Творчество

- Всё хорошо, Дэн меня встретил… - я одной рукой вцепилась в мобильный, а другой тщетно пыталась удержать на волосах то и дело сползающее вниз полотенце. На том конце провода мягко рокотал низкий голос мужа.

- Ты уже в отеле?

У меня был выбор: соврать ему или сказать правду, которая гарантированно ему не понравится. «Не слишком ли долго ты бережёшь его нервы? Не пора ли подумать о своих?» - совершенно внезапно прозвучало в моей голове. Я не успела понять даже, кому принадлежал этот голос. Сам факт того, что ко мне, кажется, вернулась моя способность мыслить отстранённо, окончательно сбил меня с толку. Решение было принято молниеносно.

- Нет, я не в отеле. Я у Рэдклиффа.

- Стэсс, ну мы же договорились…

- Что это меняет? Я всё равно уже в Нью-Йорке, а ты – в Сиэтле. Что, если я не хочу жить в отеле?

- Ты ставишь меня в неудобное положение!

- Ещё недавно эта фраза заставила бы тебя смеяться, Роб.

- А я сейчас более чем серьёзен. Мы же говорили с тобой об этом! И я говорил с Дэном…

- Дэн сам отменил твою бронь – это была изначально его собственная идея. И я не вижу в этом ничего плохого, милый. Ну, не будь занудой…

Когда-то давно он предупреждал меня о том, что придирается по мелочам. Это можно было терпеть и прощать, но не до бесконечности.

- Отличные новости! Теперь я ещё и зануда… - он шумно выдохнул, явно не смеясь.

- В газетах об этом всяко не напишут.

- Утешила, нечего сказать… Уже жалею, что отпустил тебя одну.

- Ради этого стоило улететь, честное слово.

- Я соскучился, - коротко сказал он. Но мне впервые за долгое время не хотелось ответить тем же. Может, потому, что это была простая формула вежливости? А может, потому что я действительно не успела соскучиться, привыкнув быть без него.

«Ты привыкла к этому ещё тогда, когда вы были врозь», - снова прошелестело где-то внутри меня.

- Угу, - сказала я вслух. – Небывалый случай…

Но в ответ неслись только короткие гудки. Я так и не поняла, что это было – прощание или отголосок обиды.

Перезвонить и продолжить разговор? В случае с Робертом, это было всегда бесполезно, потому что, если он обиделся, ему нужно время отойти. Это было то, в чём мы с ним похожи, как две майские чёртовы дюжины. Долгим и бесполезным дозвонам я предпочла завтрак в обществе друзей. А потом мы долго беседовали в гостиной, по-домашнему расположившись на расставленных полукругом диванчиках, больше напоминающих маршмеллоу, чем мебель.

- …А на Хэллоуин у нас была костюмированная вылазка в свет, - с восторгом рассказывала мне Кейти. Дэн прикрыл глаза рукой – и в этом его фейспалме было что-то трогательное.

- О да… Я честно предлагал ей нарядиться Мардж Симпсон.

- Бред, скажи? Ну, какая из меня Мардж? – Катя посмотрела на меня, явно ища поддержки.

- А что? Ты же любишь синий цвет? Была бы у тебя полуметровая синяя хала на голове… - откровенно стебался Дэн.

- И чем дело закончилось? – поинтересовалась я. Мне действительно было интересно, потому что мы-то с Робертом весь Хэллоуин проторчали дома.

- Мы были семейкой Адамс, - сказала Кейти. Прыснув, я посмотрела на Дэниэла, который только кивал.

- Ну да, да… Я натянул дурацкий полосатый костюм и был Гомезом. Вместо Гомера.

- Дэн, это было лучше, чем твоя идея с накладной лысиной!

- Ну… в принципе, да. Зато из тебя получилась прекрасная Мортиша.

- Дэн, а ты что – дома сегодня? - оборвала я их идиллические воспоминания. Рэдклифф усмехнулся.

- Сегодня буду, до самого вечера. Завтра репетирую с утра, послезавтра у меня – тадааааам – выступление с труппой. И в таком режиме я работаю почти всё время, оставшееся до конца года. Заканчиваем в декабре.

- А потом?.. - у меня перехватило дыхание, потому что я догадалась о том, что именно услышу.

- А потом мы возвращаемся в Лондон. Скорее всего, надолго. Я беру паузу здесь как минимум до открытия следующего сезона.

- Устал?

- И да, и нет, - Дэн на мгновение задумался. – Я не знаю, как объяснить… Просто мне иногда хочется притормозить немного. А то жизнь несётся с такой скоростью, что многое начинает проходить мимо меня. Кроме того, кое у кого начинаются занятия в Королевской консерватории… Я уже открыл для себя Рахманинова, кстати.

Он выразительно кивнул в сторону рояля, стоявшего на небольшом подиуме в дальнем углу гостиной. Я заметила этот шедевр как только вошла – белый салонный Steinway & Sons, мягко отсвечивающий новеньким глянцем.

- Скоро мне будет стыдно ляпнуть что-то не то в вашем присутствии, мистер Рэдклифф. Кстати, как насчёт пары контрамарок на ваш спектакль послезавтра?

- Даже не проси! Если я буду знать, что вы вдвоём сидите в зале, я, чего доброго, забуду слова!

- Ты? Забудешь? Кажется, ты уже несколько раз блистал на ток-шоу, демонстрируя не только свою великолепную память, но и отличную дикцию, - что-то подсказывало мне, что уговаривать его бесполезно.

- Дикцию, говоришь? Ну, следи тогда за дикцией моей. Никогда-и-ни-за-что-не-смейте-приходить-ко-мне-на-спектакль-вдвоём-это-чревато-моим-провалом! – выдал он буквально на одном дыхании длиннющей скороговоркой.

- Он даже мне не разрешает, представляешь? – вздохнула Кейти.

- Даже ей, представляешь? – Дэн сделал страшные глаза. – Но она всё равно ходит, что уж.

- Тебе придётся, мой дорогой друг. Потому что билеты я заказала ещё в Лос-Анджелесе. Пусть это будет Делом Двух Женщин.

- ДДЖ… - обречённо сказал Рэдклифф. А потом рассмеялся. – Да запросто! Когда это я трудностей боялся? Можно сказать, дёшево отделался…

Но его взгляд мне не понравился. Очень не понравился.

Мы пили чай, смеялись, шутили, вспоминали былые времена: и мне не верилось, что всё это было полгода-год назад. Казалось, мы говорим о какой-то другой жизни, которую я видела в фильме или во сне. То и дело я ловила на себе этот неуютный внимательный взгляд своего старинного друга.

Так смотрят в полной назойливых коллег курилке, когда нужно выйти и поговорить.

За этим повышенным жёстким вниманием стоял какой-то информационный повод: я видела, как на знакомом лице танцуют желваки, и понимала, что Дэнни очень нужно что-то сказать или о чём-то спросить. А меня клонило в сон: мне хотелось плотнее завернуться в предложенный Кейти плед и заснуть прямо здесь, на маленьком диване в их уютной гостиной. Напряжение последних дней так чётко резонировало с моим сегодняшним расслабленным выдохом, что моя голова сама клонилась к подушке.

- С вами дико весело, но у меня занятия по вокалу, дорогие мои! – почти торжественно объявила моя подруга, вставая с места.

- Пою я, а на занятия по вокалу ходит Кейти, - съёрничал Рэдклифф.

- У меня всё ещё впереди, - многообещающе отозвалась она, вынимая из стола папку с нотами. Прикрыв глаза, я зевнула, чувствуя, что вот-вот провалюсь в сон. – Стэсс, может тебе поспать? Вечером некогда будет…

- Угу… Я уже сплю. Практически. Можно?

- Конечно.

Реальность уплыла в сладкий туман, едва я закрыла глаза.

***

- Да, я всегда на себя много беру, ты же знаешь! Ой, да перестань… - тихий голос, пробивавшийся сквозь мой сон, принадлежал Дэну. Но я не могла заставить себя проснуться. Потому слова то сливались в нечленораздельный бубнёж, то снова проступали на поверхности моего затуманенного сном сознания.

-…я выслушал бы это лично, а не по телефону. Почему?! Я тебя спрашиваю, почему нет?!

Дэн сказал это громче, после чего понизил голос едва ли не до шёпота, позволяя мне балансировать на грани яви и сна. Мне уже снова начал сниться сон, в котором Роберт прилетел в Нью-Йорк, чтобы забрать меня из квартиры Рэдклиффа.

- …ты прекрасно знаешь, на какой рейс тебе сесть, и в каком городе вынуть свой драгоценный зад из самолётного кресла!

После этого я окончательно проснулась. Похоже, мой гостеприимный друг решил позвонить Роберту и усовестить его. Попытавшись осознать этот факт, я села. Рэдклиффа в гостиной не было. Какого чёрта? Неужели опять приснилось, и никто никуда не прилетит?

- … она меня ни о чём не просила! – громкий шёпот Дэна развеял мои опасения. - Короче… Поступай, как знаешь. Просто я в первый раз пытаюсь действительно что-то спасти. И подставляюсь, как друг, а не сижу в своём углу с нейтралитетами…

Я услышала приближающиеся шаги, и мне не оставалось ничего, кроме как снова улечься и сделать вид, что я всё ещё сплю. Я буквально кожей чувствовала приближение Очень Важного Разговора, и мне хотелось натянуть плед до самых бровей. Дождавшись момента, когда Дэн сел на диван у меня в ногах, я не стала ждать, когда он начнёт прокашливаться – и открыла глаза.

- А… это ты, маленький…

- Знаю, что поступаю бесчеловечно, бэйб… - он безропотно проглотил «маленького», будто и не слышал эту столетнюю подколку, которой в иные дни можно было вывести его из себя. – Но нам надо бы поговорить. Серьёзно так…

- У тебя сейчас такое лицо…

- Какое? – послушно уточнил Рэдклифф, улыбаясь.

- Как в «Смертельных Мощах».

- Что, опять похож на идиота?

- Нет. Ты даже с виду очень серьёзно настроен. С таким лицом идут в последний бой и сообщают неутешительные новости.

Он хмыкнул и на мгновение отвернулся.

- Да почти так и есть. Давай, я сделаю нам ещё чаю?

Он ушёл на кухню, будто давая мне ещё немного времени, чтобы собраться и привести в порядок свою причёску и свои мысли. Усевшись на диване по-турецки, я выдохнула, пытаясь унять сердце, норовившее вырваться из груди. Рэдклифф вернулся с подносом, на котором кроме чашек с чаем была еще пепельница и знакомая мне уже пачка «лаки страйк».

- Как ты понимаешь, я закурю, - предупредил Дэн, вынимая зажигалку из кармана. – Ты как, будешь?

Я покачала головой. Мне было достаточно горечи и без мерзкого привкуса табака во рту.

Раскурив сигарету, Дэн потрогал выпуклый бок чашки, будто проверяя температуру налитого чая.

- Рассказывай, - коротко бросил он, зажимая сигарету в углу рта.

- Эээ… О чём?

- Как ты? Нет, не так… - он выдохнул дым и натянуто улыбнулся. – Как ты… ТАМ?

- Оу… Да всё окей, Дэнни!

- Слушай… Давай начистоту: ты не будешь считать меня слепым, и у меня не будет повода на тебя обижаться. Да, - он взял паузу, но не для того, чтобы я могла возразить, а для придания веса собственным словам, - я понимаю, что мы редко виделись энное количество месяцев. Но я не перестал быть тебе лучшим другом. Ну… я надеюсь, что не перестал.

- Иди сюда… - сказала я каким-то картонно-чужим голосом, прежде чем обнять его за плечи и уткнуться лицом в его шею. Поплакать бы…

Дэн всегда крайне мужественно сносил мои истинно женские проявления, хотя я старалась щадить его психику и не истерить в его присутствии, пока однажды он не разрешил мне это в буквальном смысле слова и в своём собственном неподражаемом стиле. «Я прекрасно понимаю, что ты не свой парень. Я таких вот «своих парней» в юбках не особенно люблю, если честно… Поэтому если тебе нужно поплакать – плачь. Я это как-нибудь переживу. Главное – не пугайся, если у меня будут глаза на пол лица. Синие-синие…». Вот сейчас мне действительно нужно было поплакать: это избавило бы меня от многих ненужных слов и объяснений, но глаза были предательски сухими. «Агуаменти», - схохмил внутренний голос, отдалённо напоминающий Кейти. От этого стало немного полегче.

- Чай, - коротко напомнил Рэдклифф. Отлепившись от него, я поднесла к губам свою кружку, отчётливо ощущая запах брэнди. Мой дорогой друг…

- Спасибо, Дэнни. То, что нужно.

- Иногда это нужно пить без чая. Но успеется. Рассказывай давай, я всё ещё жду.

- Можно тезисно?

- Как тебе будет угодно. Не томи, иначе я точно пойду за бутылкой и сорву репетицию.

Значит, бренди только в моей чашке, отлично.

- Хреново, Дэн. Всё хреново. Я даже не знаю, с какого края начать пересказывать…

- С того, который тебя саму волнует, - подсказал он, откидываясь на спинку своего диванчика.

- Я хочу в Лондон. Потому что я не могу жить в Лос-Анджелесе. Звучит, как блажь, но это чистая правда. Не могу там работать, совершенно. А когда я не работаю, я задыхаюсь…

- Знакомо… - Дэнни вернулся к недокуренной сигарете. - Что ещё? Или проблема только в этом?

- Ты говоришь так, будто сам всё знаешь, - это не было ни упрёком, ни удивлением. Простая констатация факта. Склонив голову на бок, Дэн усмехнулся.

- Догадываюсь, в принципе. Но хотел бы слышать твою версию. Пока догадки при себе подержу. Может, обойдётся…

- Понимаешь… - я не знала, как сказать об этом вслух. Как не поверни, всё равно звучало как предательство. – Я торчу там совершенно одна. Роберт не возражает против моей светской жизни, но на кой чёрт мне эта свобода? С таким же успехом я могла бы жить в Лондоне - одна и без этого дурацкого штампа в паспорте. Он всё равно был бы где-нибудь за океаном. Одним штампом семью не создашь…

- Штамп – это действенный способ застолбить спорную территорию, - туманно намекнул Рэдклифф. – Но глупый, если честно… Как по мне, вы никогда не были именно семьёй. Красивой парой – да. Семьёй – нет.

- И это говорит наш шафер, - пришёл мой черёд усмехаться.

- Может, для тебя это – новость, но я никогда не был в восторге от этой затеи. Но есть темы, к которым нет доступа даже самым близким друзьям.

И это действительно не было для меня новостью. Я прекрасно помню те дни напряжённого молчания, когда Дэн всячески делал вид, что не знает о прилёте Роберта, когда Алан отказался работать со мной, потому что… Потому что предвидел слишком многое. Например, мой писательский затык, который грозил бы ему очередной неустойкой и потерей издателя.

- Полагаю, ты понимаешь, что отговаривать тебя было бесполезно? Ты же была так влюблена…

Наверное, только Фелтон знал о том, насколько далека я была от мыслей о замужестве весной, а о том, как мне было страшно, не знал даже он.

- Да, была влюблена. И накручена была до предела.

- Боялась потерять его? Или разлюбить? Или что он тебя разлюбит?

- Типа того…

- И как? Страхи были напрасными? У вас идиллия, и всё, что вам мешает – это география?

- Не знаю, Дэн. Мы спим вместе – кажется, это всё, что осталось. Мы будто живём чужую жизнь, притом, начерно. Словно что-то вот-вот должно измениться… Я ненавижу нашу квартиру, в которой всё время не хватает чего-то. Или кого-то. Я забыла, когда мы вообще могли быть вместе, Дэн! Это не жизнь, это какой-то затяжной прыжок с парашютом. Притом, купол до сих пор не раскрылся…

- И не раскроется, - он затушил сигарету в пепельнице и снова принялся за чай. – Стэсс, любовь – это не бронхиальная астма. От неё не задыхаются, задыхаются без неё.

- Ты, конечно, теперь собственным опытом располагаешь в данном вопросе…

- Вроде того. Я не мог сказать тебе этого тогда, но сейчас я не могу не сказать: мне кажется, ты что-то путаешь. И чем дальше, тем больше.

- Мне нужно время, чтобы разобраться в себе… Это я понимаю. И тут же понимаю, что уже поздно – я замужем. Думать надо было тогда, в OBar, когда я соглашалась. В твоём, кстати, присутствии.

- И что?! Лучше вовремя понять, где выход, чем сделать этот брак тюрьмой! Кто знает, может, на расстоянии вам проще сохранить ваши… эээ… чувства.

- Не надо только ёрничать, Дэн!

- Хорошо! Я могу организовать твой… хм… побег. Если ты этого хочешь. Через месяц мы все будем в Лондоне, и лично я сделаю всё, что от меня потребуется, чтобы ты осталась там столько, сколько сама захочешь, - у него были синие-синие и при этом очень злые глаза. – Ты будешь сидеть там, и думать, сколько влезет. Думать ты умеешь, я знаю.

Резко, будто кто-то отпустил невидимую пружину, Рэдклифф встал с места и заходил по комнате.

- Поверь мне, я знаю пару отличных поводов для того, чтобы Роберт отпустил тебя в Англию и не пикнул!

- Где ты раньше был…

Он возмущённо посмотрел на меня.

- Здесь! Я всегда был здесь. Но ты не просила меня помочь тебе. Ты, как обычно, тихо чахла в своём углу, надеясь помочь делу думаньем. Ты не хочешь в Лондон, Стэсс? Уверен, это решит твои проблемы с отсутствием вдохновения. И разрядит обстановку. Иначе дело упрётся в депрессию, а вытащить тебя из петли в Лос-Анджелесе я не смогу чисто физически. Моя фамилия Рэдклифф, а не Поттер! Если твой муж не клинический эгоист, он как минимум задумается. Странно, да? Ты думаешь слишком много, зато он не думает вообще…

- А как максимум? – тихо спросила я.

- Что?! – непонимающе уточнил Дэн.

- Программа-максимум, говорю, у тебя есть? План «В» или ещё что-то в этом духе… Как-то мой муж, - это слово впервые далось мне с трудом, - говорил, что ему проще будет убить меня, чем отпустить.

- Думаю, он тоже погорячился, - отрезал Рэдклифф. – Знаешь, чего не ляпнешь в пылу чувств… В любом случае, мне хотелось бы верить, что ваши проблемы решаемы. Один раз вы уже расстались – никто не умер, и никто никого не убил. И вообще… будешь выпендриваться дальше - натравлю на тебя Эмму! – он вбросил последний аргумент, и я не нашлась, что ответить, понимая, что уже завтра мне обязательно позвонит мисс Уотсон. – Ну, скажи мне, если я не прав…

- Самое сильное моё желание сейчас – вернуться в Лондон. В этом ты прав, мой дорогой.

Он смотрел на меня сверху вниз, и его губы дрожали от сдерживаемой улыбки.

- Ох, Стэсс… Тебе бы бояться твоих желаний. Хотя… Мне кажется, уже очень скоро оно перестанет быть единственным из самых сильных.

«Тебе всегда удаётся влипнуть в какую-то стрёмную передрягу, не так ли?» - бесцветно сказал Том Фелтон в моей голове. Эти слова прозвучали так же отчётливо, как и тогда, в феврале, с той же толикой иронии - будто моя память, педантично хранившая эту фразу всё это время, издевалась надо мной. Мне не хотелось бы слышать её ещё раз, равно как и не хотелось бы очередных подтверждений моей собственной непоследовательности.

О том, что необратимых решений не бывает, я узнала на собственном опыте этой зимой. Мне казалось, что на этот раз все мои ходы были рассчитаны точно, что меня вела если не судьба, то хотя бы наитие, подпитанное любовью. Но я чувствовала, что в расчетах есть ошибка – а математика никогда не давалась мне действительно хорошо.

Всё, что я умею делать – собирать слова в предложения и думать: как рефлексивная истеричка – до бесконечности, до полного отупения гоняя себя по лабиринтам придуманных ситуаций, собственных страхов и надежд. Мне всегда сложно признать очевидное, особенно, если оно лежит на поверхности. Я чувствовала, что в расчеты закралась ошибка, но мне не хотелось этого признавать: может, потому что правда была слишком большой, чтобы осознать её в четырёх стенах квартиры в Лос-Анджелесе?

Сбежать от тебя второй раз, Роберт? Воспользовавшись тем, что ты сам меня отпустил… История повторяется, но, к сожалению, ничему меня не учит. Я смотрела на Рэдклиффа, который продолжал нависать надо мной, и не могла понять, почему нет чувства совершенно дурацкого дежа-вю – только ощущение того, что я где-то на площади Гриммо, 12 в Лондоне-которого-нет. Мой персональный Орден Феникса, чёрт подери. Операция по моему спасению.

Впору было жалеть о прозаке, отправленном в мусорное ведро.

- Скажи мне, Дэн... Но только честно. Неужели ты думаешь, что у нас не любовь?

- Честно? Я не знаю. У меня есть версия, но она кощунственна, потому я воздержусь. Целее буду.

- Если я стану доказывать, что у нас серьёзные чувства, то…

- Это только убедит меня в обратном. Я не слепой, хотя и говорю тебе об этом не первый раз. Ты несчастлива. Это куда важнее дифференциации этих ваших чувств. И если ты несчастлива с ним, то тебе надо оставить его хотя бы на время. Так? Чтобы понять, в ком или в чём причина… И чтобы не начать ненавидеть его за это. Его работу ты уже и так ненавидишь.

- Кажется, я и не начинала её любить.

- Тем более. Займёшься своей. Если у тебя не будет собственных идей – я напомню тебе об одном давнем проекте, Стэсси…

Только не это! Я прекрасно помнила о том, что наш соавторский сценарий так и не был закончен. Но заниматься именно этим мне хотелось в последнюю очередь. Впрочем, в качестве воодушевляющего пинка, приём был очень даже эффективным.

Дэн вернулся на прежнее место и снова закурил, позволив нам обоим молчать некоторое время. Я смотрела на него, пытаясь соотнести разговор и услышанное до его начала. Но мой лучший друг в очередной раз помешал мне сосредоточиться на этом.

- Понимаешь, щекотливость ситуации уже в том, что я сам принял сложное решение. Мне пришлось выбирать между нашей с тобой дружбой, мужской солидарностью и невмешательством в чужие дела. И разорви меня горгулья, если выбор был легким! Классический треугольник затрат, целей и результата. Задачка, достойная профессора Снейпа, чтоб ему…

- Да уж… Не хотела бы я быть на твоём месте.

- А я – на твоём, - улыбнулся он, и тут же снова стал серьёзным. – Я выбрал дружбу и солидарность. Как ты понимаешь, невмешательством пришлось пожертвовать…

- Спасибо.

- Совет хочешь?

- Теперь-то? Валяй…

Помолчав немного, Дэн посмотрел на меня долгим и пристальным взглядом.

- Никогда не жертвуй тем, что по-настоящему любишь.

- Ага, что ещё можно было ожидать от человека, который по-настоящему любит совать свой нос и все четыре лапы в чужие дела! – рассмеялась я.

- Что уж там, и хвост с кисточкой тоже… - отозвался он. - Да… если тебе нужен юрист – тоже могу одолжить. У меня есть десяток отличных специалистов по международному праву.

- Я, вроде как, не планирую разводиться.

- Ты и замуж выходить не очень-то планировала.

И он был чудовищно прав: от осознания правды - пусть даже в его исполнении, - мне стало немного холодно.

***

К вечеру у меня подскочила температура, потому планы Кейти пришлось отложить. Вместо того чтобы забиться в дальний угол отведённой мне комнаты, я оккупировала гостиную Рэдклиффа, вооружившись блокнотом и телефоном. Кейти играла на рояле, я слушала и потихоньку переваривала услышанное днём, иногда делая пометки.

- Ты что делаешь? – не выдержала подруга, усаживаясь рядом и заглядывая в мои записи. Я молча показала ей лист, разделённый надвое: слева были аргументы «за», справа – «против». Колонка справа была в два раза длиннее.

А утро началось с телефонного звонка от Эммы, которого я, в принципе, ждала. Мы говорили минут двадцать, из которых ровно половину она слушала мои объяснения, и столько же говорила сама. Уж не знаю, накрутил ли её Дэн или она сама копила все эти невысказанные эмоции, но в конечном счёте она сказала странную вещь.

- Не надо ждать, что стерпится или слюбится. Не стерпится и не слюбится. В Голливуде бывали браки и покороче вашего.

- Ты говоришь так, будто вопрос решён, Эмз…

- Тебя это удивляет? Мои родители развелись, когда мне было пять. Наверное, моя жизнь сложилась бы иначе, если бы они тащили свой брак и дальше. Совершенно точно у меня не было бы братьев и сестёр. Может, конечно, я рассуждаю как наполовину француженка… В этом плане мне свойственна некоторая лёгкость мысли. В любом случае, я надеюсь увидеть тебя в Лондоне в ближайшие месяцы.

Я чувствовала себя форменной трусихой, но мне было крайне приятна забота всех моих друзей: кажется, они не могли наговориться со мной… Каждый из них хотел чем-то помочь, что-то сделать или посоветовать, а мне оставалось только кивать и плюсовать нужную колонку аргументов.

У меня было сильное ощущение неотвратимости перемен. Но я же и понимала, что нельзя начать ничего нового, не отпустив старого. В незакрытые двери прошлого всегда будут забираться какие-то неуютные сквозняки… Мне не хотелось представлять, сколько таких дверей у меня самой, и что это за двери – тронных залов или калитки, ведущие в почти запущенный сад…

Я не звонила Роберту первой, прекрасно помня о том, что телефон работает в двух направлениях. Если бы тогда он удосужился снять трубку и поговорить со мной, жизнь могла бы пойти по-другому. Но иногда в наши жизни слишком явно вмешивается рок – и тогда на короткий период становятся возможными только невыносимо жёсткие сценарии. Кажется, некоторые страницы в них написаны нашими слезами, желчью и кровью. Роберт мне не звонил, и в этом тоже был знак.

Он занят. Ему не до тебя. У тебя есть время подумать…

После того, как мы с Кейти действительно сходили «посмотреть на Дэна», я приняла решение. ДДЖ удался на славу: Рэдклифф так шикарно бледнел и запинался на бэкстейдже, что я уже почти поверила в то, что он может облажаться на сцене. Но Дэнни был прекрасен… Я всё время представления думала не о том, и была искренне благодарна Кейти, которая делала вид, что не замечает моих ответов невпопад. Под пение Рэдклиффа моя решимость только окрепла: когда мы все втроем садились в машину, чтобы ехать домой, а потом в ресторан, я поймала своего лучшего друга за рукав пиджака.

- Дэн… Я лечу с вами в Лондон.

Посмотрев на меня без тени улыбки, он кивнул.

- Хорошо, я завтра забронирую билеты.

Это было так просто, что внутри зазвенел какой-то вакуум, словно я скатилась вниз с высокой горки, едва удержав равновесие. Сидя на заднем сиденье, я смотрела в темноту окна, расчерченную яркими огнями улиц большого города, я буквально вынашивала решимость позвонить мужу сегодня же.

Чтобы сказать о принятом решении.

Чтобы услышать его голос и понять, верно ли выбранное мной направление…

Мне не нужно было его разрешения. Где-то глубоко внутри меня беспокойно ворочался инстинкт самосохранения. Хотя чаще всего мне и тем, кто знает меня, кажется, что я лишена его вовсе.

Мы собирались поужинать в ресторане, в Нижнем Ист-Сайде. Кажется, Кейти говорила о Congee Village, потому нам предстояло скинуть дома вечерние туалеты, надеть простецкие джинсы и с улюлюканьем отправиться в мир крутящихся подносов, общих тарелок и полного китайского изобилия за двадцать баксов. У меня был короткий промежуток времени, заполненный шуршанием наших шёлковых платьев, усталым, но воодушевлённым смехом Дэниэла и наэлектризованным нетерпением сборов.

Сев на низкий пуфик у зеркала, я взяла телефон, чувствуя, как ладонь становится нервно-влажной. Знакомые цифры номера, долгие-долгие гудки…

Внимательное молчание на другом конце провода. Всегда так, когда он обижен. Ни «привет», ни «да», ни «алло» - просто дыхание.

«Я раньше и не думал, что у нас на двоих с тобой одно лишь дыхание…» - всплыло в памяти сиплое и родное, свердловское. Как странно, но знакомые слова песни, известной мне с юности, получили какой-то новый смысл. Чёртова Америка.

- Привет, Роберт.

- Привет, Стэсс.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я почувствовала силу и слабость одновременно. Как ему сказать?

- Я лечу в Лондон…

Наверное, в такие моменты душа начинает отделяться от тела.