В море уйдет мое сердце, будто кораблик
В поиске красного перца и, может быть, золота,
В море чужом я хочу от зимы отогреться,
Бабочкой быть перестать, той,
Что на булавку наколота…
Солнце медленно ползло к линии горизонта, окрашивая небосвод в багряно-золотистые тона. Прибой, словно ласковый и непоседливый щенок, резвился на мелкой гальке, заставляя ее шуршать и петь в такт вместе с шумом волн. Высоко парили чайки, лениво крича на гортанном птичьем языке. Летний день догорал, но ленивая жара не хотела по-прежнему уходить со своего законного места.
Ксения легла на спину, посмотрела на золотой шар, который застыл на краю моря. Август заканчивался, сентябрь был совсем близко, однако в Крыму подступающей полынной горечи осени совершенно не ощущалось. Здесь все было пронизано томной истомой, дремотной ленцой Юга. Ксении не хотелось покидать маленький рай и возвращаться под серое небо столицы.
Впервые за последнее время она поняла, что счастлива; ощущала, как совершенно необъяснимое чувство пронизывает всю ее суть, каждую клеточку тела, заставляет сердце сладко подрагивать в груди. Но в тоже время где-то далеко была запрятана щемящая тоска.
Ксении казалось, что всё идет слишком гладко; как будто судьба решила дать небольшую передышку, усыпить бдительность, чтобы потом взять реванш, отыграться по крупному и показать смертным, что они лишь шахматные фигуры, расставленные ею на доске. Пытаясь отогнать тревожные мысли, девушка закрыла глаза, позволяя последним лучам уходящего солнца ласкать ее тело.
Уже месяц она и Вадим жили в Ялте. После инцидента в ванной Метлицкий на удивление вел себя спокойно, словно не было той черной меланхолии, поглотившей его внутренний мир. Он даже умудрился спокойно отыграть последний спектакль в сезоне, не поскандалил с худруком, хотя новое руководство воспринимал в штыки, по своему обыкновению не пытался даже создать видимость сотрудничества.
Однако Ксения все чаще и чаще ловила у него в глазах какую-то звериную тоску, больше присущую дикому животному, томящемуся в клетке, нежели человеку. Она безумно боялась, что Вадим вновь сорвется, попытается выкинуть новый фортель, граничащий с безумием. Она не была готова к тому, чтобы потерять его навсегда. Ксения хотела просто быть рядом, ничего не просить взамен с условием, что Вадим будет просто жить, творить, желать. Хотя сам актер обмолвился, что ему желать больше нечего…
Эти слова камнем висели на душе у Ксении, и никак не хотели уходить из памяти, даже безмятежное существование на Черноморском курорте не смогло полностью подарить желанный покой.
Когда Метлицкий предложил отправиться к морю, то Ксения поначалу хотела выбрать Сочи, чтобы избежать внимания со стороны бабушки, отличающейся железным характером и изрядной проницательностью. Но потом вдруг решила проверить настолько ли она морально пала в глазах своих родственников.
Софья Михайловна приняла появление внучки в компании с мужчиной, который старше нее практически в два раза, на удивление спокойно, философски рассудив, что поздно делать замечания и пытаться уберечь от страданий, если она уже сделала свой выбор. Тема совместного будущего умело обходилась стороной в разговорах, но умудренная опытом женщина все же поселила внучку и ее спутника в одной комнате дома отдыха, записав их на другое имя супругов, которые делали бронь, но ее сняли. Пересуды и перетолки не были нужны, все это прекрасно понимали.
Однажды вечером, когда Ксения осталась наедине с бабушкой на террасе за столиком, Софья Михайловна после длительного разглядывания своей внучки, все же завела разговор, из-за которого уже третий день у девушки на сердце было неспокойно.
- Ксюша, - бабушка внимательно посмотрела на нее, тихо вздохнула, - я понимаю тебя прекрасно. Владик был недоразумением, которое твоя мать навязала тебе в качестве жениха. Я так радовалась, когда ты его отправила. Не такой мужчина тебе нужен.
Ксения выжидательно смотрела на женщину, которая в свои шестьдесят семь лет еще не потеряла былую красоту. В когда-то темных волосах вились змейки седины, из замысловато уложенной прически не выбивалась ни одна лишняя прядка, морщинки лучиками расходились лишь вокруг глаз и у линии рта. Красивые серо-голубые глаза с нежностью поглядывали на внучку, заглядывая в самые потаенные уголки души.
- Бабуль, не надо, - тихо произнесла девушка.
- Надо, Ксюша! – жестко добавила пожилая женщина. – Я не буду нотации читать. Хочу лишь сказать, что тебе потом будет очень тяжело. Таких, как Вадим, не забывают. Думаешь, почему я замуж во второй раз так и не вышла? Звали ведь, не единожды. Все говорили, что ребенку моему отец нужен. Но не могла я быть с другим. Дед твой был гулюн знатный, на фронте не одна полевая жена у него была. Но мне было все равно. Я знала, что он вернется ко мне, хотя «добрые» люди все время нашептывали гадости.
- Дед же погиб на фронте? – Ксения недоуменно посмотрела на бабушку.
В детстве девушка всегда любила рассматривать фотографии, на которых был запечатлен мужчина в военной форме, грудь которого украшали ордена, а на мужественном лице играла едва заметная улыбка.
- На любовном фронте, - жестко, с плеча рубанула Софья Михайловна. – Война закончилась, его перевели в Одессу служить. Я и мама твоя должны уже были ехать, как вдруг приходит телеграмма. Умер ваш муж, соболезнуем. Войну всю прошел, а тут умер! Я тогда ни слезинки не проронила, приехала на место разузнать, что к чему. Оказалось, он с дружками из-за смазливой актрисы в русскую рулетку играл. Пуля ему последнему досталась. Факт самоубийства скрыли, списали всё на бандитизм, тем более тогда в городе обстановка была та еще.
- Почему ты никогда не говорила? – ошеломленно проронила Ксения.
- Хотела, чтобы отец и дед остался в памяти, как настоящий герой и офицер.
- А зачем сейчас рассказала? – девушка все еще пыталась воспринять слова бабушки, но не могла. Дед в ее представлении всегда был на порядок выше других людей – герой, защитник родины, прошедший всю войну без единого ранения.
- Потому что Вадим твой из такой же породы, - вздохнула Софья Михайловна. – Но Ксюша, лучше узнать такого мужчину, чем всю прожить почти сто лет, не зная, как хорошо бывает.
Ксения сглотнула ком, образовавшийся в горле, бросила на бабушку взгляд из-под опущенных ресниц. Женщина покачала головой, но не укоризненно, а понимающе. Софья Михайловна разделяла увлечение внучки, сочувствовала ей и прекрасно знала, что девушка не в состоянии сбросить путы, которыми ее опутал Вадим еще при первой встрече.
- И еще одно. Я тут в глаза его заглянула. Красивые, синие, как море. Но пустые. Не держит уже его ничего здесь, - вздохнув, проронила бабушка, коснулась руки внучки. – Ксюш, лови каждый момент, скажи ему всё, что хотела. Но не жди, что это остановит его. Не такой твой Вадик… Дом, быт, жена в переднике на кухне – не это ему надо. И мается, пытается бежать, но к тебе все дорожки ведут.
Подавив вздох, Ксения вздрогнула и зябко поежилась, хотя ветра не было, и на открытой террасе, где проходили завтраки и ужины, стоял самый настоящий зной. Прогретый мрамор на полу и стенах щедро делился своим теплом с посетителями.
Бабушка сумела озвучить ее самый большой страх, который неотлучно находился в сердце. Ей постоянно казалось, что Вадим скоро исчезнет, растворится в небытие, забрав с собой, то немногое, что пока еще у них было.
- Я знаю, бабуль, знаю, - прошептала Ксения, пытаясь пропустить мимо последнюю фразу Софьи Михайловны. – С ним я могу быть собой. Можно тебя попросить, - она закусила губу, в нерешительности, но Софья Михайловна давно уже всё поняла.
- Можешь не просить. Ничего я не скажу матери твоей. Вот уж не думала, что моя Танюшка такой моралисткой будет, которая только о деньгах и сытой жизни думать начнет… Наверное, я сама виновата, не говорила ей часто ласковых слов. Да куда уж ласки-то? Без отца растила, на работе пропадала. Все думали – идейная, раз в белой блузке и черной юбке ходит, а у меня вообще вещей не было, - бабушка подавила горькую усмешку, с теплотой в глазах посмотрела на Ксению. – Будь счастлива, внучка, и неважно, каким образом. Это так редко бывает.
Разговор всё никак не хотел уходить из памяти, Ксения все чаще и чаще прокручивала в голове отдельные фразы, решая для себя, что же такого важного ей сказала бабушка. Мысль, словно ночной мотылек вокруг зажженной лампы, билась на краю сознания, но никак не хотела приобрести отчетливую форму.
Сейчас же Ксения и Вадим находились в маленькой бухточке, уютно примостившейся среди прибрежных скал. Здесь не было праздных отдыхающих, потому как им пришлось бы пробираться сюда, преодолевая крутые склоны гор, поросшие густым кустарником. Это место девушке показал один из ее приятелей по детским играм, с которым она познакомилась возле бабушкиного дома, когда ей было девять лет. С тех пор, каждый приезд в Крым, она приходила сюда, когда хотелось остаться в одиночестве и полюбоваться закатом. Но для них с Вадимом небольшой дикий пляж, спрятанный среди скал, стал самым настоящим раем обетованным.
Прохладные капли морской воды упали на разгоряченное солнцем тело. Ксения взвизгнула, хотела оттолкнуть Вадима, но его сильные руки прижали девушку к земле, а соленые губы жадно приникли к ее губам. Его дыхание, язык были обжигающе горячими, лишали разума и забирали в свой плен. Сердцу было мало место в темнице груди, оно волчком закрутилось, захотело выпрыгнуть на свободу.
- Ксюха, что с тобой такое? – между поцелуями спросил Вадим, чувствуя, что девушка, как никогда страстно отвечает ему.
Ксения замерла, поняла, что выдала себя с потрохами. Ее необоснованное волнение проявлялось буквально во всем – она пыталась вглядываться в его лицо, старалась запомнить каждую черточку, забрать с собой, спрятать в глубинах памяти, как сентиментальную фотографию, и извлекать ее время от времени, чтобы вновь пережить запечатлённый на ней краткий миг счастья. Их взгляды встретились. Ксения провела рукой по намокшим темным прядям рукой, откинула со лба Метлицкого челку, не выдержала его прожигающего насквозь синего взгляда, отвела глаза.
- Эй, посмотри на меня, - скомандовал он.
- Так лучше? – наигранно улыбаясь, спросила девушка.
- Нет, - буркнул Вадим, переворачиваясь на спину. – О чем думаешь всё время? Мы приехали сюда, чтобы убежать от грустных мыслей.
- Возвращаться не хочу, - недолго раздумывая, произнесла Ксения. Это было отчасти правдой.
- И не надо. Скоро бархатный сезон, останемся.
- А как же твоя работа? Новый сезон в театре, да и у меня занятия, - она поняла, что придется теперь убеждать Вадима вернуться в Москву. Из своего упрямства он может погубить и свою карьеру, и ее учебу.
- Да к черту этот театр! Как нового худрука поставили, так можно сказать, что я без главных ролей остался. А здесь хорошо, - Метлицкий вновь повернулся к Ксении, нежно провел рукой по ее шее, спустился к груди, скрытой под двумя лоскутами синтетической ткани купальника, принялся поглаживать живот.
- Не уговорил, - Ксения хихикнула, резко поднялась и подошла к валуну, о края которого с пенным шепотом разбивались барашки волн. Она взгромоздилась на камень, дерзко улыбаясь Вадиму.
- Замри! – он взял фотоаппарат, сделал несколько снимков. – А теперь перекинь волосы на одно плечо.
Ксения беспрекословно повиновалась, чувствуя себя Афродитой, вышедшей из морской пены. Она меняла позы, призывно улыбалась, ощущая себя всесильной, чувствуя на себе восхищенный мужской взгляд, который хочет забрать с собой эти мгновения краткого счастья с помощью фотопленки. Вадим положил фотоаппарат рядом с одеждой, направился к девушке, подхватил ее на руки и вошел в море.
Теплая вода обволакивала, ласкала, просачивалась под тонкий купальник, обостряя ощущения, даря новую порцию возбуждения. Метлицкий медленно, с неспешной чувственностью целовал Ксению, а она таяла, как мороженое на солнце, медленно плавилась под натиском его требовательного рта. Выхватив мгновение у беспощадного времени, девушка заметила, как последний луч багряного солнца скользнул по лицу Вадима, он с улыбкой посмотрел на нее, нежно, бережно провел рукой по её припухшим соленым губам.
- Спасибо, Ксюха, - тихо пробормотал он.
- За что? – ошеломленно спросила она.
- Тшш, - прошептал Вадим, вновь приникая к ее рту нетерпеливым и жадным поцелуем, увлекая ее за собой туда, где стираются границы дозволенного, настоящего, земного.
Ночь раскинулась над морем пологом из черного бархата, на котором был вышит узор из сверкающего бисера. Неведомая швея нерадиво исполняла свои обязанности и на некоторых бисеринках оборвались нитки. Недаром август зовется месяцем падающих звезд.
Ксения смотрела в черное небо, считала сгорающие метеориты, но не загадывала желания. Она знала, что ни одна сила в мире не способна исполнить его - Вадим никогда не будет принадлежать ей одной. Но сейчас он бережно прижимал ее к себе, и девушке не верилось, что скоро блаженству придет конец, им предстоит вернуться в столицу к повседневным заботам и делам. Ксения вспоминала каждое мгновение пролетевшего года, с момента встречи с Вадимом. Взглядов, прикосновений, улыбок, споров, ссор и чувственных ласк было много, даже слишком много, чтобы их никогда не забыть, и в тоже время, так мало – не насытиться.
- Всё будет хорошо, правда? – тихо спросила она в наивной надежде, что Вадим уберет все ее тревоги.
- Учитывая, что ты связалась с женатым мужиком, у которого есть проблемы с алкоголем, ему не дают спокойно жить так, как хочется, то… Если я скажу, что будет, ты поверишь? – он хмыкнул, тем самым заставляя сердце Ксении кровоточить в груди.
- Нет, не поверю.
- Тогда у тебя есть шанс сделать всё хорошо, Ксеня.
- А я хочу, чтобы мне было хорошо, но рядом с тобой, - упрямо повторила она, понимая, что сладкий сон закончился, пора возвращаться к серым и унылым будням, которые у нее были до встречи с Вадимом.
- Ну тогда всё будет очень плохо, - Метлицкий щелкнул зажигалкой, разгоняя летнюю ночь на пару секунд. Пламя погасло, и рдяный огонек тлеющей сигареты теперь стал единственным светом на ночном пляже, кроме звезд-иголок, искрящихся в вышине.
– Я ж не светлый принц, Ксюха, и ты это знаешь. Я хочу сделать одну правильную вещь – отпустить тебя, пока совсем не стало поздно.
- Я не уйду! – воскликнула Ксения. – Вадим, я хочу остаться с тобой, и будь что будет. Не играй в благородство, прошу. Это не твой образ. Я сама выбрала, как мне жить.
- Я тоже выбирал. И до чего я докатился? – горько усмехнувшись, сказал он. – Ксень, я хочу, чтобы ты жила, а не существовала - детей рожала, мужу борщи варила. Я не могу это принять, да и поздно уже менять что-либо. Не дадут мне и тебе жить спокойно вместе. – Вадим замолчал, делая глубокую затяжку. Затем будничным тоном добавил: - Анька про тебя знает. Я когда в Милан ездил этой весной, совсем потерялся, где я и с кем, ее твоим именем назвал.
- Что? – девушка встрепенулась, ощущая, как медленно проваливается сквозь землю.
- А ничего. Поняла она всё, но сказала: «Делай, что хочет, но на развод не надейся». Она хочет войти в историю, будучи моей женой, - Вадим выбросил сигарету, поднялся, принялся одеваться. – Носится с тем, что когда-то мне помогла, не вышвырнула к чертям, хотя могла бы легко это сделать. Даже книгу мемуаров писать надумала. Льстит ей, что замужем за скандалистом, которого на Западе ждут с распростёртыми объятиями. Только не уеду, пусть не надеются. Анька же… Она намеревается приехать в Москву, устроить скандал такой, что меня выпрут из страны так, что даже вслед платочком помашут и вздохнут облегченно. Чертова кукла! Кармен, мать её!
Ксения очень жалела, что не может видеть его лица. Девушка торопливо надела пляжное платье, расправила его кое-как и вновь села на место, ожидая, что Метлицкий продолжит разговор, который никогда прежде у них не возникал. Он опустился на камни рядом с ней, и Ксения обхватила его руками, прижалась к груди, принялась слушать размеренный стук сердца, который всегда действовал на нее успокаивающе.
- Вадим, прошу, позволь мне быть рядом, пока я не надоем тебе, - пробормотала она.
- Ксюха, - он поцеловал ее в макушку, приобнял за плечи, - ну что ж ты у меня дурочка такая? Как ты можешь мне надоесть? Мне иногда кажется, что я тобой насытиться не могу, всё время мало тебя, хочу узнать тебя до конца и понять, почему ты со мной. Остановиться нет сил, и гублю тебя, тащу на дно вслед за собой. Я, может быть, сейчас впервые задумался и по совести хоть что-то сделать захотел, именно для тебя. Так, как будет хорошо именно тебе. Я тебя не заслуживаю, маленькая, ведьмочка моя…
- Нельзя человека облагодетельствовать насильно, Вадик. Ты же не любишь, когда решают за тебя? Я такая же. – Она замолчала, обдумывая следующие слова. Добавила: - Не выдержу, если с тобой что-то случится. Не смогу без тебя.
- Ксень, - Вадим больно сжал ее за плечо, встряхнул так, что у девушки едва не клацнули зубы. – Все мы смертны, не убежать от нее. Кто уйдет раньше, а кто-то позже. Ты будешь жить долго. У тебя дети будут, муж, ты журналисткой станешь, может, даже телеведущей. Пообещай! Черт тебя возьми, Ксюша! Обещай!
Вновь в голосе Вадима появились стальные нотки, против которых девушка не могла возражать. Проглотив судорожный комок, образовавшийся в горле, она тихо сказала:
- Обещаю! А ты обещай мне, что не уйдешь по своей дурости. Иногда я тебя боюсь… Боюсь, что ты остаешься один, когда вокруг тебя много людей. И даже я тогда становлюсь лишней и не знаю, что делаю не так! – девушка всхлипнула, не стала сдерживать слезы, которые пролились соленым дождем.
Она так долго хотела сказать это, и вот, совершенно неожиданно, слова вылетели, и теперь Ксения не знает, как их воспримет тот, о ком она думает постоянно.
- Эх, Ксюха, - вздохнул Вадим, - я тебя не заслуживаю. – Он бережно провел рукой по волосам Ксении, нежно поцеловал в макушку, стер слезы. – Ксюш, не надо плакать из-за такой сволочи, как я. Ведьмочка моя… Прости меня за то, что сделал и за то, что не сделал…
Его жаркий шепот заставил сердце девушки подпрыгнуть, сжаться в маленький комочек, и понестись в свободном падении в пропасть. И не само падение пугало, а тот факт, что оно может скоро прекратиться. Вадим прикоснулся к губам девушки, соленым от слез, и впервые их поцелуй получился нежный, трепетный, волнующий, дарящий легкую истому. И Ксении показалось, что он говорит ей гораздо больше слов, которых Метлицкий все еще не сказал, хотя пытался, и не раз.
– Пойдем, не хочу ночевать под открытым небом, - спустя пару минут произнес Вадим, разрушив необъяснимую и горячую нежность, которая еще мгновение была между ними.
Девушка ничего не сказала, помогла собрать вещи, и они направились по берегу моря на выход из бухты. На лазанье по скалам темной ночью не отважился даже Метлицкий. Они шли по линии прибоя, держась за руки, разговаривая о всякой ерунде, любуясь звездами, вспоминая стихи. Вадим беспечно смеялся, но Ксения всё никак не могла успокоить сердце, которое нашептывало ей, что не стоит доверять относительному спокойствию, в котором она пребывала рядом с любимым мужчиной последний месяц.
Источник: http://www.only-r.com/forum/36-304-1
