Глава 8. Ничему не верь Проснулась я от того, что с меня сорвали одеяло. Я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Николаса.
– Вставай и идем, – приказал он.
– Куда? – автоматически поинтересовалась я.
Он вдруг прижал мою голову к подушке и надавил пальцами на точки по краям челюсти, так что мой рот непроизвольно открылся, и тюремщик тут же запихнул кляп.
– Ты слишком много болтаешь, я уже тебя предупреждал об этом.
Я растерялась, а когда пришла в себя и хотела его оттолкнуть, несколько секунд было упущено. Тех секунд, в которые он успел сцепить мне руки. Я не смогла поднять голову, чтобы взглянуть на них, но тяжести не чувствовалось, значит, это были не металлические наручники. Видимо, мой второй учитель предупредил его о моем привычном вывихе. Кстати, а где он?
Я хотела лягнуть Николаса ногами, но мне помешало одеяло, а появившийся словно из ниоткуда парень – тот самый, что макал меня лицом в воду – прижал их так, что я не могла пошевелиться.
На шее Николас застегнул мне широкий ошейник, плотно охватывающий горло.
«А как же ритуал надевания девайса, о котором мне говорил Дан?»
Помощник поднял меня на ноги.
К ошейнику была пристегнута цепь, и мой первый учитель дернул меня за нее так, что я не удержалась на ногах и упала на колени.
– Теперь это будет твой обычный способ передвижения, – сказал он и потянул меня за собой.
«Хуй тебе», – разозлилась я мысленно и поднялась на ноги, с которых была тут же сбита, рухнула навзничь и больно ударилась спиной и головой, на несколько секунд забыв, как дышать. Николас наклонился надо мной:
– Дана здесь больше нет. И теперь буду тобой заниматься я, – он злорадно усмехнулся. – Так что советую начать меня слушаться.
«Черт! Как это – больше нет Дана? А где он? Что они с ним сделали?»
Мое воображение начало рисовать картины одна страшнее другой. Может, они наказали Дана за то, что он оберегал меня от других и изолировали от меня? Избили? А может, даже убили? Что же теперь делать? Могу ли я помочь ему чем-то?
Николас пнул меня ногой в бедро, отчего боль пронзила всю мою конечность:
– Поднимайся и становись на колени.
М-да, сейчас я вряд ли чем-то могу помочь Дану.
Сжимая зубами кляп, чтобы не застонать, я стала подниматься. Кое-как встала на колени, но на этом не остановилась. Николас дождался, пока я полностью выпрямлюсь, и опять подсек мне ноги. Я была готова к этому и, специально наклонившись телом в нужную сторону, рухнула на столик, где стояла ваза эпохи Мин. Покойся с миром, вазочка. Разумеется, красивая старинная вещь разбилась, я упала на нее, и часть осколков впилась мне в бедро. Кровь хлынула на иранский ковер ручной работы.
– Ты идиотка? – завопил Николас.
«Дорогой, я не могу тебе ответить, у меня кляп», – хмыкнула мысленно я, корчась от боли.
Мой тюремщик стянул с кровати простыню и, перевернув меня, прижал к моему бедру, пытаясь уберечь ковер. При этом, конечно, никого не заботило, что воткнувшиеся осколки с силой вдавливаются в мое тело. Ладно, потерплю. Надеюсь, он расстроился из-за вазы. Хоть немного.
Николас обхватил меня поперек туловища, видимо, больше не доверяя моим самостоятельным действиям, перекинул через плечо и, так же прижимая простыню к бедру, поволок из комнаты, на ходу отдав помощнику приказ отмыть ковер. Я болталась вниз головой, поэтому мало что видела. Наконец он сбросил меня на пол, и я поняла, что нахожусь в комнате для наказаний.
Он будет меня бить? Николас пнул меня еще раз ногой по бедру, кажется, специально целясь в рану. Как я ни старалась сдержаться, не желая доставлять удовольствие своему тюремщику, все же не смогла и застонала. В глазах потемнело от боли.
Николас склонился надо мной, я его не видела, лишь услышала, что его голос приблизился:
– Дан забрал тебя у меня, но сейчас снова отдал. Видимо, при ближайшем рассмотрении ты оказалась не настолько хороша, как ему почудилось вначале, – я слышала в его голосе жестокое удовлетворение. – Ты, наверное, думаешь, что ты такая сильная и выносливая и сможешь мне противостоять?
И он снова пнул меня в бедро. Мне показалось, что что–то хрустнуло, я не сдержавшись, вскрикнула. В голове плыл туман, мешая сосредоточиться и попытаться придумать, как защититься.
– На самом деле ты обычная шлюха. Ты ничего не можешь! – и он начал бить меня ногами, яростно и методично, в разные точки моего тела. Я, подчиняясь животному инстинкту, пыталась закрыться сцепленными руками, отвернуться, хотя и понимала краем сознания, что меня это не спасет. Вот он ударил меня в живот, я согнулась корчиком, он пнул по бедру, я попыталась отвернуться, и тут же его ботинок прошелся по моей пояснице, заставляя меня выгнуться в обратную сторону. Некоторое время я, как марионетка на ниточках, извивалась под его ударами, как вдруг голос Мака – я узнала его – неожиданно прервал экзекуцию:
– Николас?
– Мак?
– Нед сказал мне, у нее сильное кровотечение.
– Кто его просил вмешиваться? – недовольно пробормотал Николас, заметно остывая.
Врач наклонился над моим бедром, быстро ощупал его (я невольно застонала, хоть он и действовал осторожно) и чем-то сильно перетянул мне ногу.
Я услышала его отрывистый голос:
– Постараюсь зашить поаккуратней, но шрам все равно останется. Рана сильно уж разворочена. Дан будет недоволен.
Я попыталась сквозь марево в глазах рассмотреть склонившегося надо мной мужчину. Лет сорока пяти, неожиданно жгучий брюнет с абсолютно белой прядью волос над левым ухом. Его светло-серые глаза под кустистыми сдвинутыми бровями напряженно рассматривали мои ноги.
Стоп. Дан будет недоволен? То есть с ним все в порядке?
– Когда ее зашьешь, я отделаю ее как следует. Не знаю, чем там занимался с ней Дан, но она совершенно не умеет подчиняться. Видимо, он и отдал ее мне назад в обучение, потому что не мог с ней справиться, – Николас продолжал кипеть.
Чувствую, мало мне не покажется.
«Что? Дан вернул меня Николасу?»
– Дан не смог справиться? – Мак слегка приподнял бровь.
Николас промолчал.
– Я сообщу диагноз, когда ее осмотрю, – спокойно, но настойчиво сказал Мак. И так же спокойно добавил: – У тебя ботинки в крови.
Николас посмотрел на свои ноги, чертыхнулся и исчез из поля моего зрения, а Мак сказал куда-то в сторону:
– Нед, каталку.
Водрузив на каталку, они куда-то меня повезли. Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с болью, которая от движения почему-то усилилась.
– В душевую? – равнодушно осведомился Нед.
– В шланге слишком сильный напор, а у нее сломана кость, может сместиться. Вези в ванную в операционной.
Нед ничего не ответил.
Когда каталка остановилась, я поняла, что мы прибыли к месту назначения.
– Ты свободен, я сам справлюсь, – сказал Мак. Я услышала шаги и захлопнувшуюся дверь. Мак освободил мне руки, поднял и переложил в ванну. Тело болело так, будто меня переехал танк, да еще и покрутился на мне, раскатывая гусеницами.
Я открыла глаза и вопросительно посмотрела на врача. Очень хотелось спросить про Дана, но я ведь не должна первой заговаривать с мужчиной, а сейчас я не хотела дискредитировать умение Дана делать меня покорной. Еще подпорчу ему имидж хорошего учителя.
– Хочешь мне что-то сказать? – поинтересовался он, включая воду.
Я кивнула.
– Говори.
– Можно я спрошу… Господин?
– Спроси, – Мак почему-то усмехнулся уголком рта.
– Дан на самом деле отдал меня Николасу?
– Да, я сам слышал. Сказал ему, чтобы обучал тебя, пока Дана не будет.
– Не будет? А он… где?
– Уехал по делам. Что-то срочное.
– Надолго?
– Не знаю. Он не сказал.
Ну, вот и все.
– Все? Больше ничего не хочешь сказать? – после паузы спросил Мак.
– Нет, господин. Спасибо, господин.
Мак опять усмехнулся:
– А с Николасом почему тебе покорность изменяет?
– Это случайность… Господин, – прошептала я, закрывая глаза.
– У тебя ведь до сих пор нет хозяина?
– Нет… господин.
– Почему?
– Я не смогла выбрать.
– Ты вообще никого не хочешь?
Что–то зацепило меня в его вопросе. Я открыла глаза, посмотрела на него внимательно и осторожно сказала:
– Хочу. Только он не берет личных рабынь.
Мак поджал губы, проводя губкой по моему телу.
– Я скажу Николасу, что твои раны очень серьезны. Думаю, у тебя нет перелома. Но я могу сказать, что тебе требуется длительный период восстановления. Ты могла бы какое-то время быть вдали от возможных кандидатов. Может быть, он успеет вернуться.
– Что я буду за это должна?.. Господин.
– Ну что ж, Дан научил тебя главному: за все нужно платить, – Мак опять усмехнулся. – Анальный секс.
Я прикрыла глаза. Это не Дан меня научил. Кажется, это знание всегда было во мне: за все нужно платить, и дорогую цену. Я так устала принимать такие решения. Согласиться? Отказаться? Мак терпеливо ждал.
Я могу отказаться. Но тогда Мак отдаст меня Николасу, а уж тот поимеет меня по-всякому. И кстати, сможет отдавать меня всем, кому только этого захочется. И тому же Маку. Так что я все равно не избегу этой участи. Согласиться было бы самое правильное. Тогда иметь меня будет только Мак. Но вот так соглашаться на то, чего хочется избежать – было унизительно. Дан упрекал меня в том, что я не умею идти на компромиссы, что это глупо. Согласна, очень глупо.
Я вздохнула и открыла глаза:
– Я не личная рабыня Дана, я ему не нужна. Но будь моя воля, я бы отдала себя ему. И как его рабыня я не могла бы позволить, чтобы кто-то имел меня без его разрешения. Меня могут взять против моей воли, но тогда это уже будет не моя вина.
– Между прочим, Дан обещал мне тебя.
Да, точно. Дан обещал Маку, что тот сможет потрахать меня в попку после него. Я опять вздохнула:
– Я согласна.
– Я буду ласков. Дану не придется на меня злиться, что я испортил его имущество, – Мак улыбнулся, а я удивленно взглянула на него. Он что, пытается меня успокоить?
– А теперь закрывай глаза и молчи. Буду обрабатывать раны.
Спустя какое-то время Мак сказал:
– Ну, вот и все. Давай отвезу тебя в постель.
Он подхватил меня на руки и переложил на каталку, на которой повез меня в другую комнату, которая имитировала больничную палату.
– Я же могла идти сама, – пробормотала я.
– Я ведь не разрешал тебе говорить, – хмыкнул Мак.
– Извините, господин.
– Нет, ты не могла идти. Перелома у тебя нет, но есть трещина. И кстати, будет лучше, если ты всячески будешь изображать, что сильно страдаешь от боли и ран. На самом деле у тебя одна рана действительно очень серьезная и глубокая. Остальные раны – небольшие царапины. Но лучше не рисковать. И я тебя оставлю под своим присмотром, иначе из комнаты Дана тебя заберет Николас. А так я ему скажу, что ты серьезно ранена и нуждаешься в постоянном присмотре.
Я сделала неопределенное движение.
– Хочешь что-то сказать?
– Да, господин. Спросить.
– Спрашивай.
– Почему вы мне помогаете?
Мак помолчал, перекладывая меня на кровать.
– У каждого из нас есть невыполненные долги, – буркнул он.
Конечно, я ничего не поняла, кроме того, что ему не хочется говорить на эту тему. Что ж, пока помолчим.
Мак накрыл меня одеялом.
– Лежишь и молчишь. Если в комнату зайдет кто-то, делаешь вид, что плохо себя чувствуешь. Но не переигрывай.
По его тону я поняла, что он на что-то разозлился. Ну вот, кажется, я еще одного врага себя нажила, хоть и не знаю, чем. Он мне пока ничего плохого не сделал, так что злить его мне совершенно не хотелось.
Видимо, я задремала. От усталости и нервов, или, может, Мак вколол мне снотворное. Но проснулась я от голосов.
– Она спит, – спокойно, но веско говорил Мак кому–то. – У нее температура. И у нее трещина в кости, плюс сильные травмы мягких тканей. Ей надо восстановиться.
– С этой шлюшкой постоянно куча хлопот, – я узнала голос Николаса. – Не уверен, что она будет столько стоить, чтобы все это окупить.
– Это не мое дело. Я врач и отвечаю за здоровье товара. А ты можешь дождаться возвращения Дана и всю ответственность переложить на него.
Николас недовольно фыркнул:
– Я и сам с ней прекрасно справлюсь. Я зайду через пару дней ее проведать. У нее действительно трещина? Рентген делал?
– За два дня раны не заживут. Разумеется, делал. Вот, можешь убедиться.
После паузы Николас ответил:
– Ничего, пусть раны заживают. Я придумаю, какому наказанию ее подвергнуть, не мешая выздоровлению.
Я услышала звук закрываемой двери. Судя по всему ушел Николас, а Мак заглянул ко мне. Но я лежала, честно притворяясь спящей. Мак тоже вышел.
***
Я вспоминала ночь с Даном, которая была еще сегодня. А казалось, будто с того времени прошли недели, если не месяцы. Дан стянул с меня повязку и взялся за молнию на платье, расстегнул, и оно легко соскользнуло по телу вниз. Я осталась одетая только в туфли и украшения. Дан надавил слегка на мою макушку, пригибая вниз и произнес:
– Поработай, милая.
Я поняла, про что он говорит, и, опустившись перед ним на колени, принялась расстегивать его брюки.
Возбужденное состояние как рукой сняло. Хотелось внимания, заботы, нежности, и я ведь знала, что Дан это может мне дать. Может. Но не хочет. Мне сказали «Поработай!»
Можно было, конечно, послать его. Я не помню себя прежнюю, но мне кажется, я всегда поступала именно так. Может, и не грубила, скорей, просто отказывалась делать то, что мне не нравилось. Такое поведение находило отклик в душе и казалось достойным. Почему же сейчас я покорно встаю на колени и готовлюсь «работать» над мужским членом?
Не знаю. Не получалось проанализировать свое поведение. Боюсь Дана? Да нет, не боюсь. Боюсь его расстроить? Боюсь потерять его хорошее расположение? Да, возможно. Я же пообещала себе, что буду теперь самой послушной рабыней, чтобы только он был заинтересован во мне. Может быть, мне это поможет.
Но когда я прикоснулась губами к нежной кожице головки, эти мысли уплыли куда–то на задний план, сменившись совсем иными. Странно, почему его член мне кажется таким красивым? Почему прикосновение к нему так возбуждает? Может, Дан что-то подмешивает мне? Может, воздействует гипнозом? Я словно наблюдала за собой со стороны и холодно удивлялась тому, что видела. А может, в этом и есть мое сумасшествие? Раздвоение личности?
Затем эти мысли смылись потоком чувственных ощущений, и дальше я просто усердно «работала», лаская губами, языком и зубами средоточие мужественности Дана. Потом мне вдруг вспомнилось о том, что моему учителю нравится, когда его член входит в горло, и попробовала взять его поглубже. Получалось плохо, я давилась, но старалась. Вдруг Дан напрягся, коротко простонал и вдруг резко отстранив меня за плечи, вынул член из моего рта, а потом наотмашь ударил по лицу. Сильно ударил, так, что я отлетела, упала и чуть не взвыла не столько от боли, столько от ошеломления и неожиданности.
Я не видела выражения лица Дана из-за маски, но его глаза показались мне злыми и какими-то… растерянными. Чушь какая-то. Нет, конечно, я ошиблась. Злые – может быть, но растерянные? Впрочем, он бросил на меня слишком короткий взгляд перед тем как повернуться, направиться к двери и выйти из комнаты, не произнеся ни слова, так что я вполне могла ошибиться.
Я поднялась и направилась в ванную, посмотрела на себя в зеркало. На щеке горел красным след от пятерни Дана. Что на него нашло? Я что-то не так делала? Его что-то разозлило? «Черт, его просто невозможно понять, – думала я, смачивая горящее лицо холодной водой. – Не стоит и пытаться. По-моему, он еще более безумен, чем я».
***
Мак зашел в комнату, и теперь я сделала вид, что недавно проснулась.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовался он.
– Терпимо, – осторожно отозвалась я. Черт его знает, что он хочет услышать.
– Ты мне правду говори, мне нужно знать, как продвигается твое выздоровление, – нахмурился он.
– Все тело болит, – ответила я и, вспомнив, добавила, – господин.
– Есть хочешь?
Я пожала плечами:
– Кажется, нет.
– Майкл сейчас привезет, – ответил Мак, словно не слышал моего ответа. Я промолчала.
Мак отошел и вернулся со шприцем, наполненным какой-то жидкостью.
– Что это? – подозрительно поинтересовалась я.
Врач молча посверлил меня глазами, а потом сказал:
– Никто не имеет права критиковать учителя, и уж точно не мне это делать, так как у меня другая должность. Но ты хоть понимаешь, что Дана подставляешь постоянно? Сначала мне показалось, что тебе он понравился. Или ты хочешь ему отомстить?
– Подставляю? – растерялась я, и мой голос почему-то перешел на шепот. – Отомстить?
Мак опять пристально посмотрел на меня, потом зачем-то оглянулся, пододвинул стул и сел рядом. Приставил иголку к вене.
– Так что это? – опять спросила я.
Он долго буравил меня взглядом и молчал. У меня сложилось впечатление, что он решает, стоит мне говорить или нет. Наконец, судя по всему, он решился.
– Обезболивающее. – Он крепко сжал мне руку, я посчитала, что дергаться нет смысла. – Как ты относишься к Дану? Не бойся, я тебя не выдам. Можешь сказать мне правду.
Я чуть не рассмеялась, настолько наивно это прозвучало, но все же сдержалась. Незачем его злить. Но только что он хочет этим добиться? Впрочем, что я теряю, если отвечу честно?
– Мне нравится Дан, и я бы хотела быть его рабыней.
Он помолчал, словно взвешивая слова, прокручивая их в своей голове. Потом осторожно уточнил, полуутвердительно–полувопросительно:
– Нравится?
– Да, – так как Мак продолжал молчать, я добавила, – может, это странно звучит, но это правда.
Он моргнул, потом вдруг сказал:
– Он тебя насиловал.
Я пожала плечами и поморщилась от боли.
– Насиловал, – подтвердила я. – Только меня удивляет, что тебя это смущает. Судя по всему, здесь это обычная практика. Не хочешь же ты сказать, что другие мужчины разрешения у рабыни спрашивают, чтобы ее трахнуть?
– Обычно мужчины принуждают рабыню, а не насилуют. Есть разница.
– Да? И в чем она?
– Думаю, еще оценишь.
– Знаешь, лучше путь меня будет насиловать Дан, чем избивать Николас. Удовольствия гораздо больше, а травм меньше.
– Дура, – вдруг беззлобно сказал Мак. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что Николас так тебя повредил?
Я удивленно воззрилась на него.
– Пусть у тебя все отбито, но ты лежишь себе в лазарете и отдыхаешь. И никто тебя не домогается. По крайней мере, пока.
Я долго смотрела на него, не зная, что сказать в ответ, потом отвернулась. В теле разливалась приятная истома, болеть стало меньше.
– Ты не похожа на мазохистку, – подал голос Мак. – Но сказала про удовольствие. То есть Дан даже насилуя, удовлетворял тебя?
Я вновь повернулась к врачу и спросила:
– А почему тебя это интересует? Зачем тебе это знать?
– Кое-что хочу понять.
– Что?
Мак опять помолчал, поджав губы. Казалось, он разозлился.
– Не представляю, как Дан тебя терпел. Если уж я с трудом выношу твое упрямство... Или с ним ты была послушной?
– Гораздо послушней, чем с Николасом, – заверила я. – Не поняла, а тебя-то я чем раздражаю?
Мак удивился:
– Ты это серьезно? Ты послушай, как ты отвечаешь! Рабыням так разговаривать не положено.
Я помолчала, обдумывая его слова, а потом поинтересовалась:
– Но ты почему-то меня все равно терпишь и даже не наказываешь. Почему? Или врачу это не положено делать?
Мак усмехнулся:
– Я врач, а не учитель, но я имею право на личную рабыню, как и все остальные, а так же могу пользоваться любой свободной рабыней или чужой с разрешения ее хозяина. И уж точно могу наказать любую рабыню, если она непослушна. Это право есть у всех.
– А у тебя есть личная рабыня?
– Сейчас нет. Что, впрочем, меня устраивает. Сразу предупреждаю: тебя в рабыни не возьму.
Честно говоря, я еще даже не успела подумать про это, но когда Мак сказал, мне пришло в голову, что лучше уж быть его рабыней, чем, скажем, Майкла. По крайней мере, Мак, кажется, тоже может меня терпеть, как и Дан, и так же добр ко мне. Но он разбил мои надежды еще до того, как они успели возникнуть.
– Почему? – удивилась я. – Я так плоха?
– Нет, – усмехнулся Мак. – Но я не смог бы выносить твое упрямство, мне нужна послушная девочка, которая будет делать то, что я скажу, без вопросов. Все время воевать и воспитывать ее у меня нет желания. Боюсь, только Дан с тобой и может справиться. Это ему нравится ломать строптивых. А, на мой взгляд, это слишком хлопотно и никакого удовольствия.
– И много строптивых у него было? – спросила я, с удивлением и обидой чувствуя, как в душе сворачивается что-то холодное.
– Были, – усмехнулся Мак, поглядывая на меня. – Раньше он чаще брал учениц.
– И что, всех ломал? Все становились послушными? – спросила я, ощущая, как сосет под ложечкой.
– Абсолютно. Готовы были есть у него с рук и облизывать ему ноги, преданно заглядывая в глаза. А сначала тоже выкаблучивались. Хотя… – вдруг оборвал себя Мак, – была одна, очень сложная. Но ее Дан убил.
Раздался стук в дверь, а затем она открылась, и на пороге появился Майкл, толкающий тележку перед собой.
– О, вот и обед, – сказал Мак своем другим голосом, поднимаясь со стула. – Майкл, покорми ее. Ей пока нельзя садиться, а лежа она все вывернет на себя. Антисанитария мне здесь не нужна.
И вышел. А Майкл уселся на его стул, беря со столика тарелку с чем-то, похожим на кашу.
– Такая хорошая девочка, а вела себя плохо, – начал он бубнить себе под нос по своему обыкновению. – Разве так можно? Теперь вот вся в синяках и бинтах. Некрасивая.
Он набрал в ложку варева и поднес к моим губам. Я послушно открыла рот. Овсянка. Мне почему-то стало смешно, но я постаралась сдержаться и начала тщательно жевать то, что Майкл засунул мне в рот.
– Дан рассердится, – продолжал болтать сам с собой Майкл. – Он не любит, когда его собственность трогают. Он тебя накажет.
Я чуть было не воскликнула: «Меня?», но вовремя сдержалась и вежливо спросила:
– Простите, господин, могу я спросить?
– Какая молодец! – восхитился Майкл. – Такая стала вежливая. Спроси, девочка.
– Почему Дан накажет меня?
– Раз тебя избили, значит, плохо себя вела.
– Но ведь меня и так за это наказали!
– Дан рассердится, что ты плохо училась у него, раз была непослушной и получила наказание от других хозяев.
Он опять засунул ложку мне в рот.
«Вот это я попала!» – подумала я, машинально продолжая жевать и уже не обращая внимания на жужжание речи Майкла.
Я думала, что я Дану симпатична, что он даже какое-то пристрастие ко мне испытывает. Думала, что он мне позволяет больше, чем положено другим рабыням. Думала, что смогу этим воспользоваться. А он просто взял и отдал меня Николасу. Ну, пусть даже ему действительно нужно было уехать, а меня нужно было куда-то пристроить. Но почему Николасу? Дан же прекрасно знал, что тот невзлюбил меня еще с первой нашей встречи. Такое впечатление, что Дан специально поиздевался надо мной, показал мне, какое на самом деле занимаю место в его душе. Никакого. Нет никакого пристрастия ко мне, все ложь. Или точнее, очень тонкое воспитание. Он просто позволил мне поверить, что я для него что-то значу, и именно поэтому я делала многое, боясь его подставить. Делала то, что никогда бы не сделала, если бы он приказал. Как там Мак сказал? Его ученицы ели у него с рук и облизывали ему ноги? Дан этого же добился и со мной. Причем так быстро. О, он отличный психолог, просто великолепный!
Как я могла быть такой наивной? Поверить – и кому? Дану. Человеку, который мог запросто меня изнасиловать. Или убить.
Хм. Мак сказал, что Дан убил одну из учениц. Не сомневаюсь, что ему действительно не важна человеческая жизнь. Но я-то думала, что организация не заинтересована в потере товара. Или это тот случай, о котором говорил Дан, когда сообщил мне о моем сумасшествии? «Поняв, что ты не стоишь тех трат, мы можем принять решение тебя убрать». И что, он вот так хладнокровно подойдет и убьет меня? И ничего в его душе не дрогнет? И то, что я принимала за симпатию, на самом деле было ничто. Пустота. Он смотрел на меня и забавлялся, как кот с мышью.
Я очнулась, когда вдруг поняла, что вместо ложки к моим губам прижался палец Майкла. Я вопросительно взглянула на мужчину.
– Оближи, – сказал он и пальцем, испачканным в каше, вымазал мне губы и вокруг них. Я, недоумевая, высунула язык и стала слизывать кашу. Майкл снова зачерпнул пальцем остатки каши в тарелке и обмазал мне рот.
– Облизывай.
Я опять принялась работать языком, постепенно прозревая, зачем он так делает. Его глаза загорелись, и он пробормотал:
– Язычок как у кошечки. Жаль, тебе нельзя вставать. Но ничего, когда выздоровеешь, покормлю тебя из миски.
«Вот извращенец!» – подумала я, продолжая методично облизывать губы. Вроде бы безобидное отклонение, но какое-то жутковатое.
Майкл напоил меня чаем, вытер мне губы влажной салфеткой и, наконец, удалился.
Видимо, лекарство, введенное Маком, подействовало. Я практически не чувствовала боли и подумала, что жизнь не так уж и страшна. Я жива, сыта, меня оставили в покое, и я пока могу поразмышлять о том, что мне делать дальше.
Но в голову ничего путного не приходило. А мысли поневоле опять вернулись к последней ночи с Даном.
Охладив свою горящую щеку, я вернулась в комнату и легла в кровать, скинув туфли, но оставив украшения. Я не знала, вернется ли Дан и будет ли он еще меня бить, но пока его нет, неплохо было бы вздремнуть. Видимо, я на самом деле заснула, потому что очнулась в темноте от того, что кровать рядом со мной прогнулась под чьим-то весом. Мимолетно проскользнул страх, но уже через мгновение я почувствовала гладкое мужское тело, прижимающееся к моей спине и вдохнула запах Дана. Его кожа была холодной, и по моему телу пробежал озноб. Дан молча развернул меня на спину и навалился сверху. «Все-таки опять будет насиловать», – уныло подумала я. Но мужчина не пытался войти в меня, хотя я чувствовала его твердое возбуждение. Холодные губы прижались к моей шее, скользнули к уху. Дан помял мою мочку губами, прикусил, потом попытался захватить ее вместе с серьгой, представляющей собой переплетенные длинные тяжелые цепочки. Жар его рта, горячее дыхание в сочетании с холодным металлом, который перекатывался под движениями языка Дана и дергал мою мочку, неожиданно вызвали во мне сильное возбуждение, пронзившее мня насквозь и свернувшееся узлом в животе. Я даже удивилась: вроде бы ничего особенного Дан не делает, но видимо, в этом и состоит отличие умелого любовника от неумелого. Оба сделают одно и то же, но эффект будет совершенно различный. Мои руки сами обвились вокруг его спины, осязая пальцами сильные мускулы. Губы Дана переползли на мою скулу, ту самую, по которой он меня ударил. Он нежно коснулся языком моей щеки, и у меня возникло ощущение, будто он зализывает мою ссадину, прося прощения. Но конечно, такого быть не могло. Дан сполз вниз и приник к моей груди. И пока я выгибалась под его руками и губами, в голове вдруг неожиданно всплыло: «Может, мне нужно было потерять память и попасть в рабство только для того, чтобы встретить его?» Мысль встревожила. Да что там, просто ужаснула. Это получается, я смирилась с тем, что попала сюда? Даже нет, не так. Не смирилась, а… рада этому? Я согласна все это терпеть, только чтобы в моей жизни оставался Дан и продолжал меня трахать? Нет, нет, конечно, нет. Просто мой мозг затуманен алкоголем, а сексуальный мужчина с потрясающе красивым телом, понимающий толк в женском удовольствии, доводит меня до экстаза. Я просто сейчас не могу связно соображать. Я просто… Просто… Извиваясь, я уперлась руками ему в грудь и прошептала:
– Дан, ты долго еще меня мучить будешь?
– Что не так? – он навис надо мной на вытянутых руках и замер.
– Я, кажется, кончу еще до того, как ты войдешь в меня.
– А тебя это не устраивает? – в его голосе слышалась улыбка
– Не устраивает.
– Ну и что же ты хочешь?
– Ты же знаешь!
– Скажи!
– Я хочу, чтобы ты трахать меня начал. По-настоящему. Вставил бы в меня свой член и стал трахать.
– Очень хочешь?
– Дан! Ну не издевайся! Да! Очень хочу! Пожалуйста! Ну, пожалуйста!!!
– Направь его, – он говорил тихо, склоняясь к моему лицу, придавая своему голосу интонации, которые вызывали во мне странные вибрации. Приходилось признать, что владел он своим голосом виртуозно.
Я провела пальцами по его груди, спускаясь вниз, по животу, наконец, добравшись до цели своего путешествия. Гладкое твердое горячее мужское орудие скользнуло мне в ладони. Дан издал какой-то непонятный звук, но ничего не сказал. Я направила его в себя, он легко вошел, заставив меня поморщиться. Все-таки трах в ресторане не прошел бесследно. Хоть я и не произнесла ни звука, Дан что-то почувствовал и замер:
– Больно?
– Не останавливайся, – попросила я.
– Ответь! – чуть строже сказал он. И тут я разозлилась:
– Ну, вот что ты за человек, а? Пару часов назад ты преспокойно делал мне больно, и тогда тебя не интересовало мое самочувствие. Не так давно ты ударил меня, и тебе тоже было без разницы, нанес ли ты мне травму. А сейчас ты ломаешь мне кайф и начинаешь интересоваться, не больно ли мне.
Дан помолчал, а потом произнес безэмоциональным голосом:
– Все сказала?
– Все, – буркнула я, остывая. – Можешь начинать меня бить.
– Ну а теперь ответишь? Больно?
Я не выдержала и усмехнулась, ожидая, что тут же схлопочу, но Дан продолжал висеть надо мной на руках, терпеливо ожидая ответа. Я вздохнула, капитулируя:
– Да, немного больно.
И почувствовав, как член Дана тут же выскользнул из меня, издала огорченный возглас:
– Дан, я бы потерпела.
– Поверь, я это ценю, – ласково ответил он и, раздвинув мои ноги пошире, устроился между ними, прижав лицо к моей промежности. Я поняла, что на нем нет маски. Его язык прогулялся по моему клитору, а потом скользнул внутрь, и Дан тут же поинтересовался:
– А так больно?
– Нет! – выдохнула я.
– Отлично! – удовлетворенно отозвался Дан и устроился поудобнее.
Источник: http://www.only-r.com/forum/43-252-5
