Я влип. Сильно влип. Настало время признаться в этом хотя бы самому себе. Какой-то частью сознания я понимал это уже тогда, принимая шуточный вызов. Понимал, что той же ночью она будет моей. Опасался, что этого окажется недостаточно.
Как только она попала в поле моего зрения, все рецепторы стали реагировать только на эту девушку. Я физически ощущал ее присутствие. И, в водовороте пьяных бесстыжих мыслей о том, что хочу с ней сделать, то и дело мелькала та, тревожная, выдававшая внутреннее потрясение – оказывается, так бывает. Все сфокусировано на ней, все меняется – сразу и безвозвратно. 2. Плохая девочка
- Куда это ты смотришь? Блин, да за тем столиком настоящий цветник! Одна невеста чего стоит, похожа на звезду порноролика! Ух, я б ее... – выдал Найджел заплетающимся языком, не отрывая глаз от девичьей компании в другом конце зала.
К финалу своей восторженно-развязной речи он икнул раз, еще раз – видимо, от переизбытка чувств – после чего снова присосался к бутылке пива. Этот парень не переставал меня удивлять. Бывший сокурсник Тома был своего рода гением в скучных лабораторных делах. Довольно сдержанный и спокойный по натуре своей, он каким-то немыслимым образом превращался в отменного пошляка, проглотив даже малую дозу алкоголя. А ведь будучи трезвым и способным оторвать взгляд от женской груди – или бедер, в зависимости от того, смотрел сверху вниз или снизу вверх – вполне мог сойти за приличного парня. Закончил аспирантуру, обзавелся престижной работой в каком-то исследовательском институте. Но стоило ему сбежать от обожаемых колб и пробирок не просто на улицу, а в клуб или бар, как первым делом Найджел начинал пялиться в тех самых манящих направлениях, цепляясь глазами за каждую фигуристую особу противоположного пола – потому разговоривать с ним становилось бесполезно. Он пил, при этом умудрялся озвучивать каждую посетившую голову мысль, пусть крайне непристойную. Вообще-то, это было весело, к тому же легко пролетало мимо ушей. Только на этот раз, даже снисходительно хмыкнув в ответ на его комментарий, я с удивлением понял, что уже не могу переключиться на что-либо другое. Мало того, неосторожно выдал себя, слишком явно наблюдая за ней, той, которую невозможно было не заметить, от которой невозможно было оторваться надолго. Даже порядком набравшийся Найдж обратил внимание, а следом за ним остальные. Они привыкли, что глазеют
на меня, но не
я, привыкли по-дружески прикрывать собой, но не расчищать дорогу. Специфика моей профессии то и дело сталкивала с горячими штучками, что на самом деле вовсе не было таким волнующим, как могло показаться со стороны – постоянные заигрывания, призывные взгляды, откровенные намеки не вызывали желания поддаться на провокацию. Уж если я был с кем-то, то был, не гуляя налево. Но если... если, скажем так, заглянув правде в глаза, наконец, меня вежливо отбрили за попытку сделать все более официальным – что ж, плевать. Значит, оно того не стоило, а при таких выводах побудившее меня прийти сюда хреновое настроение не более чем результат поруганного мужского самолюбия. Кто-то женится, кто-то делает карьеру. Все правильно. Надо ловить кайф от свободы, развлекаться – и, если тебя не берут, в общем-то, хорошим, впору стать плохим. Забыть все «нельзя». Сломать их нафиг. Это так просто – не отягощать себя. Чувствовать прилив адреналина от игры взглядом, соблазнять, заманивая в ловушку, чтобы потом захлопнуть ее.
Раньше я никогда не знакомился в клубах, всегда был настороже, не позволяя себе случайных срывов, случайных связей. Не говоря уже о том, что все направленные на меня «токи», «разряды» и «молнии» благополучно нейтрализовал внутренний громоотвод. Во всяком случае, их эффект был мне неведом. До этого момента. До
нее.
Когда впервые встретились наши глаза, показалось, что ничего не произошло, ничего не грозит, лишь захотелось... я сам не мог понять, чего именно, но посмотрел снова – и мой взгляд будто сцепило с ее взглядом намертво, и тряхнуло так, что легкое покалывание до сих пор бродило по всему телу, электризуя каждый нерв.
- Мать твою, только глянь на ее сиськи. А губы...
- Слушай, ты не мог бы... делать это молча. - Голос сел до хрипоты, и смешок показался вымученным даже мне самому.
Ведь ее губы выглядели так, словно только что делали что-то неприличное, будто помада смазана или жадно сцелована. А грудь... язычок молнии на этом маленьком платьице из латекса разошелся, показывая больше положенного. Я предполагал, что в обычной жизни она выглядела совершенно иначе и, наверное, не провоцировала одним своим видом, но сейчас, в этой расслабляющей атмосфере, вызывала вполне естественную реакцию у мужчин – она была их воплощенной мечтой. Глядя на нее, чью-то красавицу-невесту с длиннющими ногами, идеальными формами, такую пьяно-нескромную, можно было извращаться сколько угодно, позволяя воображению рисовать самые пикантные картины. Да, она была бы звездой «целомудренного» порноролика – хорошая девочка, сбитая с пути, готовая сделать все, что соблазнитель пожелает. Хрупкая блондинка с безупречной кожей, такая влекущая и в то же время беззащитно-трогательная. Ее волосы, мягко рассыпавшиеся по спине, так и просились в кулак. Хотелось расстегнуть это провокационное платье, телом почувствовать нежно-упругие формы, затянутые в дурацкий, но возбуждающий латекс. Хотелось сомкнуть эти умопомрачительные ноги у себя за спиной, прижав так, чтобы слилась, отдалась полностью, безоговорочно, бесстыдно... и срывать с этих губ самые непристойные звуки на свете.
Уже в тот момент, когда она пересекла зал, когда склонилась ко мне и произнесла те провокационные слова, я представлял не то, что она предлагала сделать. Я представлял, что сделаю с ней
потом.
Я хотел бы приказать мыслям стать изысканнее, а желаниям оригинальней, но, глядя на нее, понимал, насколько по-мужски примитивен. Думал я теперь отнюдь не мозгом, и тот орган, которым я думал, хотел отыметь ее во всех возможных и невозможных позах.
Можно было закончить на почти невинном развлечении «стяни-трусики-зубами», чувствуя себя польщенным. Но тормоза у меня сорвало на входе в тот коридор. Ее широко открытые глаза смотрели в мои со смесью волнения и вожделения. Стоило вдохнуть запах ее кожи, как мир вокруг потерял четкие очертания. «Почему бы и нет?» – с деланым безразличием спросила часть моего сознания. Та, эгоистичная, для которой недоступное было намного ценнее и интереснее свободного. Плохому парню во мне захотелось поиграть в эту взрослую игру. Никаких обязательств, никаких последствий, никаких запретов. Единственная сумасшедшая ночь.
Мне переставало нравиться то, что я чувствую. Что все гораздо, гораздо сильнее, чем хотелось бы... И чужая невеста, обдуманно отдавшаяся мне, казалась
после намного уязвимее, чем можно было ожидать от той, что пошла на измену так просто. Скорее всего, она даже не осознает этого, но, какой бы горячей штучкой ни была, далека от распутной беспечности и самоуверенности. Я понял это сразу, но предпочел не углубляться – не моя проблема, не мое сожаление. Она согласилась по собственной воле, я дал ей шанс передумать. По неведомой причине ей понадобилась эта шальная ночь, так же, как мне. Отбросив все ненужные мысли, не зацикливаясь на том, как одуряюще чувственно прозвучало на ее губах мое имя, я снова поцеловал ее – потому что еще рано, еще мало, еще можно. Намеренно подавляя страстным напором любой протест, любое новое сомнение, ненужные сейчас никому из нас, сделал то, что должен был, решая за двоих. Не размыкая объятий, достал из кармана телефон и вызвал такси у надежного оператора. Укутал ее в свою куртку, увлекая к выходу. Она ничего не говорила, не спрашивала, доверяясь мне. Ее ноги чуть заплетались на высоких каблуках, но, забросив чулки куда-то в темноту за столом, я не мог ей позволить идти босиком.
Машина подъехала к самой двери во внутреннем дворе, стоило той открыться. Водитель с беспристрастным лицом выслушал указания, не проявляя излишнего интереса – пользуясь преимуществами своего положения, я обращался только к ранее зарекомендовавшим себя. То же касалось уединенного места для нас двоих сегодня. Таксист понимающе кивнул, сказав, что без проблем доставит, куда полагается. И он сдержал слово. Это было так быстро, словно отель находился за поворотом. Впрочем, тоже не исключено – но меня так разобрало от офигенного секса, что на выходе я отвалил ему совершенно непотребную, в духе своего состояния, сумму.
Дверца захлопнулась, гул мотора затих вдали, и мы остались вдвоем среди бархатной ночной тишины. Будто одни в целом мире. Легкий ветерок, скользнув вдоль узкого проулка, игриво взметнул ее длинные волосы. На миг светлые пряди закрыли собою небо, рисуя на нем млечный путь, потом мягко коснулись моего лица. Протянув руку, я осторожно убрал их ей за ухо. Наши глаза встретились, и то ощущение снова вернулось – словно воздух стал горячим, потрескивающим, тяжелым. Невозможно вдохнуть, невозможно избавиться от внезапной сухости в горле. Не удержавшись, я охватил ладонью ее подбородок, провел большим пальцем по нижней губе. Она стояла замерев, прикрыв веки. Может быть, ждала поцелуя... Все было слишком красивым, почти идеальным – эта ночь и она, эта уединенная улочка рядом с гостиницей, танец ветерка, звуки саксофона вдали...
- Пойдем в отель, - произнес я более равнодушно, чем хотел. Потому что так было безопаснее.
Казалось, она только сейчас позволила себе вдох, прерывистый, медленный, будто могла порезать легкие. Но не успел я почувствовать себя грубой сволочью, как она взглянула на меня и, тут же отводя взгляд, мимолетно, с почти задевшей меня небрежностью, пожала плечами:
- Пойдем...
Гостиница была небольшой, но, это сразу бросалось в глаза, элитной. Учитывая поздний час, освещение просторного холла сводилось к минимуму и явно не в целях экономии – от изысканности убранства так и веяло романтизмом, что, в свою очередь, располагало к интимности. Солидный, отлично вышколенный швейцар скрывался за богатой резной стойкой, словно гарантируя клиентам отсутствие навязчивого внимания. Я оплатил люкс и, отказавшись от услуг портье и шампанского в номер, тут же получил заверение, что нас никто не побеспокоит.
«Приятного пребывания в нашем отеле!» Ну да, таким, оно, собственно, и задумывалось.
Я закрыл дверь и нащупал в темноте выключатель. Неяркий золотистый свет разлился вдоль стен, озаряя удивительной красоты лицо совсем близко. Это было похоже на удар тока, неожиданный, болезненный. Будто я неосторожно прикоснулся к оголенным проводам.
Она, кажется, не поняла этого. Тихо спросила, разуваясь:
- Подождать тебя в душе?
Даже не попыталась заговорить о чем-то нейтральном, не стала осматривать номер... будто видела только меня.
- Нет, ты... – Тут я осекся, подавляя сиюминутный порыв затащить ее туда и, прижав к скользкой от пара стенке, взять под жаркими струями воды. - Лучше подожди потом в кровати. Хорошо?
Она лишь кивнула, отвернулась и, прежде чем направиться на поиски ванной, позволила моей куртке, что была ей слишком велика, удивительно изящно сползти с плеч.
Она понятия не имела, как действовал на меня один ее вид. Понимание того, что ее чулки остались где-то в полутемном помещении, где она отдалась мне вот так... где пробормотала не своим от желания голосом: «Хочу тебя чувствовать», вынося мне остатки мозга. А ведь я, как зеленый пацан, бегал за презервативами в магазинчик за углом, потому что был не из тех, у кого в кармане случайно «завалялось». И не думал, что...
Это была та грань интимности, которую так быстро не переступают. Но она позволила мне... она вообще слишком многое позволила, наверное, потому мне так нравилось знать – на улице, в такси, в холле отеля – что скрывается под курткой, застегнутой до самого горлышка. Что на ее коже мой запах. Что в ней следы моего семени... Что губы ее припухли от
моих поцелуев – и это понятно любому встречному.
После душа она появилась в дверях шикарной гостиничной спальни в белом банном халате.
- Ванная свободна, - сказала чуть слышно, и даже находиться с ней в одном помещении показалось неожиданной пыткой. Какое-то странное наваждение владело мной. Она же, будто не желая тревожить лишними разговорами или самим присутствием в неподходящий момент, прошла чуть дальше, к окну.
Она смотрела на спящую улицу, думая о чем-то своем, скорее всего, уверенная, что я ушел. Я же отупело стоял, не в силах оторвать взгляда от ее профиля, волос, небрежно закрученных на макушке. Несколько влажных завитушек прилипли к шее, вырез халата чуть разошелся, искушая... Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я опомнился. Почувствовав уже знакомый колючий ком в горле, с трудом проглотил его и, хмурясь, пошел, наконец, в душ.
Позволяя освежающему потоку воды омывать тело, я пытался выбраться из мешанины накативших чувств, подавить тревожные, ненужные... представлял, как она ждет меня в постели, среди всей этой изысканной роскоши... Но потом в голову неожиданно ворвалась неприятная мысль, что она попросту сбежит, пока меня нет рядом – и я выскочил, в чем мать родила, с мокрыми волосами и, наверное, видом сумасшедшего... Только она не ушла. Она ждала там, на кровати, похожая на ожившую фарфоровую статуэтку редкой красоты.
«Что-то случилось?» – прочитал я по едва уловимому движению губ. Не отрывая от нее глаз, выдохнул: «Нет», все еще сбитый с толку своим идиотским поведением.
Даже если бы она ушла, что с того?
Но она осталась.
Ее взгляд скользил по моему голому телу. Он не был ни целомудренным, ни похотливым, она будто изучала произведение искусства. И, по какой-то странной причине, это смутило меня – не то, что я с трудом сдерживался, даже не то, что от такого внимания мой отзывчивый друг стоял почти вертикально без единого прикосновения, но та острая ответная реакция, заставлявшая все внутри вибрировать. Откуда налетела новая буря непонятных эмоций? Я не знал, но отбросил их там, у самого края постели, на которой она сидела, грациозно подогнув под себя ноги. Спросил с талантливо сыгранной плотоядной усмешкой:
- Нравится?
Услышал ожидаемое, откровенное:
- Да.
Ненасытной малышке хотелось еще, только и всего – это было ясно написано на ее лице. Что ж, она это получит...
Но тонкий ноготок коснулся моей груди, вывел на ней что-то неуловимое, прочертил узором, и кожа предательски дрогнула, отзываясь. Стоило ей придвинуться ближе, почти вплотную, как мое дыхание шумно сорвалось. Она поцеловала в ключицу, в родинку под ребрами, водя рукой вдоль дорожки волос на животе. Ее напряженные соски, дразня, скользнули вдоль моих бедер, и, опустив взгляд, я чуть не кончил от одного вида собственного члена между этими нежными округлыми грудями. Когда же она, будто угадав, чего хочу, приподняла их в ладонях, смыкая... Шипение прорвалось сквозь мои стиснутые зубы, подбородок дернулся. Прикрыв глаза, я тяжело сглотнул в попытке вернуть самообладание. Протянул руку, захватывая в кулак ее волосы, намотал на запястье... Опираясь коленом о кровать, медленно повел бедрами вверх, потом вниз... и снова... и сам не заметил, как прохрипел или прорычал что-то нецензурно-грязное, когда сладостная ложбинка стала еще туже. От тягучего, мучительного наслаждения запульсировало в висках.
- Тебе хорошо? – прерывисто дыша, шепнула она.
Такое легкое, такое коротенькое «да» обжигало губы, но я не смог его произнести. Черт, это было не просто хорошо. Лишь оттого, что она неотрывно смотрит мне в лицо в такой момент, сносило даже не крышу – всю постройку с фундаментом, и когда я был способен в своем угаре поднять отяжелевшие веки, хотел и не хотел этого. Потому что едва владел собой – или думал, что хоть немного владею, что еще могу продлить, умерить, удержать... Только это было невозможно, и накативший оргазм превратился в мощную, взрывную волну, в жаркий искрящийся сгусток, что пронзил тело, скручивая в болезненно-приятном спазме низ живота. Моя голова откинулась назад с такой силой, что, казалось, сейчас лопнут все жилы. Пальцы охватили ее шею, бедра бесконтрольно содрогнулись... и я понял, что пропадаю, с низким, гортанным стоном, потрясшим меня самого, падаю в нескончаемую черную дыру... и мои ноги почти подкашиваются от посторгазменной слабости, в глазах темнеет, а в груди странно жжет.
Нежные пальцы касались моей щеки. Губы тянулись к ладони, ослабившей хватку, чтобы поцеловать мягкую впадинку. Я с трудом прорывался сквозь бешеный стук сердца и оглушительный шум в ушах, словно возвращался в сознание после контузии, но снова уплывал в чистоту ее ласки. Неуместную, ненужную...
Она вовсе не стремилась облегчить дело, стать милой легкомысленной бесстыдницей, играя до конца. Да и сам я отчетливо понимал, что начинаю фальшивить, грубо фальшивить... и тот, кем я хотел казаться в эту ночь, дал слабину, становясь мною настоящим. Да что у меня за хренов сбой в мозгах, если не могу просто тупо потрахаться, так, для поднятия тонуса и снятия напряжения? Захотеть, отыметь, уйти – без проблем, без сомнений, без угрызений совести. Ведь эта красотка вовсе не коварно совращенная девочка, она осознанно поступилась всем ради случайной ночи, бурной интрижки. Похоже, занятый то высшими материями, то приземленными делами ограниченный мужской разум совершенно бессилен в попытках понять, что вообще происходит в их очаровательных головках, как им удается привязать к себе, все усложнить, все запутать, зачем они крутят-мутят вместо того, чтобы сказать прямо? И почему она сидит сейчас передо мной такая обманчиво-трогательная, такая непонятно-невинная в облаке светлых волос, при этом не стесняясь или не замечая, что ее грудь, ее шея густо залиты моей спермой... и почему этот гребаный контраст так бесит, но так заводит?
Рука ее непроизвольно оказалась там, куда я смотрел. Не знаю, каким был мой взгляд – голодным, отталкивающим, а может быть, диким. Мрачнея, дурея, я не мог оторваться от этого зрелища, пока дышать, не то, что думать, стало проблематично. Кожа ее порозовела, глаза горели. Она провела пальцами по губам, и это добило меня. Практически зарычав, я одним порывистым движением опрокинул ее на спину, и, запустив ладони под разведенные бедра, скользнул приоткрытым ртом в самый низ живота. Она вскрикнула и судорожно дернулась, выгибаясь подо мной, закинула руки за голову, вцепившись в подушку. Я мог слышать каждое ее жалобное постанывание, каждый приглушенный крик и, поднимая взгляд, наслаждаться тем, как покачиваются упругие налитые груди. То сводя колени, то непроизвольно разводя их в блаженном забытьи, она мелко дрожала, пока я опьяненно брал ее губами, такую беспомощную, такую аппетитно-влажную... Ладони все сильнее прижимали ее бедра ко рту, и я давно перестал быть нежным. Оказалось, я не просто голоден, я ненасытен. Когда же она протяжно ахнула, и я увидел ее лицо в момент самой приятной муки, увидел, как она изогнулась, замирая, прикусив зубами кожу предплечья, все мои нелепые теории насчет женского непостоянства, мужской примитивности да сбоев в мозгу улетели в тартарары. Она была не просто готова принять, она текла, абсолютно покорная, начисто потерянная для мира ради меня. Я не мог спокойно смотреть на нее такую, не мог подавить реакцию собственного тела – что-что, а состояние нестояния в связке с ней мне не светило точно. Я давно должен был чувствовать посткоитальную абстиненцию, измотанность, весь этот «кайф» от осознания собственной дурости, растраты, неосторожности. Но нет, все, что мне сейчас было нужно – это перевернуть ее, томно распластанную, ослабевшую, на живот и, приподняв ягодицы, оказаться внутри. Смотреть на ее по-кошачьи выгнутую спину, на раздвинутые колени, на руки, что съезжают вдоль подушки и кажутся такими хрупкими, ощущать с каждым рывком, как ее тесное тепло окутывает меня...
Она чуть повернула голову, приоткрыв соблазнительно припухшие губы. Глаза, подернутые пеленой, встретились с моими – в тот момент она отдалась мне взглядом, как отдалась телом. Я не хотел первого, но охотно взял второе, чувствуя, как, врываясь, владея, натягиваю ее до предела, почти до боли. Это было так остро, ярко. Так до невозможности хорошо, что я впился пальцами в ее бедра, резко сдавливая, буквально нанизывая на себя – и тут же кончил. Мой стон раскололся о глубинный, давно не испытанный стыд, но охваченное эйфорией тело просто сдалось, обмякло, когда, не выходя из нее, я растянулся рядом, привлекая спиной к своей груди. Она лежала почти не шевелясь, опутав влажными разметавшимися волосами, пока мои пальцы ласкали ее между ног, пытаясь компенсировать неожиданный срыв, отнюдь не льстивший мужскому эго. Исправить положение оказалось нетрудно – она была воском в моих руках, моей плохой девочкой... пока моей. Той, что погрузилась в сон, так и не приняв душ, все еще слитая со мной, чуть подрагивающая, блестящая от пота.
Я так и не заснул. Мне бы уйти сразу, передав ее в объятия Морфея. Уйти и представить все, как горячий порнографический сон, быстро, надежно себя обманув. Но я не смог отказаться от последней дозы, прощальной, когда за окном уже брезжил ленивый рассвет.
Там, на высокой роскошной кровати, среди разбросанных подушек и сбитых простыней, я снова ласкал ее, а она бессознательно подавалась навстречу моей руке, даже спящая – пока я не разбудил ее любовным вторжением. Наши лица были совсем близко, я видел, как раскрылись ее глаза, еще сонные, удивленные, как вспыхнули щеки, с легким вздохом распахнулись губы. Ее длинные ноги оплелись вокруг меня, тело прогнулось под мое, встречая, сливаясь. Мне нельзя было видеть ее вот так, сладкую, теплую, утреннюю, в расстоянии поцелуя. Только, на свою беду, я не удержался от искушения продлить нашу единственную ночь... А потом сделал еще бОльшую глупость – уходя, оставил записку с номером телефона.
«Заскучаешь в браке, позвони». .........................................................................................................................................................
Спасибо тем, кто - в очередной раз:) - прочел то, от чего впору краснеть - еще сильней, в тон помидорчику! - да краснеть безнадежно поздно) А потому снова - приятных, бесстыдных, сладких мечт! В честь не пятницы, но среды, только ведь с Робом хочешь-не хочешь, а развратницей станешь))) Для всех, кто продолжает мечтать и ТАК тоже.
Выплеснуть-то я выплеснула, зато теперь из ушей идет пар, и уже сама не понимаю, как вообще решилась-то - потому, если что... я пока в кустах затаилась) Если есть похожие на меня сумасшедшие, отзовитесь!
Да и вообще, это Будуар, все таки. Тут можно)
Источник: http://www.only-r.com/forum/38-87-5
