Творчество

Ещё будучи в Нью-Йорке, я решила для себя, что на венчании меня не будет. Если бы Роберт согласился прийти – куда ни шло, но мёрзнуть в церкви в туфлях на тонкой подошве и в полнейшем одиночестве мне никак не хотелось. Кроме того, я всегда достаточно цинично относилась к классическим свадебным церемониям. На нашей с Робертом свадьбе священник был кем-то вроде дополнительного шафера – просто присутствовал: англичане всегда были слишком щепетильны в вопросах вероисповедания брачующихся, и наша принадлежность к разным конфессиям стала проблемой. Мне и фамилию менять не хотелось, не то, что конфессию, потому мы, так сказать, соблюли формальную сторону вопроса, хотя в вопросах веры полумер быть не должно…

Что уж думать об этом теперь?

Второй раз в душе за это утро, только ощущение чистоты было основательно подгажено каким-то незнакомым мне прежде чувством. Мне хотелось смыть с себя все прикосновения, все запахи, оставив только аромат шампуня с экстрактом арники… Мне хотелось сойти с ума под песни Йонне, шум воды и стук собственных шестерёнок.

Отыскав-таки в столе диск с песнями Negative, я расслабленно откинулась на спинку кресла, чувствуя, как ноет тело и уже начинает болеть голова.

Мы все привыкли углубляться

В свои воспоминания.

Наши замороженные разбитые сердца

Готовы всё это потерять.

Жизнь проходит слишком быстро.

Это всё, что у нас есть –

Напоминание о том, что мы влюблены и потеряны[1].

Завтра, уже завтра, я выберусь из заснеженного аэропорта Тампере, обниму Лиину и надену пушистые варежки вместо тонких перчаток. И, конечно же, спрошу потому у Йонне, как он умудряется сочинять так больно и глубоко…

Ты одна в унынии осталась.

Так далеко,

Куда не проникают солнечные лучи.

Мы все потеряны и одиноки.

Твоё одиночество

Может остаться здесь,

В раю, где ты осталась.

Как ты одинока и потеряна...


Иногда мне кажется, что в песнях – моя собственная терапия. Я настолько восприимчива к музыке, насколько я невосприимчива к кино: в гораздо более правильном и справедливом мире я связала бы свою жизнь с музыкантом, а не с актёром…

В мои стройные размышления вклинилась мысль о предстоящей премьере. Моё присутствие там казалось мне совершенно лишним, но я обещала Роберту быть там. А он обещал сообщить мне, что и как, через Стэф. Пока что она мне не звонила, и от этого мне было немного не по себе. Ориентировочно, премьера будет после шести вечера, но…

Не люблю, когда я не могу спланировать собственный день так, как мне удобно.

Но время ещё есть, ещё есть время…

Чтобы не нервничать, мне стоило бы заняться какими-то рутинными делами, но здесь, в Лондоне, я ещё не успела обрасти обыденными вещами. Поэтому я хаотично передвигалась по своим квадратным метрам, то и дело натыкаясь на предметы.

Так мечется дикая птица, запертая в клетке. Бьётся о прутья, пока не настанет конец. Пока маленькое птичье сердце не разорвётся, не в силах осмыслить новую реальность плена.

Моё кольцо лежало в плоской шкатулке, вместе с немногими моими драгоценностями, и дело было не в нём. Почувствовав, как второй за сегодня приступ паники мягко перехватывает бронхи, я остановилась.

Есть вещи, которые держат сильнее, чем кольцо и данное обещание.

Невозможность быть собой.

Непонимание.

Нелюбовь.

Только сейчас я заметила, что у меня трясутся руки. Тремор – это плохой знак, и мне бы отправиться в аптеку за прозаком, пока крыша окончательно не съехала, но…

«Лучше в Брикстон. За кокаином. Эйфория – это самое то…», - голос в моей голове точно не принадлежал ни Дэну, ни разуму.

Он был моим собственным.

Впрочем, диалога всё равно не получилось бы: звонок моего мобильного заставил меня стряхнуть оцепенение, вызванное этим внезапным открытием. В который раз я сняла трубку, не глядя.

Наверное, меня уже сложно чем-то удивить.

- Привет, - знакомый, и даже слишком уверенный голос дополнил картину медленно восстанавливающегося равновесия. – Я проверил голосовую почту. Ты выиграла приз за лучшее сообщение.

- Ффффелтон… - только и выдохнула я, садясь в кресло. – Господи…

- Ого… Серьёзное приветствие. Надеюсь, я занимаю не последнее место в твоём персональном пантеоне. Как у тебя дела? Как ты?

- Херово, - честно призналась я, пропуская мимо ушей его остроту.

- Знаешь что… Я только из Сорренто, но я могу послушать твои истории…

- Я не хочу говорить об этом, Том…

- … или поделиться своими. С меня чай и пирожные. Бери такси и приезжай.

- Венчание, Том. Тебе разве не надо быть в церкви?

- Обойдутся и без меня. Я не обещал, что успею.

- Том…

- Что? – он рассмеялся. – Это не моя свадьба, Стэсс…

Мне не хотелось услышать сожаление в его голосе. Не хотелось думать, что он ищет повод не видеть, как его бывшая девушка выходит замуж за другого. Но и расспрашивать на эту тему тоже не хотелось.

- Ну, хорошо. Вы с Дэном завели странные привычки: он постоянно ищет мне кров, а ты – пищу.

- Это плохо? – ехидно поинтересовался Фелтон. – Тебе всегда есть, где спать и чем завтракать. Изрядная экономия. Нервов.

- Это хорошо. Но странно – быть вашей вечной проблемой.

- Бла-бла-бла… собирайся, давай. Я устаю от долгого ожидания. И терпеть не могу жить в отеле…

- В отеле? Насколько я помню…

- Всё-то ты помнишь… - устало вздохнул Том, и у меня потянуло где-то под ложечкой. – Я давно не живу с родителями, а дом в Доркинге я подарил Джейд. Свадебный подарок. Всё равно не смог бы возвращаться туда с лёгким сердцем.

- Не жалеешь? – я сперва спросила, а потом осознала все смыслы этого короткого вопроса, но Фелтон, как всегда, правильно понял.

- Нет. В Англии много маленьких городков с узкими дорогами. Переживу.

- Но…

- Эй! Я же просил, не заставляй меня ждать… Мои запасы терпения уже исчерпаны, беру в долг у Провидения. Отдать будет нечем, боюсь. Всё, о чём я действительно хотел бы говорить – разговор не телефонный. Просто – очередной никому не нужный разговор.

Мне нечего было ответить на это. Мы договорились встретиться в «The Eagle» и пересидеть там несколько часов, отделяющих торжество в церкви от светского приема в клубе Amika London.

***

Я ожидала увидеть его в очередном чёрном или синем костюме, от которого даже на расстоянии пахло бы холодом, но, вопреки всем моим ожиданиям, Фелтон ждал меня у входа в знакомом мне светлом замшевом блейзере. От этого его обтянутые тёмно-синими джинсами ноги казались ещё длиннее, а белая сигарета в пальцах - ещё тоньше.

Представив, как бы я выглядела, натяни я выбранный вчера костюм, я улыбнулась. Став чуть в стороне, чтобы не дышать дымом, я осторожно взяла Тома под локоть.

- Ну, привет…

Он только кивнул, затягиваясь.

Я чуть прижалась к его плечу, прячась от колючего ветра, который так и норовил взметнуть подол моего платья, чувствительно щипал за коленки, поднимался выше и выше, выхватывая остатки тепла, прихваченного мной из такси.

- Потерпи немного, я знаю, что ты одета не по погоде.

Я посмотрела на него снизу вверх, обходя взглядом острый угол его подбородка, и увидела, что он улыбается, зажав сигарету в углу рта. Осторожно высвободив руку, Фелтон приобнял меня за талию, притягивая ближе, касаясь губами моего виска и тут же отворачиваясь, чтобы выдохнуть дым в сторону.

- Кури, Том. Кури… Даже если я замёрзну до звона.

Мне хотелось сказать ему: «Не отпускай меня, не отпускай…», но это было бы уже слишком. Я просто закрыла глаза и слушала стройную песню ветра и двух дыханий.

Когда мы, наконец, оказались внутри заведения, я была продрогшей, но куда спокойнее, чем ещё час назад. Я не слушала, что именно заказывал Том: мне был настолько наплевать, что именно сейчас есть, что даже самая вкусная пища показалась бы пресной.

Моё шёлковое пальто висело на спинке стула, и я в который раз порадовалась тому, что выбрала платье с закрытыми плечами. Отправив официанта, Фелтон молча взял мои руки в свои. Казалось, он не стоял рядом со мной на улице: его ладони были сухими и горячими, и мне казалось, что этот жар передаётся мне, поднимаясь выше и выше, до самого сердца.

- Прости, Стэсс… Просто очень хотелось курить после самолёта.

- Ничего, Том. Не извиняйся. Как ты сказал? Сорренто? Что ты делал в Сорренто?

- Ну, если тебе интересно… - он усмехнулся. – Я был на Капри, проходил пробы. Натурные.

- Новая роль? Итальянский режиссёр? Какой-то артхаус?

Он отрицательно покачал головой. Я впервые, наверное, заметила, что его от природы русые волосы стали чуть светлее. Солнце на Капри даже зимой теплее, чем здесь.

- Режиссёр вполне себе британский, телефильм для ВВС. Пробовался на роль Калигулы.

- Не верю, что у тебя нет приглашений в большое полнометражное кино! Ты действительно хочешь сыграть Сапожка?

- Меня умиляют девушки, неплохо разбирающиеся в истории Римской империи, - попытался Том уйти от ответа, но тут же продолжил. – Да, я хотел бы, чтобы меня взяли. Хотя бы потому, что на роль Тиберия уже утвердили Алана Рикмана…

- Тогда, конечно. Старый друг лучше новых двух подруг… И потом, Алан – мастер, с ним, наверное, ужасно интересно работать… - я замолчала, поняв, что Фелтон смотрит на меня выжидающе. Посмотрев в его глаза, я потеряла мысль.

А он продолжил.

- … ты права, у меня были предложения и в Голливуде. Но я хотел бы оставаться в Европе в ближайшее время.

- Будешь мотаться в Италию? – собралась с мыслями я.

- Натурных съёмок планируется немного, потому как бюджет… Тебе интересно говорить о моей работе?

Мне принесли чай, и ему пришлось отпустить мои руки. Впрочем, он тут же занял свои пивом.

- Мне интересно с тобой говорить, Фелтон. Думала, ты знаешь.

- Думал, ты уже потеряла вкус к этим подколкам, миссис…

Я сделала вид, что не услышала этого обращения. Мне было всё равно, о чём он будет говорить, только бы не касался моих личных проблем. Да, мне было херово. Но мне не хотелось проговаривать это заново и грузить его этим. Нет, Том. Не тебя. Я не хочу расплакаться прямо здесь…

Не будем говорить в доме повешенного о верёвке, Том.

Мне припомнились слова Джейд: о том, что он изменился, что от него надо бежать… Но я не видела в нём никаких перемен. Только незнакомую мне прежде глубину его светлых глаз.

- Отвлеки меня, Том. Мне действительно херово, и в данный момент мне хочется не то утопиться, не то пуститься во все тяжкие…

- Не стоит. Это плохо заканчивается, поверь моему опыту, - в его улыбке было больше половины горечи. – Необдуманные решения не идут на пользу отношениям.

- У меня нет отношений, но есть обязательства, - огрызнулась я.

- Ты же хорошая девочка. Ты будешь выполнять их, как должно.

- Прекрати… Хорошая девочка в депрессии. Мне херово, Том. Но я не хочу садиться на прозак и купировать ощущения от жизни. Я не смогу работать, и ты должен понимать, что…

- Значит, тебе придётся жить без анестезии. Оно того стоит? – он не издевался, он смотрел на меня с неподдельным интересом.

Я отвела глаза, рассматривая лёгкий, почти незаметный узор на скатерти.

Мне не хочется жить, Том. И я говорю это не для того, чтобы ты меня уговаривал. Просто, в данный момент моя жизнь не имеет смысла. Я в тупике, мой мозг перестал вырабатывать серотонин и годные сюжеты. В моей постели чужой человек, которому нет дела до того, что я чувствую. И никаких перемен в перспективе.

- Нет. Но мне ничего не остаётся.

- Выход есть всегда, - неопределённо сказал он. – Что приготовила на благотворительный аукцион Джейд?

- А ты? – искренне обрадовалась смене темы я.

- Отличный способ перевести стрелки – отвечать вопросом на вопрос.

- Ну, Том…

- Боже, ладно, - Фелтон рассмеялся. – С моей стороны было бы глупо продавать поцелуй. Может, пару лет назад я и рискнул бы поднять кассу подобным образом, но с тех пор, как Эмма проболталась в интервью «Эсквайр», что в профиль я похож на стоптанный ботинок – я уже не так уверен в себе.

- Эмма так сказала?!

- Да. Сказала, что была влюблена в меня в районе третьего-четвёртого фильма Поттерианы, и тут же добавила, что я уже не тот, не тот… В общем, у меня осталось две палочки Малфоя, и одну я, так и быть, отдам.

- Ну да, ты дома в Доркинге не пожалел…

- Да на кой мне этот дом в Доркинге?! Я хочу жить дальше, мне не о чем там вспоминать! Я мозг кокаином засыпал не раз, и не два, чтобы не думать о том, как мне возвращаться, как в глаза ей смотреть…

- Том…

- Что? Наш общий друг, мистер Лицо-со-шрамом тебе не рассказывал?

Мне стало страшно от той ледяной лавины, которая вот-вот выплеснется на меня. Обхватив чашку ладонями, я посмотрела на него снизу-вверх.

- Прости, Том. Я не хотела этих откровений. Не сейчас. Не в такой форме. Я приготовила для Джейд книгу. Про одного принца.

- Почему я об этом не знаю? – он тут же переключился на деловой тон, сцепив пальцы.

- Потому что я попросила Алана. Ты был в Италии…

- Дёшево.

- Что именно?

- Дешёвая отмазка, говорю… Но я не сержусь. Вы с Аланом почти семья, хорошо, что ты справилась с этим без меня. Стэсс… Я прошу тебя… - он сосредоточенно смотрел на меня. – Не делай глупостей. Ну, хотя бы ради нашей дружбы.

- Ты знаешь, что я не буду. Только…

- Что? – он измученно улыбнулся. – Что «только»?

- Только… если с тобой.

Я не напоминала специально, но я понимала, что он вспомнил тот разговор, который был у нас незадолго до моей свадьбы с Робертом.

Дальше разговоры были ни о чём, но Фелтон держал меня за руку даже в такси, когда мы ехали в клуб.

«Я мозг кокаином засыпал не раз, и не два, чтобы не думать о том, как мне возвращаться, как в глаза ей смотреть…»

Эта его вскользь брошенная фраза сидела во мне занозой.

Мы держались порознь с тех пор, как оказались в Amika London: я тут же прилепилась к Рэдклиффу и Кейти, заодно забрав свой свёрток, перевязанный тонкой серебристой тесьмой.

Поздравить Джейд.

Познакомиться с её теперь уже мужем.

Поболтать с Эммой.

Я перемещалась по залу с непредсказуемостью бладжера, но везде я чувствовала на себе взгляд Тома: он не выпускал меня из виду, будто держа на прицеле.

Мне хотелось просто подойти и прижаться к нему, как тогда – несколько часов назад, у входа в гастропаб. Вместо этого я судорожно смотрела на мобильный, чтобы не пропустить звонок или сообщение от Стэфани.

Джейд и Эдвард станцевали уже несколько танцев, каждый раз под франкоязычные песни. Стоя в сторонке, я могла только голову ломать, о чём эти песни, кто все эти люди и зачем я здесь.

Задумавшись, я не заметила, как Фелтон оказался позади меня, привычно уже пристроив подбородок ко мне на плечо. Когда его приглушённый голос коснулся моего слуха, я не сразу поняла, что прекрасно говорящий на французском языке Фелтон просто переводит мне очередную песню Гару.

В глубине моих глаз,

Между горечью и морем,

Продолжает жить наше одно на двоих сердце.

В глубине моих глаз

Между горечью и голубизной моря

Живет наша любовь.


Мне казалось, что с меня сняли кожу. Каждое слово песни, которую я не слышала раньше, попадало в самые больные места моей души. Я попыталась отстраниться, мечтая только о том, чтобы он удержал меня.

И он удержал, продолжая просто говорить, не обращаясь ни к кому…

Чем больше я погружаюсь в забытье,

Тем больше воспоминания отравляют меня

Чем дальше я удаляюсь от твоего тела,

Тем больше я возвращаюсь к этим рекам.

И чем сильнее я отказываюсь прощать тебя,

Тем больше повинуюсь тебе,

В глубине моих глаз

Живет признание в любви.

Признание в любви -

Неземное наслаждение,

Признание в любви -

Губительное желание,

Признание в любви -

чернила моих вен,

Я высвобождаю его,

Когда без стеснения пишу

Слова любви в книге своей жизни.

Правильнее было бы повернуться к нему, спрятать лицо на его груди, уткнувшись лбом в его мятного цвета тонкий свитер… Но я просто коснулась его щеки ладонью, позволяя Тому впиться в моё плечо ещё сильнее. И теперь отдача от его слов была физически ощутимой.

В глубине моих ночей,

Под покрывалом тайны,

Очерчены наши тела.

Чем больше я пытаюсь отдалиться,

Чем больше не откликаюсь на твой зов,

Тем мне вернее наша страсть,

И тем уверенней возрождается чувство.

Признание в любви -

Неземное наслаждение,

Признание в любви -

Губительное желание,

Признание в любви -

чернила моих вен,

Я высвобождаю его,

Когда без стеснения пишу

Слова любви в книге своей жизни. [2]

- Спасибо, Том…

- Я устал это слышать, Стэсс.

Он исчез так же быстро, как и появился. Вместе с этим исчезло навязчивое ощущение его присутствия, его взгляда, его контроля. И от образовавшейся пустоты мне стало ещё больней.

Я не помню, как и что предлагали публике мои друзья. Судя по тому, что Эмма покраснела – Том озвучил всё то, о чём рассказал мне в гастропабе сегодня. Мой собственный выход к небольшой импровизированной трибуне для объявления лота сорвался бы, если бы не Дэнни, который вовремя толкнул меня в бок. Одернув подол платья, я – совершенно растерянная – проследовала на место: там меня уже ждала моя сказка и моя благотворительная миссия.

Что сказать?

Как сказать?

Зачем это всё?

Зачем я здесь?

Взяв в руки книжицу, я увидела её в первый и, казалось бы, в последний раз. Поставив её обложкой от себя, я решилась, выдохнув.

- Я не владею магическими артефактами, как большинство моих друзей, присутствующих здесь. Мой скромный дар – слово. Поэтому я предлагаю тому, кто окажется достаточно щедр, по меркам нашей любимой Джейд, небольшое путешествие в сказку. Она детская, но ведь у каждого из нас есть знакомые детишки, не так ли?

Зал загудел. Истина была абсолютной. Поискав взглядом Тома, я увидела, что он стоит рядом с взъерошенным Рэдклиффом. Дэн показал мне большой палец и сделал страшные глаза, явно призывая продолжить спич.

- Это сказка о современном маленьком принце, - начала я, и тут же поправилась. – О маленьком принце не из Букингемского дворца, а из небольшого светлого двора в Кенсингтоне. О мальчике, который провел лето, наблюдая жизнь с высоты балкона своей квартиры, потому что никто не хотел с ним играть…

После каноничного фейспалма в исполнении Тома, я поняла, что нужно закругляться.

Он понял больше, чем мне хотелось бы: сомневаюсь, что он забыл о том, как ему доставалось из-за Драко в то австралийское лето после премьеры первого фильма о волшебнике в круглых очках.

Я кое-как перепоручила свой красиво оформленный, существующий в единственном экземпляре лот Джейд, и твёрдо направилась к выходу, не вслушиваясь в то, кто и сколько предлагает за мой фантазийный опус на тему детской биографии мистера Фелтона.

Я неслась с обречённостью изрядно опаздывающей Золушки, повторяя одними губами только одно заклинание.

Ассio brain.

Ассio brain.

Ассio brain…

***

Уже оказавшись в такси, я посмотрела на время: почти восемь вечера. Интересно… Набрав Роберта, я послушала три серии длинных гудков. Что бы это могло означать? Только то, что он не слышит или что не хочет разговаривать?

Плюнув, я набрала Стэфани: таксист не мог ждать вечно, пока я определюсь с адресом. Она ответила почти сразу, и почти сразу начала извиняться.

- Дорогая, я только собиралась тебе позвонить. Дело-то деликатное…

- Стэф, можно по-существу? Куда и во сколько мне приехать?

- Если по-существу, то никуда. Роберт просил передать, что он не считает возможным натравливать на тебя журналистов в твоём теперешнем состоянии.

- Правда? Я не знаю, наверное, надо бы сказать спасибо… - я чувствовала, как где-то внутри лопаются искрящиеся пузырьки гнева.

- Тебе виднее. Надеюсь, «твоё состояние» - это не беременность?

- Успокойся, нет. Моё состояние – это: «я всё равно хочу развестись». Так ему и передай, ладно?

- Милые бранятся, только тешатся… - рассмеялась Стэфани. Этот смех, эта фраза – всё цепляло слух, будто не обо мне. Она отключилась, а я назвала свой адрес.

Идите все к чёрту. Все.

Все, кроме того, которого я хотела бы, но не попрошу остаться.

________________________________________________

[1]Песня группы Negative - Frozen to Lose It All
[2] Песня Garou - L’aveu