Творчество

Пролог

– Алло? – Эсме убавила звук кухонного радиоприемника, расстроенная тем, что пропустит окончание «Sailing» – ее любимой новой песни Кристофера Кросса. 

– Эсме, здравствуй, это Рене Свон. 

– О, привет, Рене! Как поживаешь? 

– Хорошо, спасибо. Подавляю волну протестов против Картера в избирательных штабах. А как ты? 

– Неплохо. Насыщенно, знаешь ли. Карлайл завален работой по своей новой рекламной кампании. Две недели назад начались тренировки по футболу у мальчиков, а в четверг уже в школу… мы мечемся, как цыплята с отрубленными головами. 

Рене кивнула и хмыкнула: 
– Вполне понимаю. Слушай, я звоню, поскольку у меня, похоже, находится кое-что твоё, – она покрутила на ладони блестящую безделушку. 

– О? 

– Угу. Сегодня Изабелла пришла домой очень взволнованная, чтобы показать мне красивый подарок, который дал ей Эдвард на детской площадке во время перерыва. 

– Ой-ой, – хохотнув, отозвалась Эсме. – Вообразить не могу, что ты вот-вот мне выложишь. 

– Ну, у меня в руках прелестный золотой перстень с темным камнем. Таким буровато-красным… не уверена, что это рубин. А на внутренней стороне кольца говорится о восемнадцатикаратном золоте (Прим.пер.: золото 750 пробы). 

Эсме закрыла глаза и покачала головой. 
– Боже, этот ребенок. Подожди минутку, я проверю, – как только она положила трубку на кухонный стол, шнур скрутился, заставляя лимонно-желтый телефон вращаться на пластиковой поверхности. Эсме бросилась в свою спальню, открыла шкатулку и провела быструю инвентаризацию. 
«Ага. Его нет». 

Вернувшись на кухню, она снова взяла трубку: 
– Угу. Наверное, это моё кольцо с гранатом. Карлайл подарил мне его на выпускном балу в колледже. 

Рене хихикнула: 
– О Господи. Ну, к счастью, нашим обожаемым деткам не предъявят обвинение в краже. Но твой милый мальчуган… я этого просто не вынесу. 

– Тот еще шутник. Ладно, по крайней мере, он подарил ей хорошую вещь, а не фальшивый жемчуг из моей коробки с бижутерией, – Эсме дунула, чтобы убрать челку с глаз, и плюхнулась на диван. – Значит, они помолвлены, насколько я понимаю? Это следует отпраздновать. 

– Изабелла сказала, что женаты, но ты же знаешь нынешних детей. Они действуют гораздо решительнее нас. 

– Верно. Во всяком случае, их бракосочетание не ударит нас по карману. По-моему, пицца из «Ривьеры» и лимонад в павильоне на Третьем пляже, а потом купание в озере окажутся лучшим свадебным приемом, какой они только способны вообразить. 

Дамы похихикали, поддразнивая друг друга, когда обнаружили, что уже стали тещей и свекровью, хотя им нет и тридцати. 

– Ладно, попрошу Чарли занести его к вам вечером по дороге на работу. Надеюсь, мы не разобьем сердце Эдварду тем, что Белле пришлось вернуть его кольцо. Она захандрила, когда я забрала его перед тем, как позвонить тебе. 

– Ох. Скажи Белле, что завтра у Эдварда будет для нее кое-что даже более особенное. В конце концов, не станем же мы препятствовать истинной любви шестилетних. 
 

Глава 1

Белла

Май 1984 
– Белла, иди-ка сюда. Нужна твоя помощь. 

Я сворачиваю к группе девочек и падаю на колени в песок рядом с Таней. Это вовсе не приятный пляжный песочек. Грязный и крупнозернистый, он смешан с чешуйками сосновых шишек и хрупкими колючими хвоинками. Мне не нравится, но выбора нет: из этого состоит весь Медфорд-Лэйкс в южном Нью-Джерси – приблизительно из миллиарда сосен и из песка. Ни у кого нет поросших травкой дворов, а даже если и есть, мы-то знаем, что это подделка. Правда, детям это не так уж важно: просто добавьте к этому песку немножко воды, и мы наделаем из него самых лучших куличиков. 

Все молчат, и мне становится интересно, что с ними такое. 
– Что случилось? 

– Нам нужно, чтобы ты пошла и поговорила с Эдвардом, – требует Кейт. – Завтра Джесси будет отмечать свой день рождения, и я хочу кататься с Эдвардом на коньках и быть его девушкой, но этого же хочет и Таня, – отрывисто говорит она, выщипывая колючки из шнурков. Я морщусь и потираю указательный палец, вспомнив, что всё еще не рассказала маме о занозе, которая застряла в нем вчера во время классного пикника. Надеюсь, она сама выйдет наружу. Терпеть не могу, когда маме приходится браться за булавку и пинцет. Вздрогнув, я снова прислушиваюсь к Кейт, которая продолжает распоряжаться: – Поэтому иди и спроси у него, кого он хочет сильнее всего. 

Я ворчу про себя, но поворачиваюсь к Тане, которая жалобно смотрит на меня. 
– Тебе это нужно, Тан? 

Она кивает, тихая, словно мышка, Кейт же закатывает ярко-голубые глаза и тычет пальцем в сторону дальней спортплощадки: 
– Поторопись, Белла. С ним можешь поговорить только ты, а перемена уже заканчивается. 

Я встаю, пожимаю плечами и отряхиваю песок с вечно разбитых коленок. Старые и новые шрамы и все эти черные и синие отметины на ногах заставляют меня поежиться. Я катаюсь на велосипеде с четырех лет, но всегда умудряюсь найти где-нибудь на повороте полоску грязи или скользкие листья, из-за которых валюсь на бок, а колеса и педали велосипеда продолжают крутиться в трех футах от меня. Дедушка дразнит меня «Bella furiosa» (Прим.пер.: жестокая красавица, итал.), что, по его словам, означает всего лишь «ходячая катастрофа». Я не спорю, ведь это вполне подходит. В прошлом году, во втором классе, мой учитель сказал, что собирается устроить в классе сбор средств, чтобы купить мне спортивную куртку со стоп-сигналом, который мигает красным. Все знают, что я постоянно падаю. Возможно, мне просто не стоит подниматься. 

Я подхожу к Эдварду, который сидит один на бейсбольном поле Нокомисской начальной школы. Несколько третьеклассников играют в кикбол, но Эдвард довольно далеко от них, и то, что можно схлопотать удар в голову красным резиновым мячиком его, похоже, не беспокоит. Будь я на его месте, наверняка оказалась бы в кабинете миссис Коуп с разбитым носом. 

– Привет! – я шлепаюсь перед ним на траву. Эдвард перебирает вокруг себя клевер – там, докуда достает. Интересно, не ищет ли он четырехлепестковые листики. Я всегда их ищу. Пару раз нашла по одному такому. 

– Здравствуй. 

– С тобой всё в порядке? – я вздыхаю, когда он сразу не отвечает. – Ты сидишь здесь всю перемену? 

– Да, – он отрывает пушистый белый цветок от стебля и кидает его через плечо. – Кейт и Таня приставали ко мне весь ланч, так что я не хочу видеть их еще и на перемене. 

– Ну, Кейт меня и заставила прийти сюда. 

Он кивает: 
– Я ее видел. 

– Завтра на дне рождения Джессики они обе хотят кататься с тобой на коньках. О, и еще быть твоими девушками. Поэтому ей нужно знать, кого ты выберешь. То есть им обеим. 

Я жду ответа, а Эдвард подбрасывает еще один комок клевера. Раздается свисток, и школьники начинают сновать мимо нас, чтобы построиться рядом с границей деревьев – там, где уже собираются учителя. Я встаю и жду, переминаясь с ноги на ногу. Эдвард слишком медлит, а я не хочу после занятий выбивать мел из щеток, если мистер Берти накажет меня за опоздание. 

– Ну, кого же? Тебе придется кого-нибудь выбрать, – я не знаю, почему придется. Но Кейт говорила так, как будто это вопрос жизни и смерти, поэтому я не стала спорить. Эдвард мой друг навеки, он всегда разговаривает со мной, и я не стесняюсь разговаривать с ним, не то что они. – Кто это будет? Кейт или Таня? 

Он прищуривается, глядя на меня, а яркое солнце пытается поджарить нас прямо здесь, на спортплощадке: 
– Ты. 

Я стою столбом, смущенная и даже вроде бы взволнованная, а в животе что-то переворачивается вверх тормашками. В последний раз я была девушкой Эдварда перед началом первого класса, когда он подарил мне кольцо своей мамы, – правда, недолго, всего несколько недель. Потом в город приехала новенькая и они с Эдвардом, кажется, стали парой. Мне сказала об этом Лорен после уроков возле стойки для велосипедов в тот день, когда появилась Анджела. Я только пожала плечами и поехала домой, мне было грустно, хоть и не слишком. Тогда, в шесть лет, Эдвард был моим парнем на словах, но нельзя сказать, что мы с ним встречались. Теперь же мы можем держаться за руки на катке. Или специально садиться рядом за обеденным столом. 

Ведь мы почти четвероклассники. Сейчас всё гораздо серьезнее. 

– Они разозлятся, – со стоном говорю я. Терпеть не могу, когда девочки злятся. Тогда начинается шушуканье по углам, а мне очень не нравится, когда выбалтывают секреты, особенно выдуманные. 

Эдвард встает рядом со мной и берет меня за руку. От его улыбки у меня животе снова что-то переворачивается, и тут раздается второй свисток. 
– Всё равно. 

Я пожимаю плечами, тоже улыбаюсь Эдварду и позволяю отвести меня к шеренгам. 

– Знаешь новую песню «О, Шерри» – ту, что передают по радио? – спрашивает он. 

– Да. Она мне нравится. 

– Мне тоже, – кивает он. – Когда я ее слушаю, каждый раз меняю эти слова на «О, Белла». 

Заставить мой живот совершить три кувырка за три минуты! Ну что ж тут поделаешь. Наверное, рассерженные девочки, которые выбалтывают секреты, – это не так уж страшно. 
 

***

Сентябрь 1984 

– Иди сюда. Ты должна попробовать. 

Я качаю головой: 
– Эдвард, я падаю каждый раз, как еду на велосипеде. И не собираюсь становиться хорошей скейтбордисткой, – я пинаю складной упор, пока он не распрямляется, и отхожу от своего нового десятискоростного, который на прошлой неделе получила в подарок на день рождения. 

Эдвард машет рукой, давая понять, что мы заберем велосипед, когда будем возвращаться на вершину холма. 

– Это просто, Беллз, – кричит мой младший брат, проносясь мимо нас вниз, к дороге. – Просто стой на середине доски, вот так! 

Когда Джаспер доезжает до подножия холма на Тонтонава Трэйл, он начинает раскачиваться и на полном ходу валится в кучу листьев на газоне перед домом Бэйкеров. 

Эдвард бурчит, мотая головой в сторону моего брата, который сейчас выбирает листья из своих растрепанных светлых волос: 
– Ну нет. «Вот так» это делать не надо, – и складывает ладони рупором возле рта: – Ты в порядке, Джаз? 

– С тобой всё хорошо? – кричу и я, делая несколько шагов по направлению к брату. 

Джаспер поднимает большой палец и громко отвечает: 
– Отлично! 

Я тычу рукой в его сторону: 
– Понял, что я хотела сказать? Неуклюжесть у нас в роду, – я пытаюсь убедить Эдварда, но, кажется, ничего не получается. Он не обращает внимания на мои слова и ставит два скейтборда рядом, потом усаживается на одну доску, а на вторую кладет широко разведенные ноги, только одной ступней пока упирается в землю. 

– Ладно, садись лицом ко мне, а ноги положи поверх моих, – объясняет он. – Мы поедем, держась за руки, и будем наклоняться взад-вперед, чтобы менять направление. Поверь, это сработает. Несколько дней назад я пробовал кататься так с Эмбри. 

– Твой брат меньше меня, знаешь ли, – ворчу я, занимая эту неудобную позицию. Устраиваюсь на твердой доске и вытягиваю свои длинные ноги поверх бедер Эдварда, а мои ступни болтаются у него за спиной. – Не скрестить ли мне ноги в лодыжках? Но для этого нужно иметь способности к балету. 

Эдвард фыркает: 
– Хватит жаловаться. Это будет весело. Можешь стать балериной, но я хочу сделать из тебя и скейтбордистку. 

– Мы же сидим. 

Он пожимает плечами и дурашливо улыбается: 
– С тобой так еще веселее. Готова? 

– Нет. 

– Какая жалость! – он берет меня за обе руки и убирает ногу с земли. – Вперед! 

И вдруг мы начинаем катиться вниз, я визжу, Эдвард издает ликующие крики, а Джаспер хлопает в ладоши. Эдвард наклоняется вперед, как будто собирается поцеловать меня, я откидываюсь назад, мне страшно и чуть-чуть стыдно. 

– Да, отлично! – подбадривает меня он, и мне становится ясно, что мы уже не съезжаем наискосок к обочине, как секунду назад, а опять несемся по центру дороги. – Рули вон туда, к куче песка, – он показывает нашими сцепленными руками направление, и я киваю, поняв, что это поможет нам быстро затормозить и, надеюсь, не расшибиться. 

Доски на полной скорости врезаются в песок и останавливаются, но мы-то еще летим – и, хихикая, валимся на бок. 

– Придется это повторить, – со смехом говорю я, сажусь и отряхиваю плечи. 

– Ну что? Разве не весело? – Эдвард встает и счищает песок с шортов. – Держи! – он протягивает мне руку и помогает встать. 

– Да. Надо было сразу тебе поверить. И правда весело. Спасибо, что не дал мне пораниться. 

Он наклоняется, чтобы поднять свою доску, я тоже подхватываю ту, на которой сидела. 

– Ты же моя девушка и подруга, – говорит Эдвард, улыбаясь. – Я не хочу, чтобы тебе вообще когда-нибудь было больно.