Глава 3. Боль Теа прикрутила громкость музыки, попутно заставив вокалиста La Phaze перейти с полукрика на шёпот, и внимательно посмотрела на севшего рядом Роберта.
- Знаешь, а я всегда хотел вернуться сюда, - без долгих предисловий сказал Паттинсон. Его пальцы бегло скользнули по воротнику клетчатой рубашки, а потом он просто положил скрещенные локти на приборную панель, пристроил сверху подбородок и чуть искоса посмотрел на Теа. Она усмехнулась.
- Здесь нет ничего, к чему ты привык.
- Например?
- Шумных улиц, пабов, белого пара, который валит из-под машин, липких от портера стульев и смрадного воздуха полуподвалов в центре, ставших заведениями, разношёрстной толпы, вечеров, пахнущих речной водой и копотью, бесконечности этих вечеров…
Роберт ожидал чего угодно, только не этого. Он мог предположить, что она напомнит ему о дорогих костюмах, в которых он был словно в футляре, в коробке с плотно закрытой крышкой. О том, что ему приписывали таблоиды – экономность, граничащую со скупостью, нелепые марки машин, грязные джинсы и картошку фри слоновьими дозами, неусыпное внимание прессы и вечно задранный небритый подбородок – все эти странные атрибуты его новой реальности, отчасти имевшие место быть. Но Теа говорила о том Роберте, которого знала. И он удивился тому, что всё перечисленное ею, действительно для него важно.
Теа чувствовала, как сонливость отступает под напором лёгкой паники: ей внезапно захотелось сбежать: маленькая доза адреналина сделала веки лёгкими, а голову – светлой. Пускай, ненадолго...
Будто почувствовав её судорожное инстинктивное движение назад, Роберт мягко перехватил её запястье.
- Эй... Ты права. Но иногда мне хочется просто приехать сюда и быть таким… Каким ты меня знаешь. А не мальчиком с обложки, на которого напялили узковатый в плечах пиджак и намазали губы блеском.
- Плечи у тебя всегда были что надо, Паттинсон… - Теа не пыталась освободиться. Хотя бы потому, что не чувствовала угрозы. А она отлично разбиралась в таких нюансах.
- Когда-то давно… - он замолчал, улыбаясь, а потом продолжил. – Помнишь, мы точно так же сидели в машине моего отца, когда шёл дождь?
- Помню. Мне нравилось включать старое радио, там всегда были заунывные песни, которые ты любишь до сих пор, наверное.
- Люблю. Только теперь я сам пою их. Надеюсь, хоть кому-то нравится.
- Я слышала, у тебя недурно получается. Не Ван Моррисон, но всё же…
- Спасибо, - он сказал это совершенно искренне, чувствуя именно ту теплоту, которую ощущает каждый из нас в моменты подлинного расположения и участия. – Теа, тебе не кажется, что мы уже выросли из этого?
- Не поняла?
- Я о том, что мы уже достаточно взрослые, чтобы ходить в гости, а не слушать радио в старых машинах...
Уже через четверть часа она была в его доме и наблюдала за тем, как Паттинсон медленно, со знанием дела, толчёт в ступке кофейные зёрна. Монотонные движения его красивых рук наводили её на совершенно определённые мысли, но мысли эти были так прозрачны, что сквозь них отчётливо просвечивало её же собственное восхищение тем, как сочетается тонкий пряный аромат арабики со всей обстановкой этой холостяцкой берлоги.
- В твоём мире по-прежнему не изобрели кофемолку… - задумчиво констатировала Теа, не отводя глаз от его пальцев.
- Я всегда растираю зёрна вручную, даже когда опаздываю на встречу. Ты же знаешь… - Роберт улыбнулся сказанному. Потому что до него как-то по-особенному дошло, что она действительно знает.
И Теа знала. Это был его собственный ритуал, который заставлял мысли бежать друг за дружкой, а не хаотично метаться, вычерчивая ломанные линии броуновского движения. Запах кофе надолго оседал у него на ладонях, становясь его собственным.
- Ты всегда носил запах кофе, как лучший из парфюмов. В твоей ванной тогда не было модных одеколонов.
- Их и сейчас нет. Знаешь, почему?
- Почему? – просто спросила Теа, коротким жестом заправляя выбившуюся прядь за ухо.
Роберт сглотнул.
- Потому как в моей жизни слишком много дней, когда очень не хочется начинать утро с резкого запаха. Сегодняшний вечер тоже не из лёгких…
Роберт Паттинсон прямо сейчас старался не думать ни о чём, кроме мягко поскрипывавших кофейных зёрен.
- Почему? – ещё раз уточнила она, и Роб пришёл к совершенно неожиданному выводу.
Слушая её голос, он в самом деле хотел слышать в нём что-то этакое. Что-то, что говорило бы о том, что Теа к нему неровно дышит. На худой конец, какую-то затаённую обиду, но только не простой интерес и не равнодушие.
- Приятная, хотя и совершенно неожиданная встреча, - коротко ответил он. – Я напрягаюсь таким. Ты же знаешь…
Ему впервые было странно понимать, что он смог так легко потерять девчонку, видевшую его насквозь. Потерять и не заметить этого. И всё бы ничего – он смог бы спокойно жить с этим, останься он в счастливом неведении. Но не теперь.
У него никого не было примерно тысячу лет, и вовсе не потому, что он был так уж разборчив. Роберт Паттинсон никогда не имел явной склонности к промискуитету, благодаря которой иные актёры чувствуют себя в голливудских цветниках как в раю. Большую часть времени он проводил на съемках, в последние годы – с Кристен, которую совершенно отчетливо ощущал другом, своим парнем, братом – кем угодно, только не девушкой. Она активно вживалась в образ самой юной из духовно богатых дев Фабрики Грёз, а Роберт видел в ней новую Джоди Фостер. Во всех смыслах. На первых порах между ними действительно была какая-то химия. Скорее всего, от новизны, близости тел в кадре и совершенно сумасшедшей атмосферы съемок первого фильма франшизы. Крис упорно звала его «кокни» и «Боб», пару раз они даже поцеловались, но дальше дело не пошло. Роберт привык разделять постель и дружбу. В конечном счёте, трахаться он мог с кем угодно, но друзей он не особенно нажил, потому рисковать дружбой ради секса, пусть даже это будет космический трах, Паттинсон не хотел. В случае с мисс Стюарт космосом даже не пахло. Иногда, когда он был в особенно потрёпанных чувствах, ему хотелось затащить её в постель из чистого чувства благодарности. И, отчасти, из спортивного интереса. И почти наверняка его мучила бы несытая совесть. Потом. И они делали бы это снова и снова, раз за разом, будто оправдываясь и, одновременно, вымещая злость друг на друга, чувствуя губительную привязанность, которую так легко принять за любовь. Кристен с её причудами стала для него не только собеседником, собутыльником и советчиком – она стала его ангелом-хранителем. А трахать собственного ангела-хранителя было верхом цинизма даже для придуманного таблоидами Роберта Паттинсона.
Потом в его жизни был период, когда секс – желательно, ни к чему не обязывающий – был всего лишь одним из его персональных способов почувствовать себя живым. Внутри же у него вибрировала пустота, которую он тщетно пытался заполнить гитарными аккордами, случайными связями и кровавой марлей собственных эмоций.
И только для души у Роберта уже очень давно не было никого. Совсем. И прямо сейчас, на фоне лёгкого эмоционального подъёма он чувствовал не только запоздалую радость от встречи с девушкой, с которой у него была эмоциональная связь. Он чувствовал, как стремительно растёт градус напряжения в его и без того узких джинсах.
- Я не вспомню уже, когда мы виделись в последний раз...- глубокий голос мисс Боу, сидящей напротив, вывел его из раздумий на пару секунд раньше зуммера кофеварки.
- Лет пять назад. Или больше… - ответил Роберт, разливая кофе по чашкам. – Не помню.
Он действительно не помнил этого. А сейчас ещё и предпочитал даже не смотреть на Теа: удивлённое выражение её лица с чуть приоткрытым чувственным ртом превращало его попытки самоконтроля в танталовы муки.
- Соврать тебе, что я не скучала по тебе? – встав со своего места, девушка прошлась вдоль тёмно-синих столешниц кухонного гарнитура, касаясь глянцевого пластика узкой ладонью. Роб чувствовал, что его тянет к ней – и это чувство становилось куда сильней, чем простая сентиментальность. То, что она оказалась «той самой бонитой», только подливало масла в этот тёмный огонь.
- Не надо. Я не люблю, когда мне врут, Теа.
- Тогда знай, что скучала…
Теа взяла лежавшую плашмя раскрытую книгу - «Сердце Тьмы» Джозефа Конрада, - с детским почти любопытством рассматривая обложку. Вдоль её высоких скул едва заметно проступил румянец, и в этом было что-то острое, что-то глубоко интимное. Роберт молчал, сжав губы, чувствуя, как стучит кровь у него в висках, пережидая момент... Надеясь, что вся эта багровая муть осядет.
- Твоя? – поинтересовалась она, и ему захотелось ответить: «моя» - просто, чтобы вспомнить вкус этого слова. Но Паттинсон просто покачал головой.
- Тома Старриджа. Помнишь такого?
- Том тоже здесь? С год назад мы созванивались, конечно, я помню его. В отличие от некоторых, он ходит на встречи одноклассников.
«Почему у меня чувство, что меня наебали?» - подумалось Роберту, но вслух он этого не сказал.
- Том тоже здесь. Но сейчас они в Лондоне с твоим благоверным.
- Так вот, куда запропал Феликс…
Никаких возражений против «благоверного» - значит, у них всё чётко и серьёзно. Паттинсон был готов взмолиться о том, чтобы мисс Боу села на свой стул: созерцание её округлых ягодиц не добавляло стойкости его моральным принципам. Скорее, наоборот – запускало мысли по самым извращённым траекториям.
А что? Так просто… Не дать Теа даже прикоснуться к чашке, взять её за подбородок:, шершаво коснуться её мягкой щеки своей – колючей, прижаться лбом к её лбу… Запустить пальцы в её волосы, притянуть, удержать…
Эти мысли причиняли ему реальную физическую боль, но уже не мог остановиться.
Вместо того чтобы действовать так же смело, как в собственном воображении, Роб просто смотрел на неё, улыбаясь.
- Ну, расскажи мне, чем ты занимаешься, как живёшь… - Паттинсон непринуждённо отхлебнул горячего кофе, чувствуя, как мгновенно онемел обожжённый кончик языка. Чашка в его руке слегка подпрыгнула – и не более того. Свободной рукой он накрыл ладонь Теа, вздрогнувшую от этого прикосновения. Дрожь её тонких холодных пальцев так напоминала дробь дождя по стеклу, что ему на мгновение сделалось не по себе от того, насколько сильно было желание просто оборвать этот кривой диалог. Чтобы начать другой – в более привычной ему плоскости...
- Я – татуировщица…
Он слушал её голос, но не слышал слов. Он впервые открыл в себе бархатный слой мазохизма: когда бороться с собой невыносимо – от этого накатывала приятная усталость, граничащая с исступлением. Теа рассказывала о смерти тётки, о том, как осталась совершенно одна на попечении юриста своего отца, о том, как познакомилась с Феликсом, а Паттинсон смотрел на её губы, не воспринимая никаких смыслов.
Его не тянуло к ней так, когда она была девочкой, светившейся от желания принадлежать ему здесь и сейчас, когда она с готовностью запрыгивала на стол и чуть разводила коленки, закусывая губы, когда они оба сбегали ото всех в пустые квартиры друзей и любили друг друга – немного неумело, но очень искренне. Сейчас желание было тёмным и тесным, словно криво накрученная на болт гайка меньшего размера. Оно было осознанным и взрослым,– Роб прекрасно знал, чего именно и как хочет - и от этого ещё более остро щекотало внутри, сжимало и подкатывало…
Просто пить кофе, просто кивать, просто улыбаться.
Она не твоя, забей.
Чёрт, как же непросто всё…
- А как ты?
- Что? – он будто пришёл в себя, поднимая на Теа слегка рассредоточенный взгляд. – Прости, что ты сказала?
- Я спросила, как ты. Расскажешь?
- Без проблем. Только закурю… - он отыскал в столе пачку сигарет и зажигалку. Дождавшись, пока он прикурит и затянется, Теа задала ему ещё один вопрос, ответ на который уже казался ей очевидным.
– Ты сейчас в отношениях?
Выдохнув дым через ноздри, Роберт посмотрел на неё без тени улыбки на лице.
- Нет. Всякое бывало, но сейчас – нет. Я решительно не вижу поводов любить меня. И не особенно верю людям, которые говорят, что любят меня, если это не мать или сёстры.
- Ты жестокий... – коротко сказала Теа. А потом добавила. – Хотя я понимаю, почему так.
- Нашла коса на камень, Теа, - усмехнулся Роб. – Ты же всегда лучше всех знала, что творится в моей голове… - сказав это, он посмотрел прямо в её зелёные глаза. И по их испуганному выражению понял, что сболтнул лишнего.
- Знала, Бобби… - мягко поправила его девушка.
Теа смотрела, как он выдыхает дым, и пыталась понять, что чувствует к нему теперь, спустя столько времени. Она не собиралась врать о том, что не видела его фильмов или не знала о его успехах. С другой стороны, сказать, что она по-прежнему влюблена в него, тоже было бы неправильно.
Она влюблена в Феликса. А к Роберту Теа чувствовала очень тревожное, но бесконечно тёплое чувство. Она любила его – издалека, сквозь время, чуть больше, чем положено любить друга – так, как всегда любят бывших. Тех, с которыми было хорошо. Тех, с кем прощаются, едва разобравшись в чувствах. Тех, кто остаётся на дне зрачков незавершённым действием. Тех, чей след не остывает никогда…
Теа чувствовала необратимость любого действия, любого порыва между ними так же явно, как видела, что парень напротив, некогда бывший её собственным, возбуждён её присутствием здесь. Она видела всё: как дрожат его ноздри, как прыгает, расширяясь, зрачок, замечала тремор рук и такие знакомые яркие пятна нервного румянца, проступающего даже на груди – там, под рубашкой в бело-синюю клетку. Она прекрасно знала, что он слишком вовлечён в собственные переживания, слишком закрыт, чтобы замечать что-то похожее в ней.
Её тянуло к нему вовсе не той инерцией, которую принято связывать с половой инициацией. Роберт никогда не был для неё центром Вселенной, а за то время, что они не виделись, Теа стала и вовсе самодостаточной. Её боязнь одиночества рядом с ним и прямо сейчас становилась просто невыносимой – потому что Роберт был так же одинок, как и она сама. Она – внутри, он – снаружи. Эта идеальная система двух одиночеств искрила и магнитила… Ей нравилось чувствовать его ладонь поверх своей: в этом было что-то, чего ей давно не хватало – тепло, сочувствие, защита, какая-то светлая сила. Ей хотелось бы видеть в нём старинного приятеля – и только. Но она видела в нём привлекательного мужчину - закрытого, но даже слишком знакомого.
Ненужные подробности сами всплывали в её памяти.
Роберт смотрел на неё и думал о том, как у них могло бы быть теперь…
Теа смотрела на него и думала, отзывается ли он на старые пароли…
Они оба думали, в сущности, об одном и том же. И находили одинаковые отговорки для того, чтобы не говорить об этом вслух. Но Роберт давно выпал из тесной обоймы робкого десятка.
- Теа… - она будто знала, о чём он собирается говорить. Он по-прежнему держал её за руку, и их пальцы сплелись, будто сами собой. – Слушай…
Её мысли метались, как бабочка в сахарнице. А что, если вспомнить? Просто вспомнить, как это – быть с ним? Она согласилась бы на любое непристойное предложение уже потому, что ничего пристойного не было в их головах прямо сейчас. Ничего пристойного вот так, с полпинка, на старые дрожжи и больные головы, не строится…
Полоснувший по окнам свет фар оборвал фразу Паттинсона, но не расцепил их рук. Они смотрели друг на друга: взгляд Теа метался от его глаз к его губам и обратно, а взгляд Роберта – по более вытянутому треугольнику, захватывая тонкую линию её ключиц.
- Мне пора… - хрипло и тихо, почти одними губами сказала Теа, вставая. Роберт не отпускал её руку, глядя на неё снизу вверх. – Бобби… Не стоит ему знать, что я была здесь.
А Роб думал только о том, будет ли она смотреть на этого своего Феликса так же, как сейчас на него – влажным, полным желания, взглядом. И от мыслей о том, что это не исключено, ему становилось жарко. Минуты бежали, и шансов уйти незамеченной у мисс Боу почти не было. Со стороны улицы уже доносились голоса: оба были знакомы Теа…
Роберт тоже поднялся с места, перехватывая руку девушки чуть выше локтя. Они стояли, за малым, не упираясь друг в друга, чувствуя, как немеют губы…
- Роберт, мы с Феликсом… - влетевший Старридж резко осадил. Теа уткнулась лбом в плечо Паттинсона, тихо рассмеявшись. – Так… Не понял? Боу, ты, что ли?
- Я… - ответила она всё так же, в плечо Роберта. А Роберт тут же приобнял её, прижимая теснее. – Не говори ничего, ладно?
- Да у меня слов нет! Откуда? Как? – посмотрев на друга, Том укоризненно покачал головой. - А ты… Ты молчи, скотина, предавшая все наши уговоры.
- Том, полегче… Мы просто разговаривали… - Роб сделал страшные глаза, но Старридж уже скептически прищурился.
- Вас по-прежнему не стоит оставлять одних на полутёмных кухнях. А такие взрослые вроде бы!
- Я уже ухожу… - она легонько толкнула Роберта в грудь, отступая, отсекая себя от него с видимой неохотой, отчего ему было больно и приятно одновременно. – Спасибо тебе, Бобби…
Она выскользнула из комнаты, словно бесплотная тень. Старридж присвистнул.
- Валяй, рассказывай.
Паттинсон выдохнул, засовывая руки в карманы, расправляя плечи и пытаясь хотя бы так выпустить пар.
- Что тебе рассказывать? У меня мозг кипит…
- Что здесь делает Теа Боу? Широко известная в узких кругах…
- Тебе правду сказать, или придумать что-нибудь на скорую руку?
- Смотри сам. Только потом советов не проси, окей? – Том закурил и сел на стул, на котором ещё недавно сидела Теа. Роберт усмехнулся.
- Бонита.
- Не понял?
- Угу. Она – девушка Феликса. Странно, что он никогда не говорил о ней.
- С тобой не говорил, - добавил Старридж и осклабился. – Нет, он всегда упорно звал её бонитой. Но, оказывается, я слышал много перчёных историй из личной жизни нашей одноклассницы Теа.
- Глохни, Том, - улыбка на лице Роберта стала ещё шире, а пунцовые пятна протянулись до самых висков. – Мы не в летнем лагере, чтобы обсуждать такое!
- О, мы как раз в летнем лагере, притом, в самой старшей группе. И, ты знаешь…
- Не знаю, и знать не хочу!
- Уверен? – затушив окурок в пепельнице, Том всем своим видом изобразил желание свалить куда подальше.
- Чёрт с тобой, рассказывай... – сдался Паттинсон, чувствуя лёгкую гадливую изжогу от собственного любопытства.
***
Было около девяти часов вечера, когда Том и Роб решили привычно прогуляться до бара, чтобы выпить по паре пинт светлого. Уже запирая дверь, Роберт вспомнил о забытом на прикроватной тумбочке мобильном телефоне. Оставив Старриджа покурить на крыльце, он вернулся в дом, и провозился там не более четверти часа. Вернувшись, он сперва увидел Тома, который настороженно прислушивался, а потом и сам услышал странные звуки.
- Что за… - начал было Том, но Роб жестом попросил его замолчать. Среди звуков ветра и моря, он более-менее отчётливо различал два голоса, один из которых явно принадлежал Теа. В её хрипло-кошачьих интонациях было столько злости, что Паттинсон не сразу сообразил, почему её голос кажется ему странным.
- Они ругаются на испанском, - тихо сказал он Тому.
- Ещё бы… Зная Феликса, он сейчас трёхэтажные наворачивает…
- Урод…
- Не могу не согласиться, друг мой. Если вздумаешь бросить ему перчатку, я буду твоим секундантом, - дурачась, сообщил Том. Но когда к перебранке двух голосов добавились звуки глухих ударов, не слишком похожие на звуки падающей мебели или бьющейся посуды, усмешка сползла с его лица.
Роберт кубарем слетел со ступенек крыльца, но тут же встал, как вкопанный, потому что на крыльце соседнего дома появилась Теа. Она села на ступеньки и спрятала лицо в ладонях. Тут же следом вышел Феликс с едва раскуренной сигаретой в зубах – его белая майка на смуглом теле так и светилась в темноте. Сев рядом, он обхватил её за шею, притягивая головой к своему плечу, одновременно вынимая сигарету изо рта.
- Ты же сама понимаешь, что заслужила это…
Услышав его слова, Роберт сделал ещё несколько шагов, в их сторону.
- Какого чёрта ты делаешь, Роб?! – прошипел Старридж. Выглянув из-за головы Теа, Феликс увидел взъерошенного соседа, который подошёл достаточно близко, но не вышел из тени.
- Адьёс, амиго. Я немного занят со своей бонитой…
Теа посмотрела на стоящего в сумраке Роберта сквозь упавшие на глаза пряди волос и подступившие слёзы.
Точно зная, что он не видит её лица, она осторожно улыбнулась разбитыми в кровь губами.
Источник: http://www.only-r.com/forum/38-484-1#318877
