Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться. М. Ганди
- Дайте мне пройти! – Француаза тщетно пыталась пройти к Королеве, двери в её покои охраняла стража.
Девушка хотела пройти к Её Величеству, чтобы высказать всё что думает, бросить в лицо Екатерине все обвинения. Однако стража была непреклонна. Они скрестили копья и не пускали девушку.
Француаза в бессильи сжала кулаки отошла к окну и не в силах больше держаться расплакалась. Вдруг кто-то обнял её за плечи:
- Нет, дорогая. Не здесь и не сейчас, - это была Диана. Она развернула девушку к себе лицом, достала из рукава носовой платок и подала его дочери. – Не стоит ронять своё лицо ни при каких обстоятельствах.
- Но я хотела сказать Её Величеству…
- Ты, к сожалению, не достаточно сильна против Её Величества, дорогая.
- У меня нет времени, мама! Ни у меня, ни у Робера нет на эти придворные игры времени! И я достаточно сильна!
- Тихо! – Диана редко бывала резка, но сейчас это было необходимо. – Сегодня замечательная погода, нам стоит прогуляться, ты не находишь?
- Мне не до прогулок… - Француаза не договорила, потому что взгляд матери красноречиво говорил о том, что за спиной девушки кто-то был. Повернувшись, она увидела Камбьена. Этот вечный соглядатай Медичи, он появлялся, словно из-под земли и исчезал так же незаметно. - О, да, вы правы, погода нынче чудесная. Интересно, те розы, что доставили из Эсекса, уже зацвели?
Диана слушала дочь, но мысли её были далеко. Теперь подозрения подтвердились. Её Генриха сгубила Медичи, так безжалостно и глупо. А она уже ничего не может поделать… Или может? Стоит ли? Стоит ли мстить в память о нём? И тут она поймала себя на мысли, что мстить Екатерине ей совершенно не хочется. Ведь если отмщать, то это словно снять с Медичи часть вины. Но как, же быть? Ещё этот молодой герцог! Господи, как же он порывист и его необдуманные поступки завели всё так далеко. Прямо под гильотину! Она взглянула на девушку. Та еле сдерживала слёзы, и так решительно настроена спасти Ламарка. Влюблена?
- Ты любишь его? – прямой вопрос перебил Француазу.
- Да! – она даже ни на секунду не задумалась.
- Это решает дело.
- Но мама, как это может решать что либо?!
- Избавь меня от подробностей. Собирайся и поезжай в Париж. Остановись в доме Ламарков. Но к герцогу не ходи, пока не приеду я.
- Приговор уже вынесен. Его казнят послезавтра!
- О! Времени хватит. Его даже слишком много.
- Много?!
- Делай, что я сказала.
- Но как ты…
- Я слишком хорошо знаю Катрин, положись на меня, дорогая.
С этими словами Диана удалилась в замок. А Француаза прошла по дорожке дальше, лабиринты клумб закончились, и перед ней предстала узкая тропа в липовую рощу. Поравнявшись с деревом, девушка уже было надумала идти в замок и собираться, как ей и велела Диана, но ей почудилось, что за стволом липы кто-то прячется. Она ступила на траву и не успела притронуться к стволу, как её крепко схватили за запястье:
- Не бойся, - раздался хриплый шёпот. И перед Француазой предстала совершенно удивительная старуха. В ней было не больше пяти футов. Сама вся в чёрном, однако, одеяния видавшие виды. На голове то ли платок, то ли повязка, да и та вся в дырках, седые волосы свисают на лоб и загораживают лицо. Девушка он неожиданности замерла и не могла пошевелиться.
- Не бойся меня, - снова повторила старуха, но запястье девушки не отпустила. Француаза посмотрела на руку, державшую её – хватка была крепкая и уверенная. На руках старухи не было морщин.
- Кто вы?
- Гелла.
- Но кто вы?!
- Сама догадайся. И мой ответ – нет.
- На что ответ?!
- На тот вопрос, который ты постоянно задаёшь сама себе. Так вот – НЕТ.
- Но как вы…
- Отдай ему самую дорогу свою безделицу, откупись.
- Как это возможно? – Француаза словно была под гипнозом, но она определённо понимала то, о чём ей говорила эта женщина.
- Сама догадайся. И на второй вопрос ответ – нет.
- О! Он…
- Ш-ш-ш… - и старуха, приложив палец к губам в знак молчания, взглянула в глаза Француазе. От шока у девушки закружилась голова – на неё смотрели чистые голубые глаза, которые светились добром и теплотой. – Отпусти одного и не отпускай другого, и никогда не пробуй итальянских пирожных.
С этими словами старуха отпустила руку девушки. В это время над кроной старой липы громко прокричала птица, Француаза подняла голову – это был ворон.
- Я никого не… - но старухи уже не было. Словно она и не появлялась вовсе.
***
В номере всё было так, как она и оставила. Её халат и джинсы висели на стуле, на туалетом столике стоял её бокал с недопитым кофе. Взгляд Гаспара упал на небольшую вещицу, валявшуюся на полу у кровати – это была её майка, майка в которой она спала. Он поднял её - ему показалось, что эта хлопковая тряпица до сих пор хранит тепло девушки, и он зарылся в неё лицом, окунаясь в любимый запах. Это было так хорошо, что обида внутри него стала растворяться, уступая место нежности.
Так сложно всё, и так одновременно просто.
У него были девушки и до неё, отношения с ними длились, как правило, довольно долго, но, ни разу ещё ему никто так не был нужен, так жизненно необходим. Он сам прерывал отношения, когда они грозили ограничить его свободу, а теперь хотел этого - хотел несвободы, хотел зависимости, хотел её душу и тело, хотел… И вот ведь странная вещь, он пытался отпустить её, пытался жить так, словно её уже не будет в его жизни, пытался исключить себя из уравнения, освобождая её, думая о её чувствах, и не смог, не получилось.
Гребаный эгоист, оказалось, что пытаясь казаться благородным, он просто отталкивал её, то своим молчанием, то предложенными так не вовремя ключами, и вот теперь видимо потерял её окончательно, купив кольцо. Да разве дело в том, что ей надо рисовать, разъезжая по миру и пропадая ночами?! Дело в том, что он не готов отдать её этому миру и этим ночам, будь она трижды талантлива. Он хотел её рядом, просто рядом с собой. Всегда. И когда он увидел, что её беготня по подворотням это не просто баловство, то совершенно был обескуражен, потому что понимал, как ни кто другой, как наркотически в кровь въедается творчество.
Вспомнилось, как она привычным жестом закладывала за ухо волосы, когда разговаривала в баре… Он не мог в это поверить, словно увиденное было размерами с небоскрёб, и высилось над ним серой громадой, грозя раздавить, подавить, уничтожить. В первые минуты он хотел подойти к Роби, но когда увидел Роберта, решил повременить, устроив себе добровольную пытку. Сейчас это жгло изнутри его душу, доставляя какое-то мерзкое удовольствие жалеть себя и, раздражаясь, прокручивать увиденное в голове снова и снова.
Он сел на кровать, всё ещё держа в руках футболку Роби. О, он понимал, что жалок, понимал, как ничтожны его попытки заполучить её, как вообще всё это несовременно. Он помнил, как сам в душе высмеивал таких глупцов – нашёл девушку, живёшь с ней и хорошо, то ли любишь, то ли просто удобно – а не плевать ли? Скажи ему тогда, что и его плюсанёт к таким идиотам, которые влюбляются, он бы рассмеялся им в лицо! Но с какого-то момента ему стало всё равно, как это выглядит, стало плевать на то, кто что подумает, ему была важна только она.
Друзья говорили ему – ты будешь мстить ей за то, что так долго мучила, и всё это обернётся пыткой для вас обоих. Что они знают?!
Для окружающих он был всегда холодно-вежливый, всегда с полуулыбкой, всегда протокольно-расслаблен, он оставался таким и сейчас, и только пару друзей знавших какой он на самом деле, видели – он изменился. Как только заканчивалась сцена на съёмках, интервью, репетиция, он замыкался, отстранялся, и, казалось, был рад отделаться от всех и остаться один.
Несколько раз он приходил к друзьям с Роби. Как-то после одной такой вечеринки Гай, самый близкий и давнишний его друг, с которым они дружили с начальных классов школы, сказал ему:
- Теперь я понимаю.
- Что понимаешь? – переспросил Гаспар.
- Что ты не будешь счастлив ни с кем другим, пока она ходит по этой земле. Это не вытравить ни трахом, ни бухлом.
И эта была правда. Горькая ли, сладкая ли, но честнее и точнее сказать про его чувства было бы невозможно. Так в обнимку с футболкой девушки он и заснул.
***
Солнце садилось, окрашивая небосвод в красоту, и эта краснота, разрезая небеса, вливалась в комнаты замка Шенонсо пурпурно красным сиропом. В комнате было тихо, так тихо, что казалось, этим янтарно-солнечным вечером только тишина и нега живут под сводами замка. Но нет. Тихо было, но благости не было. В залу приёмов не велено было впускать никого, пока длиться разговор этих двух дам.
Медичи как обычно съёжилась от одного только взгляда Дианы. О, с какой же радостью она отправит эту шлюху на задворки королевства и воцарится одна в залах Лувра! О, как же она ненавидит её!
А Диана прекрасно знала, как одно только её присутствие вводит Катрин в ступор. И она соврала бы себе, что ей это не нравилось!
Диана заметила, что Катрин привела себя в порядок – волосы чистые и красиво уложены (интересно, сколько горничных было доведено до сердечного приступа), чёрное платье делало её похожей на огромную ворону, однако, было сшито по последней моде. Катрин объявила, что до конца жизни будет носить траур по безвременно ушедшему мужу – лицемерка! Любовники, что побывали в её постели за время её замужества, не поместились бы во всех залах Лувра.
- Ну? – бросила Медичи, всем своим видом давая понять Диане, что едва выносит её присутствие.
- Казнь Ламарка должна быть отменена, - Диана всегда говорила прямо, если дело было важное, и Катрин зала об этом.
- Отменить?! Ты, должно быть, рехнулась, если решила, что вправе указывать мне! Убийца будет казнён – это приказ.
- Тогда почему вы до сих пор здесь, а не в Бастилии?
- Что?! – Екатерина от возмущения даже привстала.
- Если ваш приказ – казнить убийцу покойного Генриха, то почему вы не готовитесь взойти на эшафот?
- Да как ты смеешь?! Эй, стража…
- Катрин, - Диана называла королеву по имени всего второй раз в жизни, – не стоит шуметь. Ты лучше меня знаешь, что это правда.
Королева опешила, замерла и медленно опустилась в кресло. Сердце в её груди остановилось, мысли улетучились, и она с широко открытыми глазами уставилась на Пуатье. Что, во имя всего Святого, известно этой женщине?
- Говори, - шёпотом произнесла Медичи.
- Бог тебе судья, но Ламарка ты отпустишь, и сделаешь это немедленно. А потом ты забудешь про нас, да так крепко, словно нас и не существует. Иначе я, пусть даже ценой собственной жизни, пущу по откос всё, чем ты дорожишь, и даже твои правнуки будут проклинать тебя.
- Это всё? – Екатерина почти не дышала.
- Да, - Диана наблюдала за тем, как Медичи подавляла в себе эмоции, рвущиеся наружу. Давалось ей это с трудом. Её руки сжались в кулаки, губы превратились в тонкую полоску, было видно, что желваки на скулах ходят ходуном.
- Хорошо. Это было твоё последние обращение ко мне, - спустя несколько секунд, промолвила Катрин.
Диана присела в реверансе и вышла. Медичи не видела её лица, но могла бы поклясться, что она улыбалась. Рано радуешься Пуатье! Или я не Медичи!
***
До шоссе они дошли быстро, Роби дрожала не то от нервов, не то от холода. Роб молчал. Он поднял руку, в надежде поймать попутку. Вскоре рядом с ними остановилась машина.
- Садись, - сказал Роб, открывая перед Роби дверцу.
- Зачем? – девушка смотрела на него с недоумением. Она действительно не понимала, почему он хочет отправить её домой.
- За тем, что тебе надо поговорить с ним. Но предупреждаю, если ты ещё раз объявишься в моей жизни – я тебя не отпущу.
- Может уже слишком поздно, может быть он и не ждёт меня уже, может быть и говорить ни о чём не нужно, может быть я уже готова остаться…
- Вот и поймёшь.
- Эй, едем или нет? – спросил водитель, который уже заждался пассажиров.
- Да, - ответил ему Роб.
- Нет, - ответила Роби.
- Езжай, - Роб отказывался смотреть ей в глаза, чтобы она не смогла понять, как трудно ему отпустить её уже сейчас.
- Ладно, только мы не встретимся больше…
- Как знать, разве можно обмануть судьбу?
- Я попробую, назло тебе! – и она села в машину и силой захлопнула дверь.
Гаспар проснулся, рывком садясь на постели, он проспал ровно час, и это был словно и не сон, а забытьё какое-то. И буквально через несколько минут он услышал, как в замке поворачивается ключ.
- Привет, - Роби слабо улыбнулась Гаспару.
- Давно не виделись, здравствуй, - Гаспар стоял, прислонившись к дверному косяку. Волосы его были спутаны со сна, глаза потемнели, щетина, отросшая за четыре дня, придавала его виду какую-то особенную сексуальность. Он был очень красив сейчас.
- Ты голодный? – Роби не спешила затрагивать болезненную тему, однако Гаспар был настроен иначе.
- Нет, перекусил в пабе.
- В пабе? – Роби насторожилась.
- Да, в нём подают дрянные бургеры, но отлично готовят измены.
- Что? – Роби подошла к Гасу вплотную и заглянула ему в глаза.
- То!
- О, только не говори, что ты шпионил за мной.
- Нет, не шпионил, просто так вышло.
- Ну и как измены, хороши? – всё, Роби закусила удила, и теперь её вряд ли что-либо смогло бы остановить.
- Говорю же – отменные, - Гаспар тоже решил не спускать ей ничего, и если всё это закончится, то пусть с «битьём посуды».
- Только не надо делать вид, что ты ревнуешь! Я не верю.
- Именно! Ты не веришь мне, в этом моя проблема.
- Так что тебе мешает отпустить меня?
- Не хочу! Но мне осточертела твоя беготня!
- О, «не хочу»! Ты же бросил меня там, на улице, ты просто ушёл, не сказав ни слова!
- Мне нужно это было осмыслить.
- А, да ты у нас мыслитель?
- С тобой я им стал.
- Ну что ж, тоже польза. И что ты надумал интересно?
- Я приму всё, если ты с этим счастлива, если тебе это нужно. Хочешь – рисуй, только я должен знать об этом.
- О чём?
- Где ты, с кем ты.
- Что-то очень легко как-то. И всё, и никаких претензий больше? А как с доверием быть? Ты говоришь, что я не верю тебе, а ты мне веришь?
- Зачем ты была с ним? Где вы познакомились?
- Ой, только не разыгрывай из себя Отелло! Гас, ты же всё время всем давал понять, что ты такой лёгкий в отношениях, что ты не готов ни к чем серьёзному. Ты забыл?
- Это было до того…
- До того, как ты увидел меня с другим?
- Да что, чёрт возьми, ты говоришь?! Я же подарил тебе кольцо, я хочу, чтобы ты была со мной!
- Ты считаешь - кольца достаточно?
И она прошла мимо него в кухню, но он поймал её руку и притянул к себе: - Роби, подожди, всё не то, подожди…
- Пусти, - она попыталась выдернуть руку, но не смогла. Он крепко держал её и смотрел прямо в глаза. Она заметила, что под глазами у него залегли тени, он был совершенно бледным.
- Нет! Не пущу! Ни к кому не пущу! И да, кольца достаточно!
- Для чего?! Пусти!
- Для того чтобы понять, что я люблю тебя! – он сорвался на крик.
- Скольким ты это уже говорил? - она, напротив, говорила шёпотом, у неё просто перехватило горло. Девушка была обескуражена его признанием, и не только словами, а тем, как они были сказаны. Казалось, он сказал их не голосом, а всем своим телом и душой. Это не радовало и не пугало, это потрясало. И вот это самое потрясение несло её в какую-то сумятицу, в то, что называется – укуси ещё больнее, и он упадёт на колени. У неё кружилась голова, кровь в висках билась молотом. Ей хотелось одновременно ударить его и зацеловать до бездыханного состояния, выкусить кусок мяса, и залюбить до полусмерти. Безумие…
- Прекрати!
- Я и пытаюсь! – и она снова попыталась вырваться.
- Ты не слышишь меня?! Я люблю тебя! Люблю тебя! Люблю! – и он прижал её к себе с такой силой, что мог бы, наверное, раздавить. Он словно хотел впечатать её в себя. Она пыталась спросить его – почему он молчал столько времени, пыталась ответить ему, но он не давал ей и слова вымолвить, закрывая рот поцелуями, сгребая в охапку и волоча в кровать. Она вновь попробовала вырваться, но слышала только его короткие слова: - Нет, не пущу! Не отпущу… со мной, моя…
Это было, как ураган, который начисто снёс ему голову, это было настолько яростно, что ему хотелось съесть её. Ужасно? Возможно, но он сейчас думал только телом, а оно хотело её, и настолько сильно, что подавляло всё остальное. Да и важно ли всё остальное? Может сейчас это будет последний раз, когда она будет его...
Роби проснулась, но глаз не открывала, все её тело болело, но ей это нравилось, и понравилось всё, что произошло этой ночью. Словно пелена, так долго накрывавшая её, спала, и она увидела его настоящего. Такого, каким он был, каким стал рядом с ней, каким она его сделала. Девушка приоткрыла глаза, но его подушка была пуста, Роби подняла голову и увидела, что Гаспар сидит на краю кровати.
Шторы на окнах были не плотными, и сквозь них пробивался робкий утренний свет, тусклый, как это бывает зимой, но отчего-то он делал воздух в комнате, да и всю обстановку, мягкими. Она села и придвинулась к нему, но не обнимала, словно пыталась прислушаться к его мыслям.
- Гас, я…
- Роби, не нужно, - и он обернулся к ней. Роби посмотрела на него – было такое чувство, что его лицо за ночь изменилось почти до неузнаваемости, потому, что столько боли не мог вместить в себя ни один человек. Ей стало ясно, что он принял решение. – Я… отпус… я должен…- он не мог сказать это. – Мы должны… ты должна идти дальше без меня. Я обещаю, что ты обо мне больше никогда не услышишь.
- Что? Но почему? – от недоумения у неё даже губы сложились в букву «о».
- Потому что сегодня ночью я понял, что могу причинить тебе боль, физическую боль…
- Ты с ума сошёл?
- Наверное, если почти изнасиловал тебя…
Дальнейшую её реакцию он никак не ожидал – она закрыла глаза и повалилась на подушки, заливаясь громким смехом и таким звонким и чистым, что голос звенел колокольчиком.
- Что ты… Почему ты смеёшься? – он повернулся, и откидывая одеяло, навис на ней, вглядываясь в её лицо. А она, всё ещё улыбаясь, взяла в ладони его лицо и тихо сказала: - Дурачок, я люблю тебя!
Он замер, и зарыл глаза, а она увидела, как по его щеке ползёт слеза.
Они уехали в Париж в этот же день вечером, и когда самолет, набирая высоту, взмахнул на прощанье крылом над Лондоном, она вспомнила серо-голубые глаза, которые могли смотреть с такой нежностью и теплотой, с любовью…
***
- Позовите мне Камбьена, - скомандовала Медичи страже.
Жак де Камбьен появился через секунду: - Слушаю вас, Ваше Величество.
- Казнь… Ну, как там его, Ламарка, кажется.
- Да, Ваше Величество, герцога де Буйона. Она назначена на утро пятницы.
- Да, да, герцога… так вот – приговор отменяется. Приказ об этом должен быть готов немедля.
- Да, Ваше Величество.
- И…
- Что-то ещё?
- Да, пусть его доставят не раньше ночи с четверга на пятницу. Проследите за этим, если хотите получить поместье ле Рейон.
- О, да, Ваше Величество, все будет исполнено так, как вы хотите!
_______________________________________________________________ Вот и новая глава. Очень бы хотелось услышать вас хоть здесь, хоть на форуме, потому что, как мне кажется она вышла эмоциональной и мне важно ваше мнение. Ну а следующая глава, как я и обещала будет полностью посвящена Роберу и Француазе.
"...Мой отец отправил меня в театральный кружок. Я немного помогал за сценой. Однажды исполнитель главной роли не пришел и поэтому мне дали его роль, по стечению обстоятельств, в этот вечер туда же пришел агент."
