Творчество

музыка





На самом деле, для нормального функционирования человеческого организма нужно не много – питаться, спать, справлять нужду, спариваться время от времени. Это если у человека…. хм…. нет души как таковой. Но, если же вы счастливчик, и она у вас присутствует, то извольте потрудиться, так как для средненького существования она будет требовать услады в виде бессмертных творений великих музыкантов и живописцев, будет изводить вас поисками «пищи для размышлений», то есть книг. Будет вопить о своих желаниях быть понятой и приласканной, причём, заметьте, не вами. Нормальный человек, конечно, будет потчевать и лелеять сию хрупкую субстанцию, дабы не деградировать. Правда, бывают такие случаи, когда душа начинает наглеть, дабы просто обожраться или же перейти на новый уровень – неизвестно. Тем не менее, итог один – она алчет насыщения, даже если объектом желания становится другой человек и его душа.



Мы дышали одним воздухом на двоих, причём в прямом смысле – она выдыхала, а я вдыхал, и наоборот. Мы находились в одном пространстве, будто только оно и существовало – её колено так и было зажато между моими, наши руки все также соприкасались.

Но мне было мало, ничтожно мало всего этого. Мне хотелось, чтобы мы склеились, приросли, а лучше вросли друг в друга. Я жаждал впитать эту девушку в себя всей кожей…

Глядя в её глаза и чувствуя, как её ладонь повторяет контуры моей щеки, я вдруг вспомнил, хрен знает, где вычитанную или услышанную легенду о том, что когда-то Боги создали людей почти совершенными. В каждом человеке были соединены два начала – мужское и женское, у них были четыре ноги и четыре руки, два лица, смотрящих назад и вперёд. Люди были почти неуязвимы, потому что подкрасться к ним незамеченными было невозможно, множество рук делали всё в два раза быстрей, а ноги помогали уходить на дальние расстояния и воспроизводились они без чьей-либо помощи.

Боги рассвирепели, что создали почти подобных себе и рассекли каждого человека на две половины – мужскую и женскую, с двумя ногами и руками, с лицом, смотрящим только вперёд. С тех пор мир населён одинокими и ищущими существами, но….стОит только найти свою половину, как вы снова станете неуязвимы, потому что будете единым целым, вновь срастётесь спинами.

Я всегда старался не впускать особо глубоко в себя всю эту романтическую бредятину, хоть и хранил её в особом месте своей души, но стоило появиться Ане, как всё скопом полезло через все отверстия. И я уже не мог контролировать эти мысли, точно так же, как и не был властен над своими чувствами.

Наверно, её сумасшествие заразно, но я был уверен, что она - это мои, те самые отрубленные две ноги и две руки. Теперь я желал, чтобы нас соединили обратно, потому что мне было мало, просто смотреть на неё, мало чувствовать её дыхание, мало касаться.

Я хотел пить её, поглощать, впитывать, насыщаться.

Неожиданно мой желудок заурчал так, что слышно, наверно, было на другой стороне улицы. Ор сопровождался голодной болью, от которой я непроизвольно дёрнулся, о чём мгновенно пожалел – переполненный мочевой заявил о себе очередными позывами, которые уже ну никак невозможно было сдержать.

Я бросил измученный и извиняющийся взгляд на Ану и помчался в ванную.

Только тогда, когда струя переработанного вискаря стала угасать, я потихоньку возвращался в реальность…. в которой:

а) мы проснулись в обнимку;

б) минуту назад мне вдогонку не полетела подушка или что-то поувесистей;

в) взгляд Аны не предвещал ничего плохого.

В крайне задумчивом состоянии я смыл воду в унитазе и уставился на своё отражение. Вердикт: вполне сносно.
Зубная щётка и мятная паста добавили ещё с десяток пунктов к моему мироощущению. Умывшись ледяной водой, я окончательно проснулся. Мысли пробудились, а вместе с ними и воспоминания вчерашней ночи. Можно было еще долго проторчать в ванной, переливая из пустого в порожнее, но важнее было начать действовать, пока еще оставалась надежда, что все еще может обернуться очень даже хорошо. Только бы не спугнуть.

В итоге я взъерошил шевелюру и шагнул в гостиную.

Ану как раз было видно в дверном проёме – изломанная поза, рука, взлохмачивающая волосы, одно плечо снова обнажено.

Против моей воли, да и вообще не спрашивая меня, пришло чувство смущения, а вместе с ним и вины, прорвавшись на щёки алыми пятнами. И как можно было вот эту девочку? Вот так…. Я….

Ана повернулась, и внутри меня одномоментно затянули пружину.

Ледяные глаза насквозь протыкали колющими иглами – сладкая боль. Приоткрытые губы жарили заживо – огненное наслаждение. Мда, значит, можно было….

Ана провела рукой по всклокоченным прядям и прикрыла ладошкой губы, подавляя сладкий зевок. Пальцы медленно скользнули по нежной коже, по впадинке под нижней губой, переместились на подбородок, замерли на шее….

Я нервно сглатывал и пялился. Пялился и сглатывал. Как завороженный.

Ещё одно изломанное движение, и в ванную комнату закрылась дверь.

Я остолбенел. Моргнул, снова моргнул, прогоняя наваждение. И усмехнулся.

Нет, чтобы, Паттинсон, выбрать тихую, скромную девушку, которая будет преданно глядеть тебе в рот и самозабвенно стирать вручную твои носки.

Я выбрал ту, которая заставляла смотреть вглубь себя, выворачивать наизнанку свои заветные желания, требовала чувствовать и желать.

И да, я желал. Сегодня я желал дарить, не брать, как вчера, а именно дарить. Безвозмездно.

В ванной послышался шум воды, бьющей косыми струями по душевой кабинке, и я опрометью кинулся из номера. Сейчас мне жизненно необходимо было найти ту милую старушку и вытрясти из неё информацию о том, где можно достать завтрак, желательно, вкусный завтрак.

Старушка, на удивление, нашлась быстро (видимо, табло с очками вернулось и теперь пребывало в хорошем расположении духа). К тому же, она не просто нашлась, но ещё и препроводила меня на кухню, где умопомрачительно пахло беконом, овсянкой, жареными яйцами и свежим кофе, оставшимися от завтрака. Всю эту прелесть она сгрузила на поднос и, всучив его мне в руки, велела не запинаться и смотреть под ноги.

Паттинсон, ты жалок! Даже немецкая старушка заметила твои косолапые ноги и умение на ровном месте споткнуться раза три, не меньше! Ана точно преувеличивала, говоря о моей фактуре, но вспоминать об этом было приятно, так как её глаза в момент сказанного были весьма правдивы. Впрочем, как и всегда.

Дважды хвала небесам! Я добрался до номера без приключений, успев как раз до того, как Ана закончила свой туалет.

Пока я расставлял на столике принесённую провизию, в ванной что-то брякнуло, звякнуло, Ана выматерилась, снова что-то звякнуло, и всё затихло. Нехитрые подсчёты и анализ звуков привели меня к тому, что Ана что-то уронила и теперь увидела пропажу своих трусиков, которые…. которые лежали в кармане моих джинсов.

Щёки в очередной раз загорелись, и надо же было Ане выйти именно в этот момент!

Краснорожий Патц, роняющий тост, конечно, маслом вниз, а тот приземляется, аккурат, в кувшинчик со сливками.

В рот мне ноги!

Я пялился на своё чудотворение и боялся поднять глаза. Табло уже не оперировало циферками, оно тупо стебалось надо мной.

Рядом со мной прошелестел воздух, скрипнул диван и тонкие пальцы вытащили тост из кувшина. Меня буквально обдало чарующим запахом этой девушки, не схожим ни с чем. Горячий душ только усилил аромат, что источала Ана, распарил и без того сладкую бархатистую кожу.

- Тебе со сливками? – поинтересовалась она, разливая по чашкам кофе. Издевается, стерва.

- Чёрный попью, - буркнул я и имел неосторожность посмотреть на Ану.

СтОит ли говорить, что досаду и злость снова, будто ластиком стерли? Девушка рядом со мной аппетитно вгрызалась в бекон и с удовольствием ела овсянку. Овсянку?

Я невольно залюбовался, как её пальчики обхватывают длинную ручку ложки, как она черпает жидкую субстанцию и отправляет себе в рот, облизывает губы, снова черпает и снова облизывает. Мне стало интересно, и я сам взял тарелку с овсянкой, так красиво у меня, конечно, не получилось, и я только чудом избежал падения ложки себе на штаны, но овсянка и впрямь была божественна!

Я поймал Анин взгляд – оказывается, не один я вуайеризмом страдаю. Её глаза…. мне снова захотелось ею насыщаться.

Определённо, сегодняшний день будет длинным.



Завтрак, а если уж быть честным, то обед или даже ужин, прошли в молчании. В таком противном тягучем безмолвии.

Ну, со мной-то всё понятно, я вообще боялся сделать лишнее движение, дабы не разрушить то странное и хрупкое равновесие, с которым мы проснулись.

А Ана….она просто молчала, изредка бросая на меня нечитаемые взгляды.

- Патц? – меня что-то потряхивало. - Пааааатц!

- А? Где? – я открыл глаза и пытался влиться в реальность. - Я, что вырубился?

- Ага, - Анин голос прозвучал тихо, но для меня был подобен грому, тогда-то до меня и допёрло, что она стоит слишком близко, наклоняется ко мне слишком сильно, я чересчур остро ощущаю её запах и слишком хорошо могу разглядеть каждую ресничку, густо накрашенную чёрной тушью. Тушью? Сколько же я спал? – Недолго, - Ана словно прочитала мои мысли. - Ты вырубился минут на сорок.

- Это всё хронический недосып, - промямлил я из-под ладоней, которыми пытался растереть остатки сна. Твою мать, когда я успел провалиться в сон? После того, как доел овсянку? Или перед тем, как пригубил обжигающий кофе? - Побочный эффект моей работы…

- Ага, - перебила меня мадемуазель. - Или привет от шнапса и вискаря.

Упс! Я прям слышал, как тихонько хрустнул тонкий лёд нашего спокойствия, которое зиждилось на не упоминании о вчера.

Ана замерла и, кажется, сама поняла свою ошибку. Ко мне же в голову не прошеными гостями ввалились вопросы, которые задремали после вчерашнего вечера метаний. Она так спокойно говорила об этом, так легко воспринимала. Не сопротивлялась, не кричала….

Я вскинул руки и снова принялся тереть лицо. Не хочу, не хочу об этом думать! Я хочу просто быть здесь и сейчас, хочу заставить её забыть то, что произошло, но Ана, толи специально, толи нет, толкала меня во вчерашние воспоминания, словно засасывала в воронку, из которой я отчаянно пытался выбраться.

- Тебе налить? – я оторвал руки от лица и уставился на девушку. Два бокала на высоких тонких ножках и бутылка красного вина. Она дрочит меня. Определённо. – Здесь оказался премилый винный погреб, - как ни в чём не бывало, щебетала она. - И я совершила на него налёт. Ты ничего не имеешь против бордо восемьдесят третьего года?

Клянусь своей задницей, у меня рожа вытянулась точно резиновая! Не имею ли я против? Бордо восемьдесят третьего?

Имею, бл*ть! Ещё как имею! Я всеми способами и методами пытаюсь на хрен убежать от содеянного, а она машет перед моей рожей бухлом, которое, между прочим, пузырясь в моей крови, тоже участвовало в оргии, которую я затеял вон у той стеночки!

Я изливался праведным гневом, а Ана разливала вино по бокалам. Как завороженный, я наблюдал, как тёмная, тягучая жидкость обнимает тонкое стекло бокала, как Ана осторожно качает его, распространяя вино, нюхает, делает глоток.

Я очнулся, когда она села рядом со мной и протянула второй бокал. На автомате я его взял и поднёс к губам.

- Это поможет, - вдруг тихо прошептала Анна. - Станет легче.

Какой же я идиот!

Сейчас в её глазах я читал всё то, что она сделала за последние двенадцать часов. А именно, всячески сгладила и скрасила произошедшее вчера. Она пустила меня в свою постель (теперь я не сомневался, что она с самого начала знала, что я устроился рядом). Она с улыбкой встретила моё пробуждение. Она не затеяла выяснения отношений. А теперь она ещё и предложила опохмелиться моей вине – под градусом ведь легче себя простить.

Она же, как я понял, уже меня простила. Почему?

Вопросы надо уметь задавать вовремя. Я этого не умел и вместо того, чтобы наслаждаться Аниной близостью, я снова четвертовал себя за содеянное. В который раз за последние двенадцать часов.

- Ана…. - Кретин! Я всё-таки открыл рот! Но Ана и тут оказалась чуть дальновидней меня.

- Шшш,… - она покачала головой, отчего вино тоже задвигалось в её бокале, накладывая на её лицо бордовые блики. - Потом. Всё потом.

Её взгляд, снова такой мученический, всепрощающий, всё понимающий отчеркнул вчера от сегодня. Оставил за гранью мои муки и метания. Потом. Хорошо, пусть будет так.

Сутки назад я уже отдался в её руки, значит, сегодня мне нечего и не из чего выбирать. Подводя итог, я отсалютовал ей бокалом и выпил его залпом.

В последней проглоченной капле явно была квинтэссенция моей сегодняшней навязчивой идеи. Я облизнул губы и совершенно чётко понял, что желание насыщаться Аной достигло своего апогея.

Я отставил бокал и вперился в неё взглядом. Кого и в чьи глаза засосало первым – неизвестно, но мы оба, как та Алиса, с бешеной скоростью падали в чёрную дыру.

И уж точно могу сказать, что никто из нас двоих не хотел выбираться из неё….



музыка

Ана сделала несколько мелких глотков и поставила свой бокал рядом с моим. Медленно, слишком медленно перевела свой взгляд на меня. А я хотел ещё сильнее растянуть это мгновение – как она немного поворачивает голову, и становится виден кончик её носа, ещё дюйм, и во всей красе видны её длинные ресницы – они дрожат, ещё дюйм, и я во всех подробностях могу разглядеть её приоткрытый ротик, глаза начинают двигаться, параллельно с ними начинают улыбаться губы, её взгляд движется по моему подбородку, губам, носу….

Будто удар молнией. Её взгляд. Мой взгляд. Видимо происходит какая-то реакция, неподвластная нам, потому что я чувствую, как покалывает ладони, словно я долго держал в них снежок, как немеют пальцы на ногах, будто я топтался в снегу в осенних ботинках. Я словно цепенею от желания – своего, её. Нашего.

Когда её ладонь ложится на мою щёку, я могу лишь хрипло выдохнуть. В этот момент, кажется, что в лёгких что-то булькает. Наверное, это жидкое состояние счастья.

Её ладонь прохладная и пахнет сигаретами, вином и…ею.

Низ живота сводит от предвкушения. Предвкушения того, что я просто чуть склоню голову и коснусь губами её руки.

Это так волнительно и в тысячи раз интимнее, чем все мои вчерашние фрикции вместе взятые.

Она вздрагивает, когда я касаюсь её руки губами, и мне почему-то кажется, что она чувствует то же самое, что и я.

Её кожа сухая, но нежная, чуть сладковатая на вкус, когда я провожу языком по костяшкам ее ладони. Ана снова вздрагивает, а я переворачиваю её руку ладонью вверх, провожу языком по линиям её судьбы, потом обхватываю губами каждый коротко стриженый ноготок. Да, я фетишист….

Хочется поскорее прильнуть к её губам, но страх перед её взглядом останавливает меня, но ровно до тех пор, пока я не ощущаю прикосновение её губ к своим волосам. Осторожно, невесомо. А потом она целует мой лоб, а я чувствую, как улыбаются её губы….

- Ты будешь очень морщинистым дедушкой, Патц, - тихо смеётся она. Я тоже улыбаюсь и шепчу ей в подбородок:

- Не называй меня так, - не могу сдержаться, обхватываю подбородок губами. Какой нежный….

- Хорошо, - она выцеловывает мои брови. - Роберт….

Господи!

На низ живота, кажется, льют мёд – так щекотно и сладко. Мучительно приятно.

Ана обхватывает моё лицо ладошками и заставляет посмотреть ей в глаза, а я не вижу их, только тяжёлое, винно-горькое дыхание, зато чувствую, как она поедает мою мимику взглядом. Вижу её глазами, как раздуваются и трепещут мои ноздри, как приоткрываются губы, складываясь в какую-то мучительно-волнующую гримасу, словно мне физически больно от предвкушения.

А мне на самом деле больно, и нет больше сил сдерживаться.

Осторожно обхватываю верхнюю губу своими губами – сладко…

Проникаю языком внутрь – горько…. горячо...

Кончик её языка прохладный и дрожит. Отстраняюсь ровно настолько, чтобы не соприкасаться губами, только языками. В жизни бы не поверил, что язык может быть таким чувствительным!

Каждое касание – это маленькая вспышка внизу моего живота, посылающая разряды по всему телу и заставляющая ноги неметь ещё сильнее.

Ана вдруг хрипнула и неожиданно впечаталась в меня, больно ударяя зубами. Теперь это были не вспышки, а одна сплошная кавалькада громовых ударов. Её руки вцеплялись в мои волосы на затылке, а я сминал пальцами её ягодицы.

Поцелуй прервался также неожиданно, как и начался. Мы оба тяжело дышали и не сводили глаз друг с друга.
Давай, Паттинсон, действуй!

Я мысленно отвесил себе подзатыльник, благодаря которому резво соскочил с дивана и поднял Ану на руки. Ровно через полтора шага я запнулся. В попытке удержать равновесие, а заодно и Ану, я делал странные не поддающиеся логике движения, а девушка только сильнее цеплялась за мою шею. В итоге я благополучно прислонился спиной к дверному косяку спальни и попытался перевести дыхание.

Наши взгляды встретились…. и мы начали ржать! До слёз! Утыкаясь друг в друга, хватаясь за стены и за одежду, буквально ползли до кровати, чтобы пережить очередной приступ хохота, уже рухнув на нее.

- Рооооооб, - Ана выдавила моё имя сквозь смех, и в этой растянутой «о» читалось что-то о моей бесполезной фактуре.

Я перестал смеяться первым и, конечно, воспользовался этим.

Я ещё не успел подумать, что сделать, а мои пальцы уже бежали по её оголённому плечу, касались нежного тонкокожего внутреннего сгиба локтя, ласкали голубоватые венки на запястье.

Анин смех резко прервался. Теперь было слышно лишь её частое, прерывистое дыхание.

А я не мог оторваться от вздымающейся груди…. не думая обхватил сосок губами, который тут же облепился мокрой тканью.

- Рооооооб, - теперь в этой протяжной «о» было сладкое желание.

Я отпустил горошинку, но тотчас же коснулся её кончиком языка – Ана вздрогнула всем телом и запрокинула голову. Тут же захотелось провести пальцами по длинной шее с выступающим кадыком, но вместо этого я схватил её за талию и, приподняв, усадил к себе на бёдра…откинул назад, заставляя выгнуться и дать мне доступ к шее.

Боже, как бьётся пульс! В мои губы жадно и дико толкалась Анина кровь, стремительно пролетая через сонную артерию. Каждый удар её сердца – это очередная вспышка внизу моего живота. Собственно, результат этих вспышек Ана уже ощущала, осторожно, скорее чисто инстинктивно, ёрзая на моей эрекции.

Я проложил дорожку поцелуев от мочки уха до впадинки меж грудей, толкнул Ану ещё раз, чтобы она совсем откинулась корпусом на постель.

Кожа облепила лесенки рёбер и едва заметные мышцы живота, которые можно было с лёгкостью разглядеть сквозь тонкий трикотаж. Маленькие округлые косточки бёдер.

Не сдержался, скользнул взглядом по тому месту, где её промежность плотно прижималась к моей очевидной выпуклости. Ана протяжно выдохнула и прижалась ещё сильней. Казалось, что и там я чувствую её кровоток.

Пальцы пробежались от тонких ключиц до подрагивающего пупка. Я осторожно подхватил края кофты и потянул вверх, Ана выгнулась ещё сильнее, заставляя меня скрипеть зубами – такими темпами моя выдержка вскоре прикажет долго жить….

Под кофтой - только гладкая кожа и лоскуток тонкого кружева на груди. Настолько тонкого, что я без труда могу рассмотреть цвет её сосков, размер окружностей вокруг них и две родинки на левом полушарии.

Осторожно снимаю лямочки, наклоняюсь и целую изящные плечи, провожу языком по ключицам.

Ана вдруг упирается в меня ладонями и отталкивает, потом поднимается вслед за мной. Её пальцы намного быстрее цепляют края моей футболки, чем мои нащупывают застёжку ее бюстгальтера, поэтому она уже дёргает футболку в районе подмышек, а я упорно тереблю застёжку. Наконец, та поддаётся. Я поднимаю руки – футболка в сторону. Тут же стягиваю кружево и, не сговариваясь, мы обнимаемся.

Чувствовать. Как прекрасно чувствовать, как моя грудь ходит ходуном от ударов её сердца, как холодные острые соски буквально вспарывают мою душу желанием, как она прерывисто и горячо дышит мне в плечо, а потом целует…. медленно, едва касаясь тёплыми губами, почти не оставляя влажных следов, плечо, ключицы, грудь. Обводит холодным языком соски – правый, левый….

- Анннннннннна, - теперь уже я выдыхаю её имя, и в моём тягучем «н» нетерпеливость и сладкая мука.

Пока её губы движутся по дорожке волос на животе, я непроизвольно вцепляюсь в её волосы, тут же накатывают воспоминания, поэтому резко убираю руки и почти трясусь от того, как отреагирует Ана.

Трясусь ровно до того момента, пока она, словно кошка, не начинает тыкаться мне в ладонь в попытке закинуть её себе на голову. Возвращаю пальцы и медленно начинаю перебирать пряди, а она кусает меня за живот! Дёргаюсь, непроизвольно сильнее вцепляясь в Анины волосы, а она тут же начинает вырисовывать рисунки языком по кромке моих джинсов.

Одобряет? Для проверки чуть сильнее натягиваю пряди – она почти мурлычет.

Ладно, так и быть – оставляю пальцы в её волосах и делаю попытку приподнять голову.

Мать моя женщина!

Кончик её языка ныряет в расстёгнутую молнию джинсов. Они же были застёгнуты? Но мысль, конечно, я не успеваю додумать, потому что Ана поднимает глаза…. Полуулыбающиеся губы, язык в моей ширинке, нечеловеческие глаза, растрёпанные волосы и шикарные бёдра – стоит-то она на четвереньках!

Меня прошибает током, и я дёргаюсь, ощущая болезненное пульсирование в члене! Чёёёёёёёрт, выдержка вернись! Но она, кажется, была украдена. Аной. Которая, к слову сказать, оторвалась от моей ширинки и хитро смотрела на меня.

- Мы так долго не протянем, - она усмехнулась и добавила. - Роберт. – Как вы думаете, можно кончить от звука собственного имени? Проверим в ближайшие пять минут. А сейчас…. что она там сказала?

- Ты о чём? – она что, сомневается в моей компетенции? Или в выдержке? Пардон, в выносливости.

- Об этом, - она опускает глаза на мою ширинку. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Из-под резинки боксеров торчит головка члена и, судя по ощущениям, я кончу, как только увижу Ану обнажённой. – Мы это исправим, - Ана продолжает улыбаться, но как-то слишком плотоядно облизывает губы и снова тянется к моим бёдрам.

Пока я соображаю, точнее, делаю жалкие попытки, она стягивает джинсы, умильно кряхтя, когда те застревают на щиколотках, и быстро сдёргивает трусы.

Кажется, я ошибался, наивно полагая, что только мужики могут трахать взглядом! Меня только что изнасиловали во всяких разных позах одним лишь взглядом.

От этих мыслей член болезненно дёрнулся, а мои бёдра защекотали Анины волосы. Бл*ть, кажется, весь день Я жаждал дарить….

Холодный язык коснулся горячей кожи на головке, и мой разум мгновенно сдох, просто отключился, оставляя меня наедине с одними лишь ощущениями.

Она не ласкала, не играла…. просто издевалась, обрисовывая контуры моего члена языком, проводила по всей длине, оставляя влажный след и тихонько дула, обжигая разгорячённую кожу прохладным воздухом.

Я метался по кровати, как девушка, впервые в жизни получившая оргазм, но не мог остановиться.

Мой отключившийся мозг посылал сигналы о том, что и ЭТО входило в мою жажду по Ане, что я и сейчас впитываю её, насыщаюсь ей….

Она подула ещё раз и отстранилась, я понял это по движению её волос по моим бёдрам. Зубы скрипнули непроизвольно, потому что пульсация в члене была уже ужасающе болезненной, и я потянулся к нему рукой, но натолкнулся на Анин лоб и тут, кажется, закричал.

Ее губы с силой обхватывали головку моего члена, а рука Аны крепко держала его у основания. Она снова замерла, заставляя меня бороться с угрозой исчезновения зубов в виду болезненного сжатия челюсти, но тут же задвигалась – быстро, жёстко, задевая чувствительную кожу зубами, обильно смачивая слюной и активно помогая себе рукой.

Сколько времени прошло? Точно не более минуты, когда я почувствовал гул в голове, в последнюю секунду попытался оттолкнуть Анину голову, но она сама оттолкнула меня свободной рукой.

Меня скрутило, словно в режиме отжима и тут же расправило – член замер и в следующее мгновение запульсировал – сначала часто, выдавая обильные порции семени, потом редко, сжимаясь уже конвульсивно.

Меня убили, а потом воскресили – другого варианта нет. Во рту было сухо, голова гудела, из-под мышек катились капельки пота, и мне кажется, я забыл, как говорить

И вообще, я чувствовал только тяжесть Аниной головы у меня на бедре и её частое дыхание.

Надо было что-то сделать. Срочно. Я рывком поднялся, оторвал Ану от собственной ляжки, сильно и глубоко поцеловал её, чувствуя свой вкус у неё во рту. Кажется, именно так стираются неловкости и недоговорённости между лю….симпатизирующими друг другу людьми.

Влажно причмокивая, я оторвался от её распухших губ и заглянул в Анины глаза – держите меня семеро, да она будто сама только что кончила!

- Зачем ты это сделала? – я уже говорил, что просто мастер задавать не те вопросы?

- Я хочу чувствовать тебя, наслаждаться тобой, хочу, чтобы и ты это ощущал, а не думал о том, как бы кончить или, наоборот, не кончить, - ещё пару секунд я смотрел в её почти пост-оргазменные глаза, а потом рассмеялся, утыкаясь лбом в её плечо.

Паттинсон, ты в глубоком пролёте, тебя опережают на пару ходов! Но я был этому даже рад, потому что именно сейчас схлынуло то болезненное возбуждение, которое застопоривало мозг и жаждало только разрядки.

Теперь я реально хотел только её. Не собственного оргазма, не собственного удовлетворения, а её….

Я приподнялся на коленях, чтобы переместить Ану на своё место, но она осторожно, но цепко схватила меня за плечи, заставляя замереть.

Жадно и бесстыдно она осматривала меня, начиная от коленок и заканчивая кончиками ресниц. А мне было не по себе. Ну, что я, Эдвард Каллен, что ли, чтобы меня так рассматривать? Но когда я поймал её взгляд, моя самооценка взлетела до небес – она смотрела на меня с реальным восхищением! И это без кубиков пресса, без идеальной кожи, без накачанных ляжек, без гладко выбритого лобка – она восхищалась МНОЙ, просто мной, Робертом Паттинсоном.

- Не обязательно быть идеальным, - прошептала она, проводя ладонью по моим ягодицам. - Совершенство в не идеальности – вот реальная красота!

Боже!

Я наконец-то переместил её на своё место и без лишних слов стянул уже давным-давно ненужные тряпки с её бёдер, где-то там, в глубине, отмечая, что трусики её совершенно мокрые, хоть выжимай.

Выкинул подальше шмотки и перевёл взгляд на Ану. На хрен завяжите мне глаза, ну, сколько уже можно пялиться? Но и оторваться я уже не мог.

Красивая и обнажённая девушка – это почти стопроцентное возбуждение в итоге, но красивая и обнажённая девушка, которая тебя хочет – это просто, прощай, сознание.

Я мгновенно пришёл в боевую готовность, но на себя мне было плевать – передо мной была самая желанная и притягательная женщина в мире.

Кстати, желательно не только завязать мне глаза, но ещё и рот заклеить – поцелуи сейчас точно лишние. И я, пожалуй, впервые осознал всю прелесть моих длинных пальцев. Как оказалось, они полезны не только для фортепиано и гитары.

Первое, к чему я прикоснулся, был сосок её левой груди. Коснулся осторожно, можно сказать даже лениво, всего лишь подушечкой указательного пальца, но Ане хватило и этого, чтобы буквально подпрыгнуть на кровати.

Круговыми движениями я обводил маленькие полушария, иногда накрывая их ладонью. Господи, одной рукой я мог накрыть их оба, и это было так волнующе трогательно!

Словно шагая двумя пальцами, я пошёл вниз по подрагивающему животику, коснулся пупка и продолжил своё движение. Чёрт!

Я стиснул зубы и сжал губы, член нетерпеливо дёрнулся. У Аны был совершенно гладкий лобок. Абсолютно гладкий.

Ну, не мог я сдержаться! Поэтому резко наклонился и провёл языком по гладкой коже. Ана вскинула бёдра и всхлипнула – я в который раз лишился рассудка, собственно, его я потерял ещё во время своего оргазма.

Кожа была солёная, с едва ощутимыми бугорками волосяных луковиц. Я оторвался и посмотрел на влажный след. Дёрнулся. Наклонился. И теперь уже лизнул соски, поочерёдно – левый, затем правый. Кажется, в этом было что-то животное, но мне хотелось это делать, хотелось знать её всю….

Вернулся в исходное положение, положил пальцы на её колени и развёл ножки в стороны. Она не сопротивлялась, не смотря на очевидную бесстыдность, хотя….какой тут может быть стыд – моя сперма в её организме и я до дрожи в коленках хочу узнать её вкус.

Чего тут ещё стыдиться?

Но как только я опустил глаза – щёки непроизвольно вспыхнули румянцем – она была такая влажная, жаждущая, ожидающая…. Пальцы потянулись сами собой, и пусть я хотел опустить туда совершенно не их, но, бл*ть, это было красиво!

Я скользнул по мокрым набухшим складочкам, осторожно развёл их, коснулся истекающего входа и вдруг понял, что Ана не реагирует. Усилием воли оторвал взгляд от её промежности и посмотрел на девушку.

Святые небеса! Её глаза были совершенно дикими, с расширенными зрачками, губы кривились в какой-то ужасно пошлой гримасе. И это было крышесносно!

Мы одновременно рванулись друг к другу, сталкиваясь лбами и грудными клетками. Это был не поцелуй, а какая-то борьба за территорию, в ходе которой применялись и зубы, и губы, и язык. Она держала меня за ягодицы, стараясь ещё сильнее прижать мою эрекцию к своему животу. Куда ж ещё ближе? Мы и так были продолжением друг друга, хотя, признаться, мне и самому было мало…. Всего было мало.

Я снова резко откинул её на спину. Грубо развёл колени и уже без рукоприкладства опустил голову между её ног. В нос сразу ударил густой запах. Солёный, острый…. он, чёрт подери, мне нравился! И моментально вскружил мне голову, ведь я был его катализатором, я вызывал желание.

Сначала я поцеловал место чуть ниже лобка, где начинались её набухшие губки, потом чуть в стороны от них самих. Ана постанывала. Выгибалась мне навстречу и снова падала на кровать. О, да, я дразнил и издевался!

Я чувствовал, как мелко трясутся её ножки, как короткие ноготки царапают простыни…. А я всё продолжал кружить вокруг да около, пока Ана не зашипела что-то сквозь зубы, кажется на французском.

Как раз в тот момент, когда она ожидала меньше всего, я провёл языком по её плоти. Громко, она закричала очень громко, выгибая спину, приподнимая бёдра.

Без усилий я нашёл маленькую твёрдую горошинку, коснулся языком, потом обхватил губами и потянул, слегка посасывая. Ану трясло мелкой дрожью, и я знал, что она на грани. Еще немного. Уже почти.

Я резко оторвался, зная, что причиняю ей боль и она, конечно, разочаровано застонала. Я нагло улыбнулся и мстительно подул на влажную, чувствительную кожу. Ана застонала ещё сильнее и снова заскребла ногтями, сминая простыни.

А я, чёртов фетишист, снова протянул к ней пальцы, на этот раз, скользя по влажным складкам, на коих уже перемешались её сок и моя слюна, палец сам нырнул внутрь, глубоко. И Ана закричала снова.

Всё. Я уже и сам не мог сдерживаться. Резко опустил голову. Мокро и сильно провёл языком от самого входа и до лобка. Ещё и ещё раз, сначала слизывая, а потом распределяя влагу обратно. Сердце стучало, как будто в него сделали инъекцию бешенства – я, наконец-то, пил её, насыщался!

Остановил немеющий язык на клиторе. Сделал круговое движение и почувствовал, как напряглись её ноги, как приподнялись бёдра. Я тут же просунул ладони ей под ягодицы, прижимая её лоно к своему лицу, ещё пара круговых движений языком. Её тело натянулось как гитарная струна, уж поверьте, я знаю, как это бывает….

Руками почувствовал, как напряглись ягодицы…. и тут же всё тело расслабилось, забившись крупной дрожью. Ана не кричала, не стонала, не всхлипывала – я напряг слух, всё ещё вращая языком, и каково же было моё удивление, резанувшее приступом возбуждения по телу, когда я услышал, что она безостановочно произносит моё имя: РобРобРобРобРобРооооооб….

Вместо того чтоб отстраниться, я снова сделал движение языком…. И вдруг Ана не рухнула расслабленно на простыни, а забилась в очередной волне дрожи. Второй оргазм.

Пока её тело всё ещё конвульсивно подёргивалось, я притянул её к себе. Тяжело дыша, она сначала прислонилась к моей груди, а потом нашла мои губы, слизывая с них себя.

Её глаза были мутными, а движения казались совершенно раскоординированными, поэтому мне не стОило труда перевернуть её на живот, а затем поставить в коленно-локтевое положение.

Ана тут же прогнула спину и сладко потянулась. Ведьма, не иначе! Но и я не был ангелом.

Мне некуда было спешить, и, отогнув член, я лениво провёл им по её промежности – Ана всхлипнула и дёрнулась в посторгазменной конвульсии. А я продолжал орудовать членом так же, как пять минут назад языком – от входа и до лобка, от входа и до лобка.

Кто из нас получал бОльшее удовольствие – это был спорный вопрос.

Я не входил в её тело, но также дразнил её лоно, в то время как мои ладони переместились на её попку. Я до боли и, кажется до крови, закусил нижнюю губу – так хотелось чего-то…. другого.

Отстранился и поцеловал её поясницу, две симметричные ямочки, провёл короткую и мокрую полосу языком до копчика…. и скользнул чуть ниже. Ана вздрогнула, но не отстранилась…. а я всё ещё жаждал её всю.

Оставив мокрый след между ягодиц, снова отстранился, сверху обозревая захватывающий манящий вид, и проделал тот же путь пальцем. Ана вздрогнула снова и сделала попытку отстраниться, которую тут же сама и пресекла.

Я вернул свой член в тоже дразнящее положение и облизнул свой палец, опуская его на Анин копчик.

Мои милые поклонницы, вы так самозабвенно считали мои руки, а главное, пальцы, произведением искусства! Дорогие мои, вы так жестоко ошиблись! Произведением искусства они могут быть только тогда, когда касаются женской попки, когда ныряют во влажное лоно любимой женщины…. Что?

- Роооооооб, - я сразу понял, что надо остановиться. Палец почти наполовину погрузился в запретный вход.

Сердце пустилось вскачь – позволила, значит, доверяет. Может я и мыслил какими-то древними категориями, в то время как анальный секс стал для всех обыденностью, но для меня это приравнивалось к полному доверию. Подпустила – значит, уверена во мне.

- Рооооооооб, - теперь уже нетерпеливо, и я понял, что и моё терпение уже на нулевой отметке.

Ещё раз провёл головкой члена по влажным складкам и остановился у ее входа. Чуть толкнулся вперёд – Ана перестала дышать. Толкнулся ещё, погружая головку в жаркое лоно – Ана не двигалась. Повёл бедрами и полностью вышел из неё. Неожиданно прозвучали два разочарованных стона – её и мой. Вернул всё в исходную точку, продвигаясь ещё дальше, а её лоно сначала словно раскрывалось, давая дорогу, облегчая проникновение, а потом крепко сжимало, заставляя задерживать дыхание и сильнее стискивать её ягодицы.

- Роооооооб!

Всёёёёёёёёёёёёё….

Одним рывком вошёл до предела. Ана закричала, и я сделал попытку отстраниться, но она тут же схватила меня рукой за бедро, заставляя впечататься в нее ещё сильнее.

Кажется, я вскрикнул тоже….

Я двигался. Она двигалась. Мы звучали в унисон, незаметно подстроившись друг под друга.

Я наклонялся и облизывал её шею.

Она заводила руки назад и сжимала мои ягодицы.

Я хватал её за соски и сжимал грудь.

Она ныряла рукой вниз и дотягивалась до моего члена.

Я ласкал её клитор, а она - мои яички….

Мы бились друг о друга, издавая тысячу разных звуков – сильных, мокрых, громких, пошлых, красивых, смешных, хлюпающих….

И это была музыка любви.

Я почувствовал, как начали сокращаться её внутренние стеночки ровно в тот момент, когда мой член начал нервно пульсировать.

Это был тот самый мифический одновременный оргазм.

Мы одинаково долго вздрагивали и потихоньку всхлипывали в попытке отдышаться.

Я так и лежал на Ане, пока она что-то не пробурчала в матрац, я начал отстраняться и тут же понял, что все ещё нахожусь в её теле.

После разъединения возникло чувство пустоты, и мы одновременно застонали от разочарования.

Засмеялись.

Я перекатился на спину и притянул Ану к себе на живот.

В тот момент я знал, что смотрю в собственное отражение.

Мы оба были счастливы.

Я ещё не насытился ей, но Ана во мне плескалась уже где-то на уровне краёв….

От чуть ослабленной пружины внизу моего живота расползалось новое ощущение, понемногу затмевая жажду насыщения. Оно чем-то напоминало…. хм…. завышенную самооценку. Завышенную от того, что меня почти полностью наполняла лежавшая рядом женщина.

Кажется, это называется гордыней….

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-320-166021-9-1

---