с пассажирами, ручная кладь переместилась с верхних полок ко своим владельцам, толпившимся в проходе. Я не спешил, привыкнув выходить последним.
- Что ж, удачи вам, Боб. Так, на всякий случай, - Самир протянул мне визитку. «Сеть индийских ресторанов Garam masala в Европе». Вкусно-полезное знакомство. – Кстати, самолет не упал в океан, а посему...
Я кивнул, пожав ему руку.
- Спасибо, Самир. И... зовите меня Роберт.
- Раз вы настаиваете, - кажется, не очень-то удивишись, загадочно ответил он... и помахал мне от двери.
Салон опустел, остались только мы с Дином. У трапа нас нагнала «наша» раскрасневшаяся стюардесса.
- А можно... можно мне автограф? – пробормотала она, теребя в пальцах какую-то картонку.
Дин сделал «глухое ухо», и я, видя, как девушка нервничает, мягко улыбнулся:
- Можно. Как ваше имя?
Заметив, что она застыла, неотрывно разглядывая мое лицо, я аккуратно взял картонку, ручку из теплых пальцев и поставил свой каракуль.
- Ле...летиша.
Если б я верил в знаки... А может, я в них верил? Не помню, что я приписал ей на память. Помню только, что выронил ее ручку, потом одновременно с ней присел поднять, стукнулся лбом о ее лоб, потому что девушка сделала то же самое – и, снова выпрямившись, коснулся губами ее щеки, шепнув:
- Будь счастлива, Тиша.
- Что это было? – удивленный голос Дина вырвал меня из временного забытья.
- Когда именно?
- С той девушкой.
- Ничего. Просто я был с ней невежлив вчера.
- Я мог выйти, взял бы ее телефон. Или ты ей свой на картонке оставил?
- Ты неправильно понял.
- «Будь счастлива, Тиша»?
- Ее зовут так же, как мою дочь, - произнес я взволнованно... и тут же замер.
Он остановился, как вкопанный.
- Что?
- Дин, ты только... Никто об этом не знает.
- Я не старая сплетница. Но меня очень трудно удивить. Пожалуй, только тебе это удается.
- Случайно вырвалось.
- Когда ты успел-то? И столько времени скрывал? – он недоверчиво смотрел на меня. Если не сказать, шокированно. – А... ее мать, кто она?
Я не поспевал за потоком его вопросов, чувствуя одновременно и страх, и желание открыться хоть кому-то.
- Ладно, похоже, я превышаю полномочия, - выдал он, неправильно истолковав мое молчание.
- Да прекрати ты. Идем куда-нибудь. Не могу больше носить все в себе. Мне надо выговориться.
- Читать – напиться?
- И это тоже, в меру.
- Остается только гостиничный номер. Общественные места для откровений такого рода не подходят. Я обо всем позабочусь, ты поезжай с местной охраной. Только учти – в шесть вечера у тебя шоу на местном телевидении. Опасно эксперементировать со спиртным.
- Я большой мальчик. А ты еще больше.
- Ох уж мне твои шутки. Ладно, решено.
Он лично сопроводил меня до машины и пообещал в скором времени вернуться.
- И ты даже не поговорил с ней? Не попытался связаться?
Нависнув над столом своими внушительными объемами, Дин хмуро смотрел на меня.
Я чувствовал себя пацаненком, которого ждет неминуемая взбучка. Мой ответный взгляд из-под бровей должен был дать понять, что учительский тон тут неуместен, только Дина таким фокусом было не пронять. Допив пиво, я с убедительным грохотом опустил стакан на полированную поверхность стола.
- Я пытался.
- И?
- Перестань сканировать меня глазами. И сядь, пожалуйста. Держи.
Я протянул ему сигарету.
- Роберт, я не курю. Вообще. Ты тоже практически бросил.
- Извини, забыл.
- Не меняй тему.
Я нервно откинул зажигалку и положил голову на спинку дивана. Никогда раньше не видел розового потолка, надо же... Может, меня перепутали с балериной из соседнего номера? Горничная уже пыталась впихнуть мне собственноручно забранную ею из химчистки пачку. «Побреюсь и обязательно примерю», - не сдержав ухмылки, ответил я под недовольными взглядами выглянувших в проход охранников. Она сконфуженно пролепетала извинения, зарделась и поспешила к следующей двери. А я еще какое-то время гадал, случайно или специально дамочка ошиблась номером.
- Роберт!
Я вздрогнул от трубного голоса, который редко повышался.
- Я не сплю, просто закрыл глаза. Не могу видеть этот потолок.
- Тогда на меня смотри. Так что там насчет разговора?
Пришлось ответить. Вспомнить то ненавистное мне ощущение беспомощности, охватившее от сочувственных слов Жозефины. Она виновато, но тем не менее твердо отказала в помощи. Единственное, что мне оставалось – ждать нужного момента.
- Она уехала, взяв отпуск за свой счет. Попросила никого с ней не соединять и не давать номер. Мадам Легран, извиняясь, рассказала мне, что Мел хотела какое-то время побыть у родителей, в Озерном крае.
- Нельзя было ее отпускать, не поговорив, понимаешь ты?
- Я и так предостаточно наговорил. Все было как снег на голову, и...
- Скажи, ты хоть на миг усомнился?
- В чем?
И услышал ответ, за который захотелось дать собственному телохранителю в лоб. «В отцовстве». Я сдержался. Конечно, для кого-то со стороны, наверное, такие мысли были естественными...
- Дин, я просто
знал, что она моя. И не спрашивай, почему.
- А тебе не казалось, что...
- Нет. Самое непостижимое тут именно то, что Мел молчала. Мы снова встретились, все изменилось, но она не сказала о самом важном.
- Учитывая твою реакцию, не так уж и непостижимо.
- Да какую реакцию? – бросил я, ощутив уже знакомую боль, разливающуюся в груди. – Как иначе я мог реагировать?
- Эта молодая женщина растит твоего ребенка. Она не искала сенсаций и дешевой популярности, ей не нужны твои деньги. Ну не видел ты ее столько времени, не знал ничего – и что? Зато у тебя здоровая, прелестная дочурка.
Я с трудом сглотнул, сделав безуспешную попытку успокоиться. Ком в горле мешал говорить. С позиции Дина все элементарно, только вот как объяснить ему? Как разобраться самому, почему же мне так больно? Почему, помимо всего прочего, я чувствую себя преданным?
- Разве это не подарок? Другой на твоем месте или бежал без оглядки, или обезумел от радости. Скажи, чего тебе не хватает? Готовое счастье само в руки приплыло, а ты...
Готовое счастье?! - Черт, да как счастье может быть готовым? – резко перебил я. – Объясни ты мне, идиоту. Хлоп в ладоши – и мы образцовая семейка? Для меня Мел не просто «женщина, которая растит моего ребенка».
Я вскочил, задев край стола, и резные ножки со скрипом проехались по начищенному паркету. - Она не верила мне. Наверное, потому и не говорила. А я ведь действительно любил ее эти годы, ты понимаешь?
Запустив руки в волосы, я принялся ходить туда-сюда по просторной комнате.
- Я столько ночей не спал, думая об этом. Хочешь посмеяться – смейся. Звезда, любимец женщин, завидный холостяк, в постель или голову которого так мечтают залезть охотники за сенсациями. Узнать, сколько горячих красавиц и темных мыслей я прячу. Они были бы разочарованы тем, до чего же все банально. Как можно столько времени помнить одну-единственную ночь? Как можно безнадежно любить человека, с которым был так мало?
Дин смотрел на меня с молчаливым участием, не пытаясь ни отрицать, ни соглашаться. Просто слушал, позволяя мне беситься... или изливать душу.
- Но это возможно. Это самое настоящее. Самое правильное и сильное. Уже тогда, той весной в Париже, мне казалось, что я всегда знал ее, всегда ждал. Только я... испугался. Сам высмеял себя, пренебрег тем, что чувствую – и потерял ее. Опоздал.
Замерев у окна, я уперся в стекло вытянутыми руками, глядя куда-то перед собой, хоть ничего не видел. Я снова был там, тогда... в мгновении, когда от бессилья хотелось что-то разгромить, разорвать или просто закричать. Потому что я не мог понять, почему. Потому что у меня не осталось возможности спросить, сказать, обнять, извиниться и упрекнуть. У меня ничего не осталось, потому что
она ушла.
И неожиданно, именно здесь, сейчас, я понял. Осознал самое важное. Я так долго жил своей болью, мыслью, что
могло бы быть. Винил себя за то, что не сказал ей вовремя, за то, что заснул и не услышал, как она уходит, за то, что не перерыл с поисковой группой весь Озерный край, Лондон, или же все Соединенное Королевство... А Милли, не зная,
что я на самом деле чувствую к ней, жила где-то, строя заново свою жизнь, в которой появилась другая любовь, самая светлая и безграничная – материнская. Встретившись вновь, я отчаянно хотел достучаться до нее, вернуть и вернуться. Чувство вины и чувство потери никуда не делись, стали еще острей – только вырвались в неподходящий момент, не по адресу. Обвиняя ее, я обвинял
себя, и себя же ненавидел. Эти годы я не мог простить себе самому того утра.
Дин по-прежнему не произнес ни слова. Не поворачиваясь, я почему-то вдруг спросил, тихо, словно говорю из собственного сна:
- Думаешь, я идеализирую чувства?
- Нет, Роб. Думаю, что ты потерял уйму времени и продолжаешь это делать. Однажды ты упустил шанс. Не дай Мел снова исчезнуть из твоей жизни. Отыщи. Поговори.
Горло снова сжимал комок, глаза щипало. После бурного выплеска эмоций силы словно враз покинули меня, голос сел.
- Я... не знаю, как все исправить. Тогда я думал только о своей боли, как последний эгоист. Я ранил ее. Сорвался. Мел такое не заслужила.
- Она простит. Иначе не прислала бы тебе альбом. Не написала б записку. Она любит тебя. Я уверен, что мучаетесь вы оба. Потому ты должен это изменить – понемножку, осторожно. Но даже если и не получится быть вместе, есть тот, кого ты больше не оставишь никогда, не смотря ни на что. Ты и сам уже это знаешь.
Конечно, я знал. Может быть, поэтому, завершив стандартную серию мероприятий по продвижению нового фильма в Берлине, временно остановил далеко идущие планы моих агентов и настоял на срочной поездке в Лондон. Без сопровождения. Стефани рвала и метала, Ник, поняв, что спорить бесполезно, недовольно буркнул: «Четыре дня, не больше». Это был компромисс, на который я пошел.
Прямо у здания аэропорта меня подобрал Сэм на своей видавшей виды машине.
- Куда? И что за спешка?
- Подкинь до Квинсберри, будь другом.
- Будь другом, будь другом. Ты еще раньше припереться не мог? Пять утра! А летел-то не из Америки. Что ты там делать собрался, на Квинсберри? Спать на скамейке?
- Не нуди. Оставь мне свою старушку, а сам поезжай домой досматривать сны.
- Ты вообще обнаглел, знаешь ли. Приедь, забери, отдай. Носки не погладить?
Я невольно ухмыльнулся, покачав головой.
- Творческие люди такие нервные. Я вызову такси, я его оплачу. Дам тебе на пиво.
- Еще и чаевые? Какая щедрость. Знаешь, Паттинсон, в следующий раз звони вечером, чтоб я вообще не ложился спать.
- Не надоело бурчать?
- Не надоело быть таким раздражающе загадочным? – парировал он.
Отвернувшись к окну, я, игнорируя его недовольное пыхтение, думал о своем. Долго мой спутник не выдержал.
- Так что там на Квинсберри, мать ее? Будь добр, ответь или торможу.
- Французский культурный центр. Мне просто нужно кое-что узнать. Придет время, и я все тебе расскажу, правда.
- Она что, француженка? «Парле англе»?
- Ее английский определенно лучше твоего французского.
Теперь Сэм выглядел заинтересованным, его плохое настроение как рукой сняло.
- Как ее зовут?
- Жозефина.
- Хороша?
Выпустив руль, он нарисовал в воздухе форму античной вазы. Машина сделала крутой вираж на повороте.
- Следи лучше за дорогой, - усмехнувшись, ответил я.
- Значит, хороша. Я так и знал! Ну почему они все липнут к тебе?
- Она ко мне не липла. Побольше уважения.
- Ладно, не к тебе. К твоему голому телу.
- Сэ-э-эм, - с укором произнес я, мысленно извинившись перед мадам Легран.
- Ты как сноб какой-то, честное слово! Не можешь по-мужски поделиться впечатлениями. Рассказал бы, как оно там.
- Между прочим, мы говорим о замужней даме, у которой есть дочь, и...
- Ты связался с замужней мамашей? Тебе что, свободных мало?
Его возмущение, как ни странно, было неподдельным. Я даже не пытался вклиниться в монолог друга, еле сдерживая смех. Не думал, что поездка из аэропорта окажется такой неординарной.
- Ты представляешь, что творишь вообще? Мать – это же... святое, понимаешь?
- Вот именно. И эта женщина, если хочешь знать, практически годится мне в матери.
Он резко затормозил, и я чуть не стукнулся лбом о приборную доску от такого маневра.
- Прости, но на этом шутки кончились. Ты меня очень разочаровал, Паттинсон. Дружба дружбой, но если б я был в курсе событий, пальцем бы не пошевелил, не то, чтоб взребаться в такую рань и мчаться через весь город.
- Брэдли, угомонись. Я даже не притронулся к мадам Легран. Вернее, не помню точно, но если что и было, то не в том смысле, о котором ты думаешь в меру испорченности. Я дал ей автограф. А сейчас мне просто нужно узнать нечто очень важное.
- Правда? – он просверлил меня хмурым взглядом.
- Правда. Расслабься.
Когда машина снова тронулась, я невольно заметил:
- Не думал, что ты такой ярый хранитель семейных очагов.
- Значит, думай по новой. Нам не по шестнадцать, Роб.
- Приятно удивил.
Вскоре мы оказались близ стоянки напротив Institut Français du Royaume-Uni, с которой я, можно сказать, сроднился во время прошлого пребывания в Лондоне. Показав Сэму, где лучше припарковаться, я запоздало извинился, что разбудил его в такую рань.
- Ладно уж, улаживай свое таинственное дело невероятной важности и приезжай ко мне. Сходим вечерком в бар. Если, конечно, будешь свободен, - добавил он.
- Это еще под вопросом. Но в другой раз – непременно. Спасибо, Сэм.
Он отмахнулся, вылазя из машины, и, прежде чем захлопнуть дверцу, пожелал мне удачи.
До открытия центра оставалось несколько часов, только я не хотел их «убивать», бесцельно катаясь по городу. В салоне было тепло, в бардачке завалялось несколько старых дисков с тех старых-добрых времен, когды мы, собираясь, пели под гитару, делились планами на будущее. Сэм, Маркус, Бобби, Том и я... Иногда мне этого не хватало. Одиночество среди толпы, внезапная тоска среди эйфории – вот что было слишком знакомо, неизбежно в моей нынешней жизни. Одновременно любить ее и ненавидеть, наверное, удел каждого публичного человека, особенно актера.
День обещал быть ясным. Небо, разорванное ярко-оранжевыми всполохами, постепенно розовело, бледнея. Отправившись пешком ко круглосуточно работавшему киоску с фастфудом неподалеку, я какое-то время смотрел на зарождавшуюся над городом зарю. Романтический порыв закончился в тот момент, когда я окончательно замерз и, набрав еды на вынос, вернулся в салон, где все это время работала печка. Потом, предварительно включив один из дисков, расположился на заднем сидении, согреваясь едой и потоками жаркого воздуха.
После раннего завтрака я до самого открытия центра не выбирался из машины, слушая музыку и глядя в окно в ожидании прихода Жозефины. Подбирал слова, которые скажу, чтобы она «расстаяла», согласившись помочь... Только невозможно спланировать и предугадать то, что будет, особенно когда это значит для тебя слишком много.
Похоже, Жозефина, по уже сложившейся традиции, отказывалась верить собственным глазам, но, тем не менее, не могла отрицать очевидное. Мой камуфляж «парень из соседнего двора» ни на миг не обманул эту проницательную женщину, питавшую ко мне столь очевидную слабость. Она неподдельно обрадовалась, смущенно улыбнулась, поправляя прическу, но потом... Видимо, ощущение реальности вновь собрало вместе все ее беспечно разлетевшиеся мысли. По мере приближения к ее стойке я видел, как меняется выражение лица мадам Легран, выдавая волнение, внутренние противоречия и сочувствие. Она стала похожей на растерянную девочку, которая хочет спастись бегством.
- Мистер Роберт, меня ждет начальник. Простите, я правда должна идти, - пробормотала Жозефина, еще больше краснея, когда я загородил ей дорогу. Все подобранные заранее слова испарились, пропали. Я не хотел пользоваться ее явной симпатией ко мне, потому решил не льстить, не врать. Просто открыться этой женщине.
- Жози, прошу, помогите мне. Это очень, очень важно. Я ждал, сколько мог. Бросил все и специально приехал. Я прошу лишь номер телефона. Мне необходимо поговорить с Мел, пожалуйста. Ни в коей мере не хочу поставить вас в неловкое положение, воспользоваться доверием. Я не буду ее тревожить, обещаю, - я сказал это на одном дыхании и замолк. Не делал «умоляющее лицо», не пытался ее разжалобить или сразить обаянием...
Жозефина поняла.
- Я помогу, потому что верю вашему слову. Знаю, что вы истинный джентельмен, Роберт, и не солжете, дав слово женщине.
Это было серьезное заявление, сопровождавшееся красноречивым взглядом. И пусть в этот момент я вовсе не выглядел истинным джентельменом в своих потрепанных джинсах и небрежно застегнутой куртке поверх толстовки, не говоря уже про капюшон и кое-как натянутую шапку под ним, я себя им чувствовал, как никогда.
- Можете быть уверены в этом.
Казалось, соединение длится целую вечность. Я нервничал, понимая, сколькое зависит от того, как Милли отреагирует на мой звонок... Кажется, даже забыл поздороваться и, как только по ту сторону линия ожила, тут же взволнованно выпалил, боясь растерять слова:
- Пожалуйста, не вешай трубку, Мел. Дай мне хоть маленький шанс все исправить. Я буду здесь всего несколько дней, приеду, куда скажешь, только поговори со мной.
Наступившая пауза показалась мне слишком долгой. Я ощущал лишь повисшую тишину... и все растущую пропасть между нами.
- Я уже вернулась. Не надо никуда ехать...
То ли связь была плохой, то ли ее голос очень тихим. У меня защемило сердце. Отрывистые фразы не могли обмануть.
- Как ты? - Конечно, я задал самый глупый вопрос. Как же трудно вместить чувства в рамки слов. Почему на ум приходят лишь стандартные, корявые, незначительные? Зато в порыве они могут быть более жестокими, чем поступки. - То есть... я был несправедлив.
Она молчала.
- Ты слышишь? Прости меня.
- Это не важно, Роб. Не мучайся.
- Важно. Очень важно.
- Ты был прав.
- Нет, - выдохнул я, понимая, что она приняла все, как данность. Поверила, смирилась. Замкнулась.
- А как... как все у тебя? – неожиданно спросила Мел.
- Наперекосяк, - честно ответил я. И понял, что если буду ходить вокруг да около, потеряю ее. Однажды «никогда» встало между нами, открыв зияющую пустоту потери. Какой-то глупый страх, так часто преследующий в жизни, иногда может разрушить самое важное, отобрать главное. – Хочу тебя увидеть. Ненавижу телефоны, Милли, мне необходимо смотреть в глаза при разговоре. Я буду ждать тебя в том кафе, где мы случайно встретились в январе. Буду ждать, пока не придешь, слышишь? Я не могу вас потерять. Не потеряю.
Я отключился сам, не дав ей возможности отказать мне. Сэм, у которого я временно остановился, не стал расспрашивать, уже по одному виду поняв, что вечер ему придется делить с кем-то другим.
День был на удивление теплым. Красивым. Солнце заливало помещение, и никто не стремился затягивать жалюзи, прячась от его лучей. Я сидел за столиком у стены, спиной к входной двери, скрываясь за темными стеклами очков и козырьком бейсболки в надежде, что меня не узнают. В это время посетителей было немного, правда, наступающие вскоре обеденные перерывы могут сильно усложнить дело... Только все отходило на второй план, казалось сейчас таким второстепенным, мелким по сравнению с тем, чего я ждал. Во что хотел верить, не смотря ни на что... Веселый солнечный свет, лившийся в окна, вселял надежду. Запахи молотого имбиря, кофе, корицы возвращали воспоминания, окружали теплом.
Она придет. Я заказал еще одну чашку кофе, бросив взгляд на часы. Сделал вид, что читаю The Times, когда в очередной раз стукнула тяжелая металлическая дверь. А потом неожиданно услышал совсем рядом:
- Здравствуй.
Она пришла.
Сердце тут же споткнулось, и я опустил газету на стол. Сняв солнцезащитные очки, ответил: «Здравствуй», вставая, в то время как взгляд не отрывался от ее лица. Раньше казалось, что при новой встрече вернется обида или, наоборот, чувство вины, но их не было – лишь рвущая душу тоска и непроходящая нежность. Мне так хотелось обнять ее, коснуться. Только в тот момент я не посмел.
- Спасибо, что пришла, - пробормотал я, пока она усаживалась напротив, теребя в руках стянутый с шеи шарфик. Она была такой красивой – без макияжа, с распущенными волосами и тронутыми нежным румянцем щеками. Февральский мороз поцеловал их, отблески солнечных лучей пробрались под длинные ресницы, подарив глазам оттенок насыщенной синевы. Я смотрел на нее, затаив дыхание, и думал о том, каким был остолопом. Растеряв все слова, не знал, с чего начать разговор, которого ждал так долго.
- Что тебе заказать?
- Черный кофе без сахара.
Я едва уловимым жестом попросил женщину за стойкой принести очередную порцию. Она кивнула, не привлекая излишнего внимания.
- Десерта не хочешь?
Мел покачала головой. Понятливая работница принесла заказ, и тут же отошла.
Какое-то время мы сидели в относительной тишине, среди ненавязчивого гула полупустой кофейни. Милли избегала моего взгляда. Разглядывала свои ладони, и губы ее дрожали.
Я понял, что еще рано говорить о нас двоих, понял без слов. Я хотел задать тысячи вопросов, но не знал, имею ли право. Что она чувствовала, о чем думала, пока в ней зрела новая жизнь? Как жила, пока меня не было рядом? Как же я желал разделить с ней каждую кроху тех воспоминаний, даже то, что было уже невозможно разделить.
Беседа совсем не клеилась. Сердце сбивалось от волнения, слова застревали в горле. Каждый раз, как первый раз... Все было сложно и в то же время просто. Мне хотелось лишь обнять Мел, заставить исчезнуть слезы, которые наполняли ее глаза, прогнать раскаяние, притавшееся в их глубине. Только обычные человеческие «но» иногда слишком сильны в своих предрассудках.
Милли даже не притронулась к кофе. Помедлив, я протянул руку и осторожно накрыл ее ладонь своей.
- Расскажи мне, Мел, - с трудом сдерживая желание убрать преграду в виде разделяющего нас стола, произнес я. - Пожалуйста.
- Что? – шепнула она, наконец, посмотрев на меня. Слезинка сорвалась с ресниц на подбородок.
- Я хочу знать о ней больше. И... увидеть. Если ты позволишь.
- Ох, Роб...
Ее рука выскользнула из моей, дрогнула, задев чашку, та перевернулась, и кофе разлился по столу. Прижав пальцы к губам, Мел быстро поднялась и метнулась в узкий проход, где находились служебные помещения. Все вокруг стало фоном, похожим на забытый сон, только я видел лишь любимую женщину и думал лишь о ней, не обращая внимания на легкую суматоху. Она была там, у стены в конце коридора. Стояла и плакала, закрыв лицо руками. Я молча подошел и прижал ее к себе, баюкая, как ребенка.
- Ты просишь... Просишь о том, о чем просить не должен. Как же я ненавижу себя за это... – она рыдала все горше, уткнувшись лицом мне в грудь, а я прикрывал ее собой, спасая от любопытных взглядов редких служащих-зевак.
- Ну что ты, Мел...
- Я не хотела отнять ее у тебя... Поверь мне, прошу... Я не хотела...
Руки внезапно стали совсем неловкими, голос куда-то пропал. Склонившись, я коснулся губами ее волос, виска. И в тот момент мне не было стыдно оттого, что я плачу не на съемочной площадке, не под наплывом чужих, надуманных эмоций, а по-настоящему, сомкнувшись с Мел в сумраке прохладного коридора обычного лондонского кафетерия.
Когда мы вернулись в зал, он выглядел странно пустым.
- Я объявила, что у нас обеденный перерыв в полчаса. Вам лучше уйти с черного хода, такси уже ждет.
И чем только я заслужил столько искреннего участия со стороны случайных людей? Эта женщина, когда-то нашедшая бейджик Мел, помогла нам в очередной раз. Расплатившись, я произнес: «Спасибо», вложив в это слово намного больше, чем простая признательность. Она кивнула с теплой улыбкой.
- Поспешите, некоторые из работников были весьма бестактны и, узнав вас, кинулись звонить папарацци.
Это был нюанс, о котором я напрочь забыл. Поняв мои сомнения, женщина приоткрыла дверь служебного выхода, оценивая обстановку.
- Можете идти, там только такси.
- Спасибо вам за все, – еще раз поблагодарил я и, обнимая Мел за плечи, поспешил с ней к узкому проходу.
Мы скользнули в такси, и Милли назвала адрес прежде, чем я успел открыть рот. Водитель кивнул, включая счетчик.
Как только машина выехала из проулка, я расслабился, поняв, что нас никто не преследует. Она положила голову мне на плечо, теребя язычок молнии на куртке.
- Куда мы едем? - тихо спросил я, жадно вдыхая запах ее волос, с трудом веря, что снова обнимаю Мел.
- Знакомиться с Тишей.
Мое сердце, казалось, подкатило к горлу. В ногах появилась непонятная слабость.
- Прямо... сейчас? Но я же... я так...
- Ты ведь хотел увидеть ее.
Мел чуть отстранилась, посмотрев мне в глаза. Тревога на ее лице тут же сменилась нежностью.
- Волнуешься?
- Я не готов, не одет, как надо, не...
Мел рассмеялась, но я заметил, что ее глаза все еще блестят от слез.
- Ты – это ты, - покосившись на таксиста, она добавила, вызвав у меня улыбку, - дорогой Луи. Подожди минутку в машине, я отпущу сестру, которая с ней сейчас сидит, и позову тебя.
Наверное, так сильно я не нервничал никогда в жизни. Все десять минут, проведенные в такси после ухода Мел, прошли в попытках взять себя в руки и подготовиться к самому важному событию. Только это было невозможно.
Стоило мне переступить порог дома, как в животе все предательски скрутилось. Дар речи пропал. Я машинально разулся, скинул куртку, шапку, а потом замер на месте, охваченный неуверенностью. Как Тиша меня примет? Вдруг испугается или расплачется?
Я не видел того, что меня окружает, лишь искал ее глазами и не находил... Мел взяла меня за руку, провела ближе, к широкому проходу в гостиную.
- Тиша, иди сюда, - улыбнулась она.
Едва уловимое движение у стены, светлая кудряшка за дверной рамой...
- Не прячься, лучше поздоровайся.
Малышка украдкой посмотрела на меня и сразу же юркнула обратно. Я чувствовал себя неловким, как медведь, который путается в собственных ногах.
- А кто там?
Я уже хотел сказать «Роберт», потом подумал, что лучше «Роб», а потом... потом Милли сказала:
- Это папа.
Сердце мое подпрыгнуло. Знала ли Мел, как много дала мне одним этим коротеньким словом? И пусть Тиша пока не понимала его значения - я понимал. С того момента оно стало главным в моей жизни.
Видимо, любопытство взяло верх и, показав теперь уже все личико, она сказала очень внятно и красиво:
- Привет, папа.
Сглотнув, я присел рядом с ней на корточки и осторожно коснулся кончиками пальцев ее щеки.
- Привет, Тиша.
Она протянула ручонку и сделала то же самое. А потом захватила основательный клок моих волос, со всех детских силенок сжимая в пальцах.
- Как Вупи.
Я даже не ойкнул.
- Тиша! Это не Вупи, не дергай папу за волосы!
- Все в порядке, я в ее полном распоряжении.
- Ты уверен? Смотри, она этим воспользуется, - заметила Мел, а потом пояснила мне, с трудом сдерживая смех: - Кстати, Вупи – ее любимая плюшевая собачка, спит, гуляет, купается с ней. Считай, что тебе сделали комплимент. В общем, вы играйтесь, а я пока схожу в магазин.
Я взглянул на Мел с неподдельной паникой.
- Куда?
- Уверена, вы справитесь.
Я не был уверен.
- Можешь на обед дать ей запеканку или суп-пюре, надо только разогреть. А хочешь, сделай кашку быстрого приготовления – пачка на столе, инструкция на пачке.
Она уже одевала пальто.
- Милли, но я же...
Приложив палец к моим губам, Мел мягко произнесла:
- Когда я вернусь, приготовлю вам самый вкусный кекс. А для этого мне нужно купить муку, которая вчера закончилась. Понимаешь?
Понимаю ли? В ее глазах было столько нежности.
- Спасибо, - почти беззвучно выдохнул я.
- Иди мама в зин, - неожиданно заявила Тиша, махнув рукой.
Я невольно засмеялся такому неожиданному заявлению, а малышка схватила меня за штанину и потянула куда-то по коридору.
- Качи.
Входная дверь уже захлопнулась и спросить, что это значит, было не у кого.
- Качи!
Маленький пальчик указывал на планку под потолком, на которой были закреплены пластмассовые качели. Я открутил веревку и спустил их. Тиша протянула ко мне ручонки, и я приподнял ее, на мгновние прижав к себе. Тот миг я буду помнить всю жизнь.
Я подбрасывал ее к потолку, был лошадкой, строил коленями домик. Она смеялась, пролазя под ними. Ей не надоедало проделывать это десятки раз.
- Смешно. Еще, еще! – заливалась смехом малышка, когда я гримасничал. Она зажимала пальцами мои губы, а я их снова выпячивал.
Детские ручонки были таким хрупкими. Кожа невероятно нежной. И пахла она как-то по-особенному. Наверное, детством. Я не смог бы объяснить, что чувствую, тысячей слов. И каждый раз мое сердце подпрыгивало, когда она звала меня папой. Даже так, неосознанно...
А потом Тиша заснула. Кудряшки волос прилипли ко лбу, щечки, раскрасневшиеся от беготни, так и горели ярким румянцем. Она спала на моих руках, доверчиво прильнув к груди. Ротик приоткрылся, как у маленького птенчика. Сомкнутые веки казались прозрачными, и я видел паутинки тонких голубых венок над веерами густых ресниц. Я боялся вдохнуть, чтобы не потревожить ее сон, боялся шевельнуться. Сидел и смотрел на нее, не обращая внимания на затекшие руки и ноги, лишь один единственный раз отвел соскользнувшую на нос светлую завитушку...
Тиша спит – и весь мир затих. Мои руки стали ее колыбелью, мое сердце замерло, чтобы начать биться иначе, в такт ее дыханию. Теперь так будет всегда.
...................................................................................................................................................
Спасибо всем, кто любит эту историю и не устал ждать продолжения! Буду очень рада отзывам, здесь и на форуме, и прошу прощения за долгую задержку...
Под эту песню Сэма Брэдли я писала некоторые эпизоды. Она перекликается с Never think Роберта, наверное, потому так запала в душу... Sam Bradley - Too Far Gone
Источник: http://only-r.com/forum/38-77-1
