Творчество

Майская ночь была прохладной и тихой. В темном небе ярко сияли звезды – никогда не думала, что в городах, пусть даже маленьких, курортных, они могут так щедро рассыпать свой сказочный блеск. Но странные люди, что приехали сюда доработать будущий фильм, не интересовались пейзажами, минеральными водами и местной кухней. Просто съемки тут обходились дешевле, да хлопот меньше. Да, я была в курсе... я вообще по большей части носитель бесполезной информации. Мне все надо знать, везде надо быть, я любопытная, как ребенок. И такая же капризная. К тому же, вечный экспериментатор. Я сидела на рюкзаке, потому что земля ночами еще была прохладной, обнимала руками колени и смотрела на озеро, в котором мягко плескалась вода. Ну да, а что еще могло там плескаться? Вообще-то, все эти поэтические образы не в моем духе. И рассуждения тоже. И одинокие посиделки на берегу под звездами.
Все потому, что я обожала этот городок. Обожала музыкальный фонтан, две ивы у воды, которые сплетались стволами и уходили в глубину, становясь там единым целым, поющих лягушек, сытых нагловатых уток, спящих на склонах, улочки, сколько по ним не петляй, выводящие в центр с цветущими клумбами, старомодными, но такими красивыми – одно загляденье. А еще незатейливые, по-домашнему вкусные блюда, что подавали в открытых уличных кафе, которых здесь было великое множество. И обожала все это я ровно два дня, за которые успела рассмотреть, изучить и распробовать. Но еще больше я обожала Мону, мою подружку, для которой не существовало границ – дружбы и государств. Вот потому теперь я была здесь, случайно и неслучайно. Я даже парня ее обожала... как его там?.. Блин, в этот момент я обожала всех и вся. Почти. Я смотрела на звезды, задрав голову, и время от времени отхлебывала из горлышка бутылки красное вино. Оно было частично разбавлено водой – так делали, перед тем, как пить, в той части Хорватии, где мне его подарили. Я проехала пол-Европы на велике, с рюкзаком, где было все необходимое, видела невероятные места, встречалась с невероятными людьми, даже вела дневник путешествий. Я бралась за краткосрочные подработки там и сям, если тратила больше, чем намеревалась, но даже эти подработки становились необычным приключением. Потому что цвела весна, благоухали сады, пели птицы – и жизнь была прекрасна. Что еще надо для счастья? Да ничего. Почти.
Тут лягушки заквакали громче, в такт нарастающей мелодии звонка моего мобильного. Что за напасть? Не глядя, я сбросила входящий. Короткое затишье, и сигнал раздался снова. И снова... Кто-то, похоже, не в курсе, который час. Зато из лягушатника раздавался настоящий ликующий гвалт.
- Ты спишь? – только Мона могла такое спросить после того, как несколько раз подряд получила отбой у абонента. Но если уж ей что-то было нужно, пощады не жди.
- А похоже?
Мой ироничный тон ее нисколько не смутил.
- Слушай, есть идея. Рисковая, но шикарная.
- Почему меня это не удивляет?
- Ты сначала зацени, потом цепляйся. Значит, так. Подкатывай к фонтану. Доминик нас кое-куда проведет. Бесплатно.
- А поконкретнее нельзя?
- Времени на болтовню нет. Ты в купальнике?
Конечно! У нас тут с лягушками олимпийский заплыв.
- Очень смешно.
- Ничего, возьму запасной. Жду через пять минут.
- Погоди, ты...
Но она уже расстаяла в отголосках коротких гудков. В моем слегка затуманенном мозгу заиграла музыка из «Розовой пантеры». И отчетливо прорисовался силуэт крадущейся неизвестно куда Моны. Вот же на авантюристку я напоролась! Если я девушка азартная, то она совершенно безбашенная. А, была-не была.
Отряхнув рюкзак, я набросила его на плечо и двинулась через мостик в обход озера.

Она уже ждала, чуть подпрыгивая от нетерпения. Темная, очень жизнерадостная тень на фоне голубых и розовых всполохов в танцующих струях фонтана.
- Ты куда задевалась? Сказано же – быстрее.
- За пять минут? Я не вертолет.
- Да? А когда заводишься, похожа, - невозмутимо пожала плечами она и взяла меня под руку. - Идем.
- Куда мы?
- Туда, - Моника неопределенно махнула головой.
Но когда мы, преодолев расстояние метров в двести, оказались там, где я меньше всего ожидала, она довольно ухмыльнулась.
- Пришли.
Ярко освещенное даже ночью здание потрясало футуристическим дизайном – дабы разместить внутри новомодные и интересные сооружения для любителей водных и релаксационных процедур всех видов.
- Что? Ведь закрыто давно.
- Ничего не закрыто. И мы будем там одни. Ну, более-менее.
- Как это?
- Ты же знаешь, папаша Доминика – местная шишка. Часто здесь втихаря бывает по ночам с «коллегами». И бабами. Частные вечеринки в комплексе бань для богатеньких. Незаконно, потому что нахаляву. Недавно даже скандал был.
- И ты всерьез думаешь, что я туда пойду ночью? Чтобы нас охрана сцапала и вывезла в полицию?
- Да перестань, уж до нас-то никому дела нет. У Дома ключи – это раз. На третьем этаже в комплексе восточных бань частная тусня для каких-то иностранцев, потому никто из полиции сюда не сунется, проплачено элитой города. Это два. А три – когда ты еще бесплатно сможешь вот так кайфовать? Не будь дурой. Весь этаж твой! Хоть забегайся из одной бани в другую. Я же помню, как тебе понравилось вчера. «Ах, египетская до чего хороша! И римская – просто кайф. Но турецкая – просто нечто, там бы вообще поселилась!» - смеясь, передразнила она. - А теперь никто не мешает, удовольствие, покой, вообще полный экстаз.
Как тут было устоять, спрашивается?

Купальник Моны оказался мне маловат. К тому же, был белым, что в сочетании с водой смотрится весьма провокационно... на публике. Конечно, учитывая обстоятельства, сейчас можно было и без... Собственно, БЕЗ можно было даже во время работы комплекса – во «взрослой» зоне, для эффективности процедур (что лично меня втайне ужасало). Ну да, та самая я, что проехала пол-Европы на велике, что прыгала с тарзанкой и ныряла по ночам с дельфинами, боялась однажды войти в одну из этих бань с шикарной обстановкой и тут же выскочить обратно под чей-то хохот. А это не смешно. Это неэстетично! В красивой обстановке трясти своими... брр... Но еще хуже, если я буду сидеть одна, балдея, а ко мне надумает присоединиться какой-нибудь волосатый мужик без плавок. Мона узнала про мое нескрываемое отвращение к одной мысли об этом зрелище и теперь то и дело потешалась. Мол, я слишком серьезно ко всему отношусь, веду себя, как маленькая, и прочее. Я же не против мужиков без плавок в целом. Я лишь против таких сюрпризов в общественной бане, вот и все.
- Ладно, ты отдыхай, а мы в бассейн почпонкаться.
Я зацепилась шлепанцем за почти незаметную ступеньку и пролетела на несколько шагов вперед, едва устояв на ногах. Конечно, в словарном запасе Моны много загадочных слов, оставляюших простор для фантазии, но тут...
- Ты чего?
Я чего? Я ничего. Просто ожидала «поплавать».
- Приятного, - отозвалась я, пожалуй, через чур жизнерадостно.
Дом засмеялся. Мона сделала большие глаза.
- Иди попарься, детка. Если что, кричи.
- Что «если что»?! – насторожилась я.
- Да на всякий случай. Вдруг потеряешься.



Потолок, как звездное ночное небо... Как маленький личный космос, где можно парить в невесомости. Вот оно, блаженство.
Стоило попасть сюда, и все беспокойные мысли улетучились из головы, осталась только приятная расслабленность, которую скоро сменило сонное удовольствие. Я перестала чувствовать время, полностью растворяясь в ощущениях, закрыла глаза, позволив сознанию уплывать в полудрему, сладко покачиваться, будто лодка на мягких волнах. Это длилось и длилось, погружение в тихую музыку, в пары ментола, в густую влагу, жар, истому... длилось, пока в затуманенное сознание не прорвался далеким сигналом тревоги посторонний звук. Неохотно возвращаясь в реальность, каким-то внутренним чутьем я поняла, что уже не одна. И от такого открытия проснулась окончательно, но, стараясь не выдать себя, притворилась, что ничего не слышу и не вижу. Это было почти правдой, видела я только неясный силуэт – зато оказалось достаточно, чтобы внутренне завопить: «Караул!»
Охранник. Как пить дать, охранник! Сейчас меня арестуют. Что делать?!
В панике я готова была, сломя голову, мчаться прочь отсюда. О да, в теории была готова и на большее, но ужас в том, что на практике будто намертво прилипла к скамье. Что делать?!
Внутренне я мечусь в истерике, пытаясь выдрать свои несчастные, ни в чем не повинные волосенки. Внешне неподвижна, совсем как мышонок в обмороке – милый, беспомощный, ни в чем не повинный, всего лишь получивший тепловой удар.
Тишина. Подозрительная тишина. Первый приступ паники проходит, и, осторожно приоткрыв глаз, я понимаю, что никакой там не охранник. Если, конечно, вышеупомянутые не ходят голожопиками для конспирации. Всего лишь какой-то мужик без плавок приперся незваным гостем... Ой. Вот те раз! И два, и три. Именно так воплощаются кошмарнейшие кошмары. Все было идеально, но – бац! – и дело труба. В общем, как говорится, капец подкрался незаметно. А этот тип ведет себя, как ни в чем не бывало. Будто я действительно мышь, которую он даже не заметил, или часть интерьера, или по какой-то причине должна находиться здесь ночью... Но если я сейчас начну пробираться к выходу, покажусь смешной. Или нарвусь на неприятности. Или, что еще хуже, на проблемы иного рода. Лучше переждать. Возможно, он задремает, как я совсем недавно, и, улучив подходящий момент, я смогу просочиться мимо, как облачко пара. Пока все эти мысли роились в голове, я продолжала тайно наблюдать за его передвижениями – природное любопытство пересиливало, не давая покоя. Хотелось рассмотреть этого голозадого, как следует. Вот он взял специальный шланг, обдав струей воды скамью напротив. Вот развернулся, уселся, закинув руки за голову – будто загорать собрался. Каков нахал! Каков... ой...
«Если что, кричи».
Кричи!!! Огромный ком застрял у меня в горле, перекрывая дыхание. Я сильно зажмурилась, словно желала отогнать навязчивый образ. Нет, теперь я не смогла бы пошевелиться, даже если бы очень хотела.

Все та же тихая музыка, тот же запах ментола. Клубы пара и размытый силуэт напротив, по ту сторону небольшой печки, где томятся красные угольки. Мое тело не то, чтобы парализовано – нет, оно будто связано во время любовной игры в определенных местах и, пока ты ограничена в движениях, кто-то умело распаляет тебя, чтобы... Но ведь никто меня не связывал, что за бред! Почему я, вместо разработки планов побега, вдруг представляю это? Вдобавок, чувствую на себе его взгляд, отчего мне еще... дискомфортнее. Или жарче?
Не могу больше сидеть, закрыв глаза, потому, не без опаски, открываю. И вижу, что он действительно смотрит на меня. Веки полуопущены, кожа блестит от пара. Над верхней губой застыли капельки влаги. Горячий, вспотевший, обнаженный. Его волосы спутались и упали на лоб, грудь неровно вздымается. Скольжу взглядом по ней, потом ниже... пусть знаю, что нельзя... знаю, но не могу остановиться. В этом есть что-то первобытное, что-то животное – в ограниченном пространстве, тесноте наших дыханий и тел, не смотря на разделяющие несколько метров. Это необъяснимо, но слишком сильно. Зов плоти, инстинкт настойчиво толкают меня к нему, женщину к мужчине, пусть я и остаюсь недвижной.
Когда наши взгляды смыкаются, с моих губ слетает едва слышный вздох. Груди набухают под тонкой светлой тканью, натягивают ее, разоблачительно обрисовывая соски. И тогда, сквозь туманную паровую завесу вижу то, что заставляет ощутить неожиданный укол между ног. А я еще возмущение. Да у него же самая что ни на есть откровенная эрекция! Совершенно непристойная эрекция – и все потому, что в общественной бане этот пуп земли позволил себе отдых, в чем мать родила! Конечно, это не моя проблема, это меня вообще не касается, но почему, черт бы его побрал, этот тип такой невероятно бесстыжий?! Эксбиционист какой-то!
- Ты вся мокрая.
От звука его голоса я вздрагиваю, по коже бегут мурашки. Да чтоб тебя потолком расплющило! Ведь прав, гад.
- Пар уменьшить?
Ах, вот он о чем... Ладно, не надо плющить. Лучше меня – за ненормальное желание, чтобы этот озабоченный залез ко мне в трусы.
- Не надо.
- Мне тебя почти не видно.
- И хорошо.
Мои ответы – недовольное шипение сквозь зубы, но даже это, кажется, выдает с головой.
- Не согласен.
- Твой член и так радостно салютует сквозь туман.
- Неужели смущает? – ухмыляется он.
- С чего бы. Где еще им помахать, если не в бане.
- Ты очаровашка. Тряпки снять не хочешь?
Этот мокрый купальник, что мне мал? Притворись еще, что не видишь, как сквозь светлую ткань просвечивается самое интересное.
- С чего вдруг?
- К телу липнут. Неудобно же, - пожимает он плечами.
- Ты так заботлив. Потряс... Но нет.
- Жаль.
- Кто бы сомневался!
- Жаль, что ты не прочувствуешь всего в полной мере.
- Переживу.
- Вообще-то, тут много бань.
- И? – язвительно выдаю я, пытаясь сверлить его взглядом – что весьма трудно, учитывая обстановку.
- Можешь переместиться.
- Зачем?
- Чтобы не смущаться.
- Ой, да ладно, чего я там не видела?
- Голос у тебя уже на писк переходит. Вот скажи, почему ты сидишь в одной комнате с голым парнем, если можешь уйти в другую и быть одна? – лениво спрашивает он.
- Потому что не вижу причин уступать! Я хотела в египетскую баню.
- Я тебя возбуждаю.
- Что? Нет!
- Ты смотришь, куда не следует.
Вот же... отвратительный... голый...
- Ты идиот, у которого физиономия в тени, зато хозяйство на свету.
- Все-таки возбуждаю, значит.
И тут его рука опускается. Туда.
- Ты ведь хотела бы почувствовать его низом живота.
- Извращенец! – (Угу, чья бы мычала... Сейчас же прекрати пялиться!) Пытаюсь вдохнуть, пытаюсь хоть немного сжать ноги... но сделать это незаметно не получается. - Как ты... как ты сме...
- А если на твоих глазах я... продолжу, останешься наблюдать?

Он тот, кто даме не откажет –
Лишь страстно по стеклу размажет!

- Да пошел ты!
Я вскочила, едва устояв на ногах. Он дьявольски усмехнулся.
- Скинь эти тряпки. Иди сюда.
- Ты сумасшедший. Не смей шевелиться.
- Не буду. Иди сюда.
- Роберт, ты больной.
- Мило. Моя прелесть, ты разглядела и лицо тоже.
- А ты думал, я бы сидела тут с незнакомым голым мужиком?
Я замолчала, опомнившись, но было поздно. Его ухмылка становилась все шире.
- Это все объясняет.
- Я не то имела ввиду!
- Перестань уже сопротивляться.
- Не пойму, о чем ты вообще.
- Ты ведь жалеешь, что ушла тогда. Быть так близко, но не попробовать.
- Прекрати.
- Ты хотела меня до пара из ушей.
- Я кинула тебя злым, как черт, с бугром на брюках под камерами, потому ты не можешь забыть.
- Ты тоже, - коротко вставил Роберт. Это была правда, но я не жалела о своем поступке. Почти.
- Меня не интересуют быстрые перепихоны. Если я была дублером в интимных сценах, еще не значит, что...
- Не значит. Но ты все равно меня хотела и хочешь. Иди сюда.
Я молчала. Не могла ни уйти, ни уступить.
- Ну почему ты такая дурочка? Иди и возьми. Что может быть проще... Не противься. Никто не узнает. Никто, кроме нас двоих. Одна ночь. И мы сможем жить своей жизнью дальше. Уступи мне. Просто уступи.
- Нет.
Коротенькое слово, которого должно было быть достаточно. Сказать, уйти. Но тут я взвилась, неожиданно для себя самой, нелепо. Повернулась к нему и, сжимая кулаки, выпалила:
- Ты тоже этого хочешь! Хочешь не меньше! Я не собираюсь сдаваться... Сдаваться одна...
Какое-то время он ошеломленно смотрел на меня. Потом хрипло произнес:
- Если я тебя сейчас не возьму, попросту взорвусь. Потому сдаваться мне поздно, зая. А ты из тех, кто пленных не берет, это видно.
Чем я могла ответить на такое? Конечно, я накинулась на него. Вцепилась руками в мокрую шевелюру и накинулась – всем своим женственным весом. Безжалостно накручивая густые пряди на пальцы, пробормотала, куснув за мочку уха:
- Неужели тебе совсем некому дать?
Мне не послышалось, Роберт действительно зарычал, сжимая мои волосы в кулаке и оттягивая назад. Не сильно, не больно – лишь для того, чтобы наши глаза встретились.
- Ты нарываешься, детка.
- Еще как нарываюсь.
Бесцеремонно ухватив за задницу, он подтянул меня ближе, припечатывая низом живота к своему паху. Я ошутила его под собой, и вся легкость, подаренная мне парами ментола, растворилась в горячей тяжести желания. Оно полностью меня захватило, я ощущала его физически, как ту приятную испарину на теле, как солоноватый вкус пота на губах, как густую влагу на слипшихся ресницах. Нас разделяла лишь полоска ткани, и едва уловимая дрожь пронизывала всю меня, от макушки до пят. Казалось, губы, пальцы, кожу начало саднить от жажды касаться и чувствовать его ответные прикосновения. Но я сидела, упрямо сомкнув веки, и в этой жаркой липкой темноте казалось, что там, где соединяются наши бедра, разгорается солнце, посылая длинные волнистые лучи. Вот они струятся по животу, лижут груди... Вот оплетают колени, щекочут ступни... Вот бегут искрами вдоль позвоночника, невидимые, мощные.
- Посмотри на меня, - произнес Роберт тихо. Властно. И я открыла глаза.
В его взгладе был вызов. Нет, он не скрывал, что на взводе. На грани. Именно это было до неприличия сексуально – но, кажется, о приличиях я забыла в тот самый миг, когда встретила его? Вот потому он мне и не нравился. Потому раздражал. Даже сейчас, когда мне начинало мерещиться, что сижу я на раскаленных углях, а не на твердом от возбуждения члене.
- Хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда я буду тебя трахать.
- А может, я тебя? – доведенная до белого каления, огрызнулась я. Он криво усмехнулся и, упираясь своим нехилым достоинством в тонкую преграду трусиков, медленно проехался всей длиной вверх-вниз. Пришлось стиснуть зубы.
- Разве можно отказать даме? Давай. Не дрейфь...
Нет, я не сдрейфила. Мне лишь показалось, что кто-то открывает дверь. Потому и вскочила, разрывая истому полусна-полуяви. Сердце бешено колотилось, ноги тряслись, как у пьяной, пока я пыталась найти внезапно исчезнувший верх купальника. Только ничего не произошло – дверь, что должна была распахнуться, явив кому-то образ растрепанной «дамы» без лифчика на фоне раскрасневшегося порнокрасавца со стояком, осталась плотно закрытой. Неужели мне показалось? Плохо соображая, я шагнула в выходу, но спустя мгновение оказалась прижатой к двери голой грудью.
- Только не думай, что оставишь меня сейчас, - пробормотал Роберт над ухом. Голос дрожал от раздражения и вожделения. Вибрация прошла по моей шее и кольнула там, в самом центре, отзываясь сладким спазмом.
- А если мне не показалось?
- Значит, кто-то будет стоять и смотреть.
Вот и все, он лишил выбора, такого ненужного выбора, оставив лишь себя... Мужская рука скользнула мне между ног, и я простонала, покачнувшись. Верхняя часть тела прилипла к стеклу, а та, что ниже пояса, подалась назад, навстречу желанному выпаду. Роберт придержал мои бедра, чтобы тут же, без прелюдий и дальнейших пререканий указать, кто здесь главный. О да, теперь он действительно насадил на себя. Одним рывком. Во всю длину. Я вскрикнула и дернулась, он зашипел и выругался. Потому что это было нереально. Охренеть, до чего нереально. То, как он накрыл мою вытянутую вверх руку своей, медленно выскальзывая. То, как припал грудью к моей спине, снова врезаясь бедрами в мои... Быстро, резко. Я не думала, что он может быть таким – таким диким, неуравновешенным, страстным. И пусть мне казалось, что ноги, становясь ватными, скоро подведут меня, что я не вынесу такой интенсивности, напора, мне это нравилось, меня это сводило с ума. Нравились его несдержанные движения, даже то, что он хрипел мне в шею, оттягивая волосы. Мне хотелось, чтобы он сделал так еще. Послать подальше из-за всех непристойностей, которые он нес, но лишь для того, чтобы взбесить или распалить еще больше. Мне было плевать, что нас могут увидеть, что я буквально размазана по стеклу: ладони, груди, выгнутая шея. Лишь чувствовала, как он снова и снова вбивается по самое основание, большой, твердый – и это могло бы стать болезненным, не будь я настолько возбуждена. Но я то хныкала, то шептала что-то бессвязное, то просила его о чем-то, то проклинала... а еще слышала, как срывается раз за разом его дыхание.
- Черт, кончай уже...
Прирожденный романтик мне попался.
- Придется помочь, - просто из вредности выдала я непослушным языком.
- Помочь?
- Отцепи от моей задницы свои порнографические пальцы.
Кажется, те самые пальцы его уже не слушались, желая оставить синяки последствием мертвой хватки. Пришлось отцепить их самой и направить в нужное место. Там они оказались весьма кстати... и, признаться, свое дело знали. Я бы кончила и без этого, но так-то... так-то оно лучше. Ох, не просто лучше... Это... Наверное, мозг мой расплавился, как внезапно обмякшее тело. Я больше ничем не управляла. Ладони проехались по скользкому темному стеклу до самого верха, потом, выплескивая адреналин, хлопнули по нему так, что то задрожало. Голова откинулась назад, и, описав экстатический полукруг, мотнулась вперед. В результате я неслабо далась лбом о то самое стекло. Роберт же проявил себя настоящим Цезарем: смог одновременно довести меня до мультиоргазма, удержать в вертикальном положении, прохрипеть: «Осторожней ты», даже рассмеяться – правда, смех почти сразу перешел в стон, глубокий, гортанный, и от мысли, что он сейчас кончит, низ живота снова скрутило. Он дрожал, прижимаясь ко мне в последней сладкой судороге, я ощущала пульсацию его члена, его семя между ягодиц... Этот парень был преступно сексуальным. И вел себя так же – до самого сумасшедшего конца. Видимо, потому, даже в положении Роборазмазни (ну, он же размазал меня по стеклянной двери, разве нет?) я нашла очередной плюс. Пока он приходил в себя, незаметно просунула руку между своим ненасытным телом и стеклом, чтобы помочь себе с третьим за последние пять минут оргазмом.


- Слушай, подвинься, а? Дышать трудно... – наконец, выдала я, стараясь не смотреть ему в глаза. Я знала, что вид, да и взгляд у него прибалдевший. А прибалдевший Роберт – зрелище не для слабонервных, чего сейчас нельзя было сказать обо мне.
Я прошла на непослушных ногах мимо него, тяжело опускаясь на скамью из гладких синих камешков. Хорошо, что эта баня не такая жаркая, как остальные – в них-то при столь бурном сексе вполне можно заработать инфаркт даже в молодые годы. Зачинщик, уж конечно, такими неуместными мыслями себя не грузил – вот и снова преспокойно растянулся рядом, выпластав свои длинные конечности. Полный кайф. По правде говоря, я его понимала – во мне будто не осталось костей. А на мне... как ни странно, на мне еще оставались трусики. Надо же, каков ювелир!
- Ты как?
Всю жизнь мечтала услышать такой вопрос после перепихона. Влепил в стекло и оттрахал, даже трусов не сорвав. Потому что Паттинсон.
- Еще думаю.
Он чуть повернул голову в мою сторону.
- А?
- Думаю, чем отличаюсь от резиновой женщины.
Тут я заметила, как его лицо медленно вытягивается, губы словно пытаются сказать что-то, но не получается. Он нахмурился, мне же пока удавалось сдерживать смех.
- Тебе не кажется, что ты должен мне, как минимум, поцелуй?
- Не... не знаю, если хочешь... – выдохнул он весьма ошарашенно. Кажется, щеки раскраснелись еще сильнее. Вот теперь я вогнала его в ступор. Значит, еще не совсем обнаглел.
- Хочу.
Я повернулась в его в сторону, скользнув коленями на скамью – та была гладкой, как горнолыжный трамплин, но опасность сползти или слететь на пол казалась мелочью по сравнению с перспективой поцеловать Роберта. Вот о чем я мечтала с тех пор, как вперые увидела его над собой во время съемок. Притянуть за галстук и впиться в его приоткрытые яркие губы с красивым четким контуром, в котором сквозит непреклонность. Это сразу свело меня с ума.
Галстука на нем не было. Сейчас ничего на нем не было, потому я притянула его лицо к своему за волосы – но уже не жестко, а нежно. Ощутила прерывистый выдох на своих губах. Мог ли он нервничать? Он? Теперь? Может быть, но если в данный момент я сама чего-то не могла, то это думать. Я коснулась его губ своими. Он не шелохнулся, и я медленно захватила нижнюю, чуть втянула, посасывая... добиваясь так возбуждающего меня оборванного стона. А добившись, чуть не задохнулась от желания, что захлестнуло неминуемой волной. Когда же он проделал мой собственный трюк в ответ, я не застонала, я совсем неэротично замычала от удольствия и снова впилась в его отзывчивый рот со всей жадностью.
Это было настоящим блаженством, целоваться с ним. Он умел и, судя по всему, очень любил это дело. Не торопился, наслаждаясь процессом. Он задействовал все рецепторы, он исследовал, смаковал, ласкал... и если бы совсем недавно не ограничился «всунул-вынул», я бы решила, что он настоящий гурман. Хотя... не то, чтобы я была против той быстроты, с которой он действовал, чтобы удержать меня. И не то, чтобы жаловалась на три накрывших почти одновременно оргазма. Я лишь боялась, что у этого банкета не будет никакого продолжения, а мне бы очень хотелось запомнить его лицо и тело во время всего этого чувственного пира, а не то, как я хлопаюсь лбом о запотевшее стекло, пока он в поте-не-только-лица орудует сзади.
Оказалось, боялась я зря. Потому что он действительно был гурманом. Он целовал меня так долго и вкусно, что я вообще поражалась, как нам еще хватает воздуха, но вскоре перестала думать о таких прозаических вещах... и лишь когда его пальцы, рисуя узоры вдоль тела, оказались за границей трусиков, я вдохнула так бурно, что случайно укусила Роберта за губу. Тут его ноготь чуть царапнул клитор и, клянусь, в горле у меня что-то булькнуло.
- Прости, - выдавила я, ощущая привкус крови на языке.
- А ты кровожадна, - хмыкнул он, медленно, осторожно касаясь рукой. Прикрыв глаза, я не двигалась, почти не дышала. Но тело мое ждало, оно требовало, поддаваясь, раскрываясь ему. Он стал поглаживать изнутри, и я всхлипнула, сжав ноги.
- Я там уже был, - негромко добавил Роберт, скользнув подбородком вдоль моей щеки. Лицо мое вспыхнуло, а соски, затвердев, тут же приподнялись. Равнение на знамя, так сказать. – Я помню, как там хорошо... как тесно, как... Да тебя это возбуждает, зая, - неожиданно улыбнулся он. Я почувствовала эту торжествующую улыбку шеей и захотела дать ему затрещину. Только в тот момент он сделал нечто непростительное. Отобрал мое наслаждение вместе со своим волшебным внутренним массажем.
Я тяжело дышала, глядя на него в разочаровании, недоумении и возмущении. Он тоже смотрел на меня... и улыбался. А потом его рука скользнула вверх, к губам. Я представила себя семафором, горящим красным, но отнюдь не обольстительницей и уж никакой не порнозвездой, для которой такие изыски в порядке вещей. Мне было ужасно стыдно, если уж признаваться честно.
- Нет, не...
Но он все равно сделал это. Провел пальцами по губам.
- Ты вкусная.
- Перестань, или я уйду.
- Уйдешь? Ты... тебя это смущает?
- Нет, я просто хочу одеть трусы тебе на голову.
- Смущает... – Лично я совсем не понимала, чего он довольно ухмыляется. И не с издевкой, а мягко, даже нежно. – Дурочка.
- Сам дурень.
- Я хочу тебя еще больше, чем до этого.
- Ну и хоти себе.
- Я знаю, что ты тоже меня хочешь. Просто давай... снимем их.
- Не трожь!
- Ты прелесть. Такая хорошенькая, когда злишься. Тогда, на съемках... ты взбеленилась, сбежала...
- Нет, я должна была хлопать в ладоши! Сам Паттинсон предложил мне пойти в туалет и... и... – Это даже вспоминать было неприемлемо, но и тогда, и сейчас, мысль о том непристойном предложении заставила меня еще больше увлажниться.
- Если бы ты знала, что, добравшись до туалета, я кончил в трусы, всего лишь представляя, как ты расстегиваешь мои брюки...
- Что... правда? – спросила я ошеломленно. И тут же поняла по его физиономии – правда. Только он мог рассказывать такое с юмором. Только на его губах это казалось не скабрезной шуткой, а чем-то возбуждающе-забавным.
- Придумать такое надо еще постараться. Так что можешь смело мне верить. Моему дружку тяжело с тобой пришлось.
- Почему? – Не могла я на него больше дуться. Вернулся тот Роберт, которого я любила заочно – совершенно неотразимый, ироничный, остроумный. Нет, я не в том смысле его любила. В другом. В самом широком и хорошем. А все мои темные мыслишки ниже пояса – это уже другая история.
- Ты еще спрашиваешь. Обычно дублершу на такую сцену подбирают соответствующего сложения. Но тебя... это было просто моим личным кошмаром. Надо сосредоточиться на роли, подключить мозг, хоть частично, а тут перед глазами колыхаются твои близняшки, и мой друг тут же встает по стойке смирно.
- Роберт... – неожиданно прервала я, но он даже не заметил.
- Тот, кто придумал лепить на интересные места разную хрень, пусть засунет ее себе в зад. Потому что когда все отлепливается от... напора... и все это видят, большего конфуза просто представить нельзя.
- Роб...
- Что? – шепотом спросил он, повернув голову. От этого движения мой нос уткнулся ему в шею. Я жадно, как маньячка, втянула его запах – почти неуловимый, свойственный ему одному. Запах, что пьянил меня с того самого мгновения под софитами камер...
- А я могу с ним познакомиться поближе?
- С кем?
Прикусив губу, я приподнялась и, едва сдерживая улыбку, посмотрела на него. Взгляд Роберта из вопросительного постепенно становился оценивающим – но все же ответная улыбка была недоверчивой. Пусть и плутоватой.
- Да неужели?
Пришлось кивнуть, водя кончиками пальцев вдоль соблазнительной дорожки волос на его животе.
- Только в другой бане. Там жарче. Идем... – шепнула я.
Он и не думал возражать. Как, впрочем и одеваться. Странно, но в тот момент меньше всего меня заботило то, что нас могут заметить. Турецкая баня, в которую я собиралась его увлечь, была за следующим пролетом. Прохлада, окатившая тело на выходе, показалась невероятно приятной... жар, охлаждение, снова жар – там, за очередной дверью. "Шехерезада". Волшебное название для исполнения каприза, который в тот момент так хотелось назвать желанием. Когда дверь закрылась за нами, и густой, влажный пар словно окутал со всех сторон вместе с синеватым сказочным сиянием, я отвела руку за спину, позволяя пальцам скользнуть по гладкому мужскому бедру. Отыскав рычаг будущего удовольствия, они надежно обхватили его и потянули вперед.
- Ух... ты полегче, зая, - хрипло выдохнул Роберт мне в шею. Но вряд ли он имел ввиду то, что имел, во всяком случае не жаловался, следуя за мной в глубину жара и синевы.
Я не разжимала ладони, ощущая, как твердеет его плоть – это пробуждало во мне самые откровенные желания, те самые, о которых он смело говорил, те самые, которым раньше я не давала воли.
- А теперь закрой глаза... и жди.
- Ждать? – К такому Роберт готов не был. Его голос выдавал нетерпение, но еще острое возбуждение.
- Если хочешь получить больше, будь терпеливее.
- Ладно.
Он уселся на скамью, с явной неохотой прикрыл глаза. А я, вместо того, чтобы сократить это ожидание, стояла и смотрела на него, как завороженная. Потому что он был преступно сексуален. Даже окажись баня ледяной, я бы не заметила. Что правда, то правда – я хотела его до пара из ушей. Не только тогда, не попробовав, каково это, но даже сейчас, узнав. Я смотрела на его на губы, что меня целовали, на его обнаженное тело, на его... ну да, конечно же я смотрела на крепкий член, не представляя, как он вообще мог уместиться во мне. Но если я что-то и запомнила отчетливо в том горячем безумии – то лишь невероятные ощущения от его резковатых движений. Наверное, следовало бы устыдиться и картин, что рисовало воображение, и самих ощущений, только от одних мыслей об этом я захотела повторить. Причем, по тому же сценарию! Вот же кошмар.
Чтобы не терять самообладания, я осторожно выскользнула за дверь. Нет, я не собиралась сбежать, обманув его – теперь, после всего... да ни за что! Теперь я могла себе признаться, что его я обожаю тоже. Не меньше этого городка, водных процедур, Моны, путешествий, местной кухни...
Когда я узнала его там, «в комнате подготовки» перед съемками, временно лишилась дара речи. Совершенно оторопела, что случалось со мной крайне редко. Ведь до этого мне пару раз доводилось позировать художникам, да и заменять актрис в такого рода эпизодах тоже. Это были не эротические фильмы, а самые обыкновенные, с постельными сценами, но многие исполнительницы главных ролей через чур щепетильно относились к подобным вещам или комплексовали по поводу собственного тела. Впрочем, то же касалось и актеров, не раз приходилось слышать о таком. И ведь удивительная вещь, по общим параметрам тело Роберта не было таким уж совершенным – ни загорелым, ни поджарым, ни спортивным, с четко прорисованными мускулами рук, ног и, особенно, живота. «Стиральной доской», как любила выражаться Мона, поглаживая такую у Доминика. Но, не смотря на это, тот самый Паттинсон был слишком актером, чтобы заменить себя кем-то, он был слишком мужчиной, чтобы не сделать сцену такого плана безумно сексуальной. И с ним таким мне «пришлось» работать! Пара мгновений зрительного контакта, одно – физического, и мой мозг невозможно было бы найти даже с внутренней подсветкой. Он запускал свои длинные пальцы мне в волосы, сипло повторяя имя киношной героини, на что тело реагировало чрезвычайно распутным образом. Белье приходило в негодность, речь делалась несвязной. Нет, я не должна была говорить в сцене, естественно, но в перерывах-то это предполагалось. Только после того, как во время съемки он держал меня за задницу, стонал и двигался совсем «по-настоящему», после того, как в порыве его герой стянул с меня лифчик... какая уж там речь. Я мямлила, как недоумок, до того момента, как узнала, что герой не должен был этого делать. Тут просто необходимо было изобразить крайнее возмущение! Я попыталась, но щеки так горели, что вышло неубедительно. Потом начался повторный дубль, и, стараясь хоть как-то урезонить себя, я серьезно задумалась об огнетушителе. Роберт, как оказалось, тоже думал о чем-то подобном, если упустить тот факт, что в роли огнетушителя видел... меня. Потому, стоило нам остаться наедине, сказал, тяжело дыша в ухо: «Пойдем в туалет, зая. Прямо сейчас, я же знаю, ты тоже хочешь». Конечно, я хотела. Но не могла же... вот так... только потому что он... да потому что он Паттинсон! И это привело меня в бешенство. Он смел все это делать и говорить, смел знать, что я чувствую, смел не церемониться! Тогда я воспринимала происходящее именно так. А теперь представила, как отворачиваюсь, чтобы не видеть его покрасневшего от страсти, неловкости и негодования лица, как выбегаю в коридор, в то время, как он пересекает комнату, и, закрыв дверь в туалет, поспешно прислоняется к ней спиной. Прикрывает глаза, силясь справиться с собой, но видит меня. Видит МЕНЯ! Представляет, как оказываюсь рядом, расстегиваю его брюки. Провожу рукой...
Наверное, я была дурочкой. Наверное... но, как оказалось, все к лучшему, в шикарных банях-то удобнее, чем в служебном туалете. Хотя с ним никогда нельзя знать. И не узнаю, зато знаю другое – это моя единственная ночь с ним, и она не резиновая. Потому хватит тянуть, пора наслаждаться.

Ах, сладко телу – он, в меду!
За разумом потом зайду.

Почти бесшумно возвращаюсь обратно, взяв с полки, встроенной в стену снаружи, специальную емкость, наполненную медом. Ставлю ее ближе к паровой печи в центре, чтобы растопить мое вкусное массажное средство. Конечно, до профессионала мне далеко... но, могу поклясться, Роберту понравится.
Он ждет. Терпелив, однако. Чувствителен к ласкам и возбуждающим словам, но держится молодцом. И красив, так чертовски красив – даже та часть мужского тела, на которую я до этого совершенно не хотела напороться в бане. Ну, не в прямом смысле... хотя, вышло-то в прямом... Может, все дело именно в том, что он возбужден. Твердый и... эм-м-м... да что уж там, смачный. А мед уже жидкий. Теплый. Смазываю ладонь и, усаживаясь рядом, приникаю к его телу, перекинув одну ногу через его бедро. Он тихо выдыхает мне в шею, покусывает мочку уха.
- Я успел соскучиться.
Тут моя рука опускается к его напряженному члену.
- Ох, детка... – шепчет Роб. Очередное противоречие – словечки, вроде «зая», не говоря уже про «детку», всегда казались мне дурацкими, даже пошлыми, но когда их произносит он, действуют иначе. Теперь они кажутся сладкими, обволакивающими, как сироп кончики сосков... и хоть никто не поливал мои соски сиропом, можно представить, до чего это приятно.
Я медленно, нежно вожу ладонью по всей длине, намазывая его медом. И низ живота, и сгибы ног, и яички... Похоже, я, и правда, извращенка, но это самый эротический массаж на свете – учитывая то, что я вообще никакого не делала, уже не говоря о том, что мужиков там не щупала, верить мне все-таки можно. В конце-концов, один точно голосует «за». И я чутко ловлю каждый звук, слетающий с его губ, каждый прерванный стон, опьяненно наблюдаю за выражением лица... А он, кажется, не способен отвести взгляда от моей руки, ласкающей его. Член пульсирует в моей ладони, и между ног уже все горит. Окончательно потеряв голову, чуть сползаю вдоль его тела, чтобы коснуться набухшей вены, осторожно слизывая мед языком. Волосы падают мне на лицо, но он тут же их отводит... чтобы видеть, видеть, как я это делаю.
- Бля, как же хорошо... - Его голос дрожит, изменившийся почти до неузнаваемости. – Я уже... сейчас... Черт, прости, детка.
Бедра чуть приподнимаются, вздрагивают... Не знаю, с чего он вздумал извиняться, но мои губы, блестящие от меда, касаются вязких капелек на его животе.
- Я так понимаю, тебе понравилось? – спустя какое-то время ухмыляюсь я, дождавшись, когда его тело расслабится, а сердцебиение выровняется.
- Спрашивать обязательно? – бормочет он, притягивая к себе на грудь.
- Да.
- А мне могло такое не понравиться?
- Кто тебя знает.
- Неправильный ответ... – с расслабленной усмешкой говорит Роберт.
И пусть он опять в своем репертуаре, подшучивает, пощипывает за бедро, мне кажется, что за вернувшейся невозмутимостью, за неотразимым, самоуверенным прищуром я вижу в этих невероятных глазах ласковые волны, что сияют отражением самых ярких звезд. Хочется зажмуриться, хотя бы из чувства самосохранения, пока не начались серьезные проблемы с дыханием – но я не могу пропустить даже доли секунды.
- Кажется, я тебе кое-что должен. Не люблю оставаться должным... – бормочет Роберт мне в ухо, выводя кончиками пальцев арабески на спине, покусывая кожу шеи и тут же касаясь тех самых мест языком.
- Это хорошо, очень хорошо, - мурлычу я, цепляясь за его шевелюру.
- Как насчет массажа?
- Хочу... – Нахожу его губы, прижимаясь к ним своими. Нежно терзаю, отрываюсь и снова припадаю, словно в кино – только там все заканчивается с коротким эпизодом, мой же длится, длится... И пусть щеки, подбородок, шея постепенно начинают гореть от уколов его щетины, не могу остановиться, никак.
- С медом? – чуть слышно выдыхает Роберт. Его улыбка дрожит на коже продолжением поцелуя.
- С тобой...

...................................................................................................................................................

В эту холодную зимнюю ночь - для повышения градуса, для растопки внутренних печей, релаксации, опьянения чувственным коктейлем по имени Роберт... И для смеха, надеюсь, для этого тоже - эротическая зарисовка на банную тему, которая давно не давала покоя. Приятных ощущений, хорошо вам "запариться", в общем))) И поделись, как оно было... в бане с ним - для вас)

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-87-1

---