Творчество

Глава 2. Горький дым

Первые полчаса беседа не клеилась. Парни, как заправские шулера, доставали и убирали какие-то бумаги, поочерёдно пытаясь донести до меня почти сакральный смысл нашего общего теперь договора аренды и ещё, попутно, какие-то свои идеи. Мне было уныло, честно скажу: на сцене тихонько блажил какой-то неопрятного вида чудак, людей в зале практически не было – кажется, даже бармен уснул. И это популярное заведение?! Насколько я помню, популярность лондонского паба или бара измеряется количеством толпящихся у входа курящих людей. Здесь же даже мухи летали плавно и размеренно, будто загипнотизированные тягучим гнусавым вокалом парня на сцене. «Том» периодически посматривал в его сторону с явным неодобрением, будто ему тоже не нравилось то, что он слышит, но вслух он не говорил ровным счётом ничего. В конечном итоге, к заунывному пению о шотландском дожде и разбитой лодке в бурном море добавились не слишком мелодичные рулады моего проголодавшегося желудка. Услышав очередное утробное урчание, Шэннон покосился на меня с нескрываемой иронией во взгляде. Показав ему язык, я продолжила делать вид, что вникаю в суть бумаг, бумажек и бумажулек, тем временем, разглядывая нашего великого конспиратора.

Собственно, мой младший братик всегда любил найти себе что-то этакое. Например, когда ему было шесть, он попытался уплыть в деревянном корыте во время летнего отдыха в школьном кемпинге. И, надо сказать, затея практически удалась – если бы учителя вовремя не кинулись на поиски, не сидеть бы ему здесь сегодня. За своё детство он успел попробовать на вкус бензин, сломать ногу в трёх местах, раз двести подраться с соседским мальчишкой по прозвищу Кластер, воспитать совершенно безумного сеттера, построить десяток птичьих гнёзд (которые, впрочем, навеки остались необитаемыми) и научиться красить волосы. Чем, собственно, он грешил и по сей день, будучи талантливо и очень естественно блондированным брюнетом. Собственноручно. Понятия не имею, зачем ему это понадобилось, с его тигриными карими глазами и угольно-чёрной щетиной, пробивающейся на его подбородке лет с четырнадцати. И вот теперь мой развесёлый брат в доле с Робертом Томасом (или как его теперь – Томасом Робертом?) Паттинсоном, да ещё и меня втянул в совместный бизнес.
Нет, я была принципиально не против, поскольку это было всяко приятнее, чем заполнять формуляры. Да и ребусы я с детства люблю. А «Том», по ходу дела, ребус тот ещё… Глаза серо-зелёные… Такой красивый цвет бывает у морской гальки и старинной замшелой черепицы на крышах где-нибудь в Брикстоне. Кажется, пока я пыталась понять его колористику, Паттинсон заметил моё пристальное внимание к его персоне и одарил меня коротким колючим взглядом. Впрочем, тут же взял себя в руки и начал говорить о чём-то… То ли дизайне помещения, то ли звукоизоляции будущей студии. Честно, слушала вполуха, потому что смотрела в рот – дабы не раздражать его лишний раз. Успела рассмотреть и ровные зубы, и симметричный абрис губ, и чисто британскую растительность на лице: слишком длинно, чтобы считаться сексапильной трёхдневной небритостью, слишком коротко, чтобы стать опрятной бородой. Для этого полуформального вечера он переоделся в уютный (как ему самому казалось, наверное) свитер совершенно невнятного цвета, на фоне которого его тёмно-русая, с невнятными при дневном свете рыжеватыми проблесками, шевелюра теперь просто горела. От этого его глаза казались не то, чтобы некрасивыми – просто уставшими. Угрюмое впечатление дополняли и густые брови этого персонажа, и длинная поперечная морщинка, то и дело прорезавшая его лоб, когда он поднимал голову от бумаг и вслушивался в песню, которая уже почти свела с ума и меня тоже.
- Кто, чёрт подери, издаёт эти звуки?
- Безумный Макс. Ты не помнишь? Мы согласились послушать его – он рвался у нас работать… - Шэннон улыбался так, будто знает что-то, о чём его приятель напрочь забыл. – Ты ещё всё рвался дать ему шанс…
- Только через мой труп. Это не песня и даже не стон. Если бы мигрень умела петь – она исполняла бы так же точно.
Вот уж в яблочко. Парниша на сцене выводил свои рулады едва ли не носом – надо признать, это звучало как ковбойская губная гармошка, которую скрестили с самым упрямым ишаком из Анталии. «Боже… Неужели я тоже когда-то так коверкал Ван Моррисона?», - проговорил Паттинсон вполголоса.
Прислушавшись, я действительно стала разбирать слова песни. Действительно, Ван Моррисон. И действительно, хуже просто некуда.
- Сомневаюсь, что у тебя получилось бы так же. У человека явно талант со знаком минус… Том, - честно призналась я. Усмехнувшись, он ничего не ответил – только на щеках проступили едва заметные пунцовые пятна. Смущение? Наверное, в помещении душно…
Ещё через четверть часа бумаги были подписаны и аккуратно разложены в три стопки. Паттинсон аккуратно подравнивал ногтем край своей.
- Ну вот и всё. Кто-нибудь чего-нибудь хочет?
Мы с Шэнноном практически одновременно сказали: «Есть», а ещё секундой позже Шэн добавил: «Курить».
- Очень понятные мне желания. Шэннон, тогда к нам?
Господи, куда ещё «к нам»? Мы и так уже «у нас», или я по-прежнему чего-то недопонимаю? Не дожидаясь реакции моего брата и моих вопросов, «Том» шикнул на меня в какой-то неподражаемо юморной манере, отчего мне стало смешно. Встав из-за стола первым, он уверенно направился куда-то в проход за сценой. Шэннон махнул рукой, предлагая мне следовать за Паттинсоном, а потом и сам поплёлся следом, шутливо подпихивая меня под пятую точку.
- Куда идём? – спросила я, не оборачиваясь.
- В логово параноика, - не растерялся Шэн. Впереди идущий «Том» рассмеялся.
- Как метко подмечено, дружочек. А я всё не мог придумать, как это назвать…
Два метра узкого, как секретный лаз, тускло освещённого коридора, тёмно-красная массивная дверь. Ключ из белого металла в руке «Тома»…
Звуки бара истаивали у нас за спиной, и только лёгкий звон тугой пружины замка, как символ чего-то нового, по крайней мере, для меня.
А за дверью оказалась вполне обитаемая комната – слишком большая, чтобы быть кабинетом, но слишком маленькая, чтобы считаться полноценной квартирой. Моя клаустрофобия тут же вылезла из глубин подсознания, едва только я заметила отсутствие окон в этом импровизированном бункере. На стене висела карта Соединённого Королевства, явно родом из прошлого века…
Закрыв за нами дверь, Шэннон тотчас же включил кондиционер.
- А то Лили сейчас в обморок хлопнется…
Вот спасибо, добрый человек! Мало ты обо мне рассказал своему знаменитому приятелю, так теперь ещё интимные подробности выбалтываешь! Зло покосившись на брата, я села на первый попавшийся стул. Паттинсон, который замер в двух шагах от меня, скрестил руки на груди.
- Интересно… Боязнь закрытого пространства?
- Угу, - я была немногословна ещё и потому, что мой взгляд скользнул по узкой лодочке горловины его несуразного свитера. Под узорными петлями проглядывала самая натуральная самцовая волосатая грудь. Это открытие вспрыснуло меня кипятком непонятных мне эмоций. – Не нависай надо мной, Том…
Он поспешно отступил на шаг.
Шэннон же продолжал хозяйничать, доставая из холодильника тарелки с сандвичами, коробки с крекерами и сырную нарезку к пиву.
Знаете, что за преотвратное чувство голода я испытывала? Мне хотелось съесть что-то горячее, с питательным мясным соком… Мне хватило бы маленькой порции – всего один шницель спас бы меня от голодной смерти. Но нет… Теперь мне придётся либо позорно капитулировать, набросившись на сыр, превращая изящную закуску в банальную еду, либо и дальше урчать желудком при виде неаппетитной, но безвариантной пищи, стоявшей у меня перед носом. Оба выхода из положения мне не нравились, потому я надулась, как мышь на крупу.
Тоже мне, джентльмены…
Я могла бы испортить себе настроение окончательно, если бы не рассмотрела небольшую ширму в дальнем углу комнаты. Она была явно не моложе висящей на стене карты: некогда белый шёлк потемнел и стал бежевым, а тонконогие журавли, которыми он был расписан, потеряли первоначальный лоск, став жемчужно-серыми тенями самих себя. Тем не менее, ширма была потрясающе хороша, а мне всё больше было интересно узнать, что скрывается за ней. Оставив «Тома» помогать Шэннону с нехитрой сервировкой стола, я отправилась любопытствовать, не спросив разрешения. В конце-концов, у нас теперь всё тут общее…
За расписной ширмой оказалась кровать, изголовье которой было переделано в объёмистую книжную полку, туго забитую томами и томиками. Собравшись было рассмотреть названия и тиснения корешков, я вздрогнула от тихого возгласа, раздавшегося, казалось, внутри моей головы.
- Атата… Ну, раз ты уже добралась сюда, добро пожаловать. Располагайся как тебе удобнее. Хотя я, признаться, люблю быть снизу.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит у меня за спиной. Слышал бы это Шэннон – оборжался бы. Ещё смешнее было бы увидеть моё лицо: в последний раз со мной говорили в таком тоне года полтора назад. Странно, но уже успела отвыкнуть.
- Спасибо за приглашение, ценю твоё гостеприимство, но я не занимаюсь глупостями в библиотеке.
- Неоригинально, кстати, - он второй раз за вечер отступил на шаг. Ощущение тепла прямо за лопатками медленно исчезало, а ощущение его присутствия осталось. Я на досуге подумаю, приятное оно или нет. – Ну, ты всегда можешь рассчитывать на абонемент в этом читальном зале.
- Ты всегда такой странный или только в подвале? – поинтересовалась я.
- Следующий вопрос, - отозвался он. Повернувшись лицом к собеседнику, я посмотрела в его глаза, и ничего, кроме смеха, там не увидела.
Отлично. Прямо сейчас меня толсто троллит человек, о котором я знаю больше, чем он сам хотел бы мне рассказать. Зачем ему это нужно? Неужели очередная проверка на вшивость?
- Ты здорово поёшь?
А вот следующий вопрос застал его врасплох.
- Ну… Не уверен. Но мне нравится.
- Аа… Значит, не звезда. Вот я пою здорово, - парировала я.
- Истинная правда, - подтвердил Шэннон. Судя по особенностям произношения, он уже что-то жевал.
- Есть хочешь? – продолжила я допрос с пристрастием. Паттинсон сощурился.
- Хочу.
- Пойдём тогда.
Не знаю, что он хотел уточнить этой невнятной игрой, но моё первоначальное впечатления от общения с ним дополнилось каким-то странным звоночком.
Роберт Томас Паттинсон бросил сниматься в Голливудах, забил на Кроненберга (даже далёкая от киноиндустрии я оценила смелость этого шага), завёл сомнительный бизнес с полоумным Шэнноном и слишком явно время от времени (если не всё время) обживает берлогу в подвале без единого окошка… Это что? Комплекс отшельника? Особая звёздная придурь? Бегство от несчастной любви?
Мне хотелось задать ему с десяток вопросов. По-взрослому. Начать с того, например, зачем брать меня в долю, если ты боишься назвать своё первое, повсюду засвеченное имя. Наверное, мои шестерёнки стучали особенно сильно, потому что Паттинсон смотрел и смотрел на меня. И выражение его лица меня ничуть не радовало.
У него был напряжённый взгляд параноика, который внезапно почувствовал за собой хвост. Он смотрел на меня настороженно и обречённо, будто вот-вот ожидая разоблачения. И если бы ему от этого слегчало, я бы призналась, что Шэннон сдал его с потрохами. Но парню явно хотелось верить, что не перевелись ещё в мире барышни, которые не мастурбировали под его постером. Собственно, я и была одной из таких… Прямо сейчас, мне было его мучительно жаль.
Жаль, потому что мне хотелось бы звать его Робертом.
Есть расхотелось. Хотелось домой, в тёплую постель – и забыть этот сиротский закуток в подвале, где даже обои пахнут сигаретным дымом, а кровать прячется за старой красивой ширмой. Забыть его стрёмные слова о том, что и как он любит… И завтра с утра познакомиться с «Томом» заново.
Прямо сейчас… Отделаться от ощущения кипятка зашиворот при виде узкой V на его груди.
Развернувшись, я на ватных ногах доковыляла до стола, где Шэннон уплетал уже второй сандвич. При виде тарелок желудок снова подал сигнал SOS. Сев напротив брата, я сжевала холодный, пахнущий беконом, крекер.
- Куда ты меня привёл, Джеймс Блонд? Тут подают холодные крекеры и скверное пиво в бутылках…
- Здесь ещё и курят, сестрёнка. Правда, Том?
- Меня зовут Роберт, - голос доносился чётко из-за ширмы. – Роберт Томас, Томас Роберт… Какая, нахрен, разница? И да, здесь курят…
Лучшим доказательством этого тезиса была струйка сизого дыма, уже закручивающаяся под потолком. Знакомый до зуда в кончиках пальцев запах. Я бросила, когда уехала в Белфаст. Шон страшно не любил курящих девиц… Но прямо сейчас мне хотелось взять сигарету и вспомнить, как это. Шэн как раз полез в карман, в поисках пачки.
- Роберт так Роберт, - буднично сказала я. Шэннон поднял большой палец, будто император в финале гладиаторского боя. Значит, жить будем. Я жестом попросила закурить – он протянул мне вскрытую и переполовиненную пачку лаки страйк.
И неподражаемо улыбнулся, видя, как сигарета танцует в моих дрожащих пальцах.
- Я хочу тебя прослушать, - продолжал из-за ширмы Роберт. – Ненавижу, когда хвастают просто так. Если мне понравится – будешь работать…
- А ты не спросил, хочу ли я… - я задыхалась от дыма наших трёх сигарет и от возмущения.
- А я и без этого знаю, что хочешь. Я это по глазам вижу. Не спорь…
Шэннон пожал плечами, предвосхищая мой вопрос. «Трепло» - сказала я ему одними губами. «Не за что», - ответил он так же.
Вопросов у меня становилось всё больше…