Творчество

- Я догадывалась… уже давно… 
- Почему ты ничего не сказала мне?! Что ты собиралась делать?! Ты хоть понимаешь, что у тебя мало времени? 
Он кричал на неё прямо в кабинете врача; тот, сохраняя профессионально- сочувствующее выражение лица, сосредоточенно писал что-то, отводя глаза. 
- У вас есть ещё одна возможность, - сказал доктор Уайт, когда в кабинете воцарилась тишина. – Но не здесь. В Лондоне. В госпитале Princess Grace. Там проводят терапию, которая в вашем случае может дать результат. Но должен вас предупредить, что тут есть два нюанса. Первый – это тот факт, что времени действительно немного. Чем позже будет начато лечение, тем меньше шансов на положительный результат. С этим я могу Вам помочь; в этом госпитале работает мой бывший однокурсник, я позвоню ему. И здесь мы переходим ко второму нюансу. 
Мужчина поднял на врача глаза. 
- Деньги? 
- Именно. 
- Сколько? 
- Я не могу сказать точно. Вам нужно поговорить с теми, кто будет заниматься лечением непосредственно. Постарайтесь найти возможность. Подумайте, но недолго, прошу Вас. Перезвоните мне, когда решите. 

Они ехали домой молча. Тишина давила на неё, но это чувство было привычным. Они давно уже не разговаривали друг с другом. Все сводилось к бросаемым в пространство обрывкам необходимой информации. Это не разговор. Это не жизнь. 
- Я заложу дом, - сказал он, как всегда не обращаясь напрямую. - Если же этого не хватит…
- А стоит ли? Такие жертвы? С каких пор это играет для тебя роль? 
- Что? 
- Что будет со мной. – Она говорила шёпотом, глядя в окно, заливаемое дождём. – Ты уже убил меня однажды. Ты лишил меня последнего, что имело значение…
- Я знаю, что делаю… и тогда знал… Это другое… Завтра я позвоню Уайту и скажу, что мы согласны на предварительную консультацию. Мне нужно знать хотя бы приблизительную стоимость лечения. Я смогу говорить с банком. 
- А если этих денег не хватит? 
- Я найду ещё. Неважно как. 
- Почему ты делаешь это? Ты же не любишь меня? 
- Я делаю то, что должен. Ты – моя жена. Я должен хотя бы попытаться тебя спасти. Я всегда делал и делаю то, что считаю правильным. 
Она продолжала смотреть в окно, зная, что если взглянет ему в лицо, то не увидит в нем ни сострадания, ни нежности. Он подчинял себе, держа на расстоянии. Он никогда не был слишком нежен или эмоционален, но обстоятельства превратили его в механизм. Шестеренки крутились, механизм функционировал. 
Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он боится. Панически, до сумасшествия. Он боится одиночества. Это то, что ждёт его, если ее больше не будет с ним, если она не сможет больше повторять ему изо дня в день, что он прав, соглашаться с ним. Как и тогда. И он сделает все, пойдёт на все, что угодно, чтобы избежать этого. Он делает это для себя. Чтобы не дать себе услышать то, что будет шептать ему эта гробовая тишина. Напоминать. 
Он никогда не сможет понять, чего лишает себя. Из-за преступного упрямства. Из-за нежелания признаться самому себе в совершенных ошибках. Из-за неспособности любить и сострадать. 
Она больше не боялась ничего. С недавних пор. 

Эдвард 
Я спал так крепко, что, проснувшись, не сразу понял, где нахожусь. Я чувствовал привычную боль, но скорее, как фон: надоевший, мучительный, но далекий. Тёплое дыхание на моем плече, рука, обвившая во сне мою шею – это была новая реальность. Не поворачиваясь и не открывая глаз, я прижал ее к себе так крепко, что она вздохнула и пробормотала что-то невразумительное. Я был благодарен Богу за то, что смог разделить с ней блаженство, смог дать и взять то, о чем мечтал уже так долго. 
- Белла… просыпайся, детка. Пора вставать, Белла. – Я не мог отказать себе в удовольствии будить ее, наблюдая за тем, как она отталкивает мою руку, ласкающую ее щеку, морщится, но льнет все теснее к моей груди. 
Наконец она открыла глаза и несколько мгновений всматривалась в мое лицо, не говоря ни слова. 
- Я – Эдвард Каллен, помнишь? – пошутил я, но она продолжала смотреть на меня, как будто видела впервые. 
- Белла, ты пугаешь меня. Что-то не так? Я сделал что-то не так… вчера? Ты жалеешь? 
Она коснулась кончиками пальцев рубца на моей щеке; глаза уже блестели, наливаясь слезами. 
- Милая, что… почему ты плачешь? 
- Тебе снова будет больно. Сколько можно… тебе одному…, - она уже плакала, не скрываясь, как ребёнок, уткнувшись лицом куда-то между моим плечом и подушкой, всхлипывая и дрожа. Я попытался поднять ее, заглянуть в ее лицо, но она все сильнее вжималась в подушку. 
- Господи, любимая моя, не надо... Белла, прошу, не расстраивай меня так. Мне не больно, и не будет… это ерунда, я даже не почувствую ничего… мы столько прошли с тобой… не плачь…
Я понимал, что прошлая ночь и для неё была эмоциональным испытанием. Мы стали одним целым, между нами не было больше никаких преград. Я сам чувствовал себя так, словно каждый нерв был обнажён, направлен на неё. Ее слёзы убивали меня; я снова стал их причиной. 
- Белла… посмотри на меня. – Она все же подняла залитое слезами лицо, передвинулась ближе. – Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты заставила меня почувствовать… прошлой ночью. Я жив только рядом с тобой и благодаря тебе. Я люблю тебя… мы справимся… 
Она коснулась губами моего лица; я ощутил сладость, смешанную с солью слез, ее теплом. Притягивая ее ближе к себе, я запоздало понял, что она все ещё обнажена. Сердце колотилось где-то в горле, не давая вздохнуть, когда я опустил ее нежное, раскаленное тело на себя. Она не сводила с меня глаз, опираясь руками о мои плечи. И вот я уже горел, снова, вместе с той, ради которой жил, ради которой дышал. 

- У нас ещё есть время, - сказала Белла. Она положила голову мне на живот; я видел только ее тёмную макушку. 
- Все это было слишком для тебя? – спросил я тихо. 
- Нет. Это прекрасно. Просто я не могу спокойно смотреть на твои шрамы. Прости, я не хотела вести себя так глупо. 
- Прощаю, - улыбнулся я. – Пойдём завтракать. Нам нужно ещё заехать ко мне. Сегодня никаких лимузинов, Белла, уж извини. Я вызову такси. 
- Я приготовлю что-нибудь поесть. – Она выбралась из постели, придерживая простыню у груди. Я закрыл глаза, понимая, что если буду наблюдать за тем, как она одевается, то рискую не попасть туда, куда собирался. Услышав, что она вышла из комнаты, я поднялся, подобрав с пола свою одежду и трость. Мне был необходим душ. Наклонившись за  тростью, я привычно скользнул взглядом по длинному, сизому шраму, опоясывавшему мою правую ногу. Мне стало ясно, почему Белла так плакала утром. Выругавшись сквозь зубы, я поплёлся в ванную. 

В госпитале нас уже ожидали; снова привычная, набившая оскомину процедура заполнения анкет. Молчаливая, бледная Белла, до боли сжимающая мою руку. Операция должна была проводиться под общим наркозом, чтобы обеспечить полную неподвижность; затем мне нужно было остаться на некоторое время в палате под наблюдением. 
Я видел ужас, застывший в ее взгляде, но не мог сердиться на неё за это, казалось бы, неразумное поведение. Она жила месяц в больнице, практически не выходя из моей палаты; было ясно, что любая связанная с этим ситуация вызывает у неё панику. 
- Белла, одно твоё слово, и я откажусь от этой операции. Я могу жить с этим шрамом. А видеть, как ты мучаешься, я не могу. 
Она глубоко вздохнула. 
- Прости меня… я просто… видеть снова тебя… - Я перебил ее. – Я все понимаю, детка. Я могу отказаться. 
- Нет. Из-за моей слабости… не отказывайся, это важно. Я возьму себя в руки. 
- Мистер Каллен? Пойдёмте со мной, все готово. 
Я наклонился к Белле, взял в руки ее лицо, целуя, запоминая ее вкус. 
- Увидимся, детка. Люблю тебя. 

Белла

Я ненавидела себя. Ненавидела этот опостылевший коридор. Ненавидела ждать, умирая от беспокойства. Я скорчилась на стуле, пытаясь справиться с собой. Эта операция была мелочью по сравнению с тем, что он уже пережил. Я обязана была успокоиться, ради него. Я вспомнила потрясающий вечер, который он с такой любовью организовал для меня. Вспомнила, как он целовал меня в сумерках, как дразнил на лестнице. 
Я встала; мне необходим был свежий воздух. Подойдя к сестринскому посту, я окликнула одну из них. 
- Я хочу спуститься в парк ненадолго. Не могли бы Вы позвонить мне, когда мистера 
Каллена перевезут в палату? 
- Конечно. – Она подвинула ко мне листок бумаги и ручку. – Оставьте мне 
Ваш номер. 
Спустившись вниз, я взяла в автомате кофе и вышла на улицу. Было солнечно, больничный парк был полон людей: пациентов, родственников, даже врачи проводили обеденный перерыв, наслаждаясь редким для Лондона тёплым днём. 
Я села на скамейку, обхватив ладонями пластиковый стаканчик. Прикрыла глаза, подставила лицо солнцу и не заметила, как задремала.
Я не знаю, сколько я проспала; проснулась я от того, что кто-то легко коснулся моего колена. Я сильно вздрогнула, выронив стаканчик с кофе, который все время держала в руках. 
- Что случилось? Что-то с Эдвардом?
Открыв окончательно глаза, я увидела перед собой светловолосую девушку в инвалидной коляске.