Творчество

Все замерли, закаменели, одеревенели. Король убит. Лежит в пыли. Не кричит, не стонет, не шевелится.

Диана вскочила с места и через секунду была в глубоком обмороке.

Глаза Екатерины распахнулись так широко, что готовы были вылезти из орбит.

Француаза зажмурилась…

Вдруг всё пришло в хаотичное движение и вот уже четверо придворных мужчин подняли монарха, и, уложив на большое покрывало, тащили в замок. Доктора, который мирно дремал после сытного завтрака, двое стражников выволокли из комнаты, и буквально внесли в королевские покои, подхватив под руки.
Медичи металась, как раненый зверь в своих комнатах, не проронив ни одной слезинки. Только одна мысль била в виски – это сделала она, она, она… убила. ОНА! Своего короля, своего мужа, свою любовь… свою боль. Но он жив, он жив! Только ранен. А это значит, что пока король в недуге – она главная. Холодная испарина выступила у неё на лбу. Пришло её время. И час расплаты для этой потаскухи Дианы. Что ж надо действовать и чем быстрее, тем лучше.
Королева умылась, облачилась в свежее платье и направилась в покои короля. Она распорядилась ни под каким предлогом не впускать к королю Пуатье, а если кто ослушается – смертная казнь.
Когда Екатерина вошла в комнату, где лежал раненый король, её глазам представилось жуткое зрелище – пять дюймов деревянного осколка копья торчало изо лба Генриха, две более мелких щепки попали в левый глаз. Раненый глаз почти весь вытек, кровь сочилась из раны на лбу, стекая по переносице, заливалась в уголки глаз. От ужаса увиденного королева пошатнулась и прикрыла глаза – это кара ей, кара за всё…

Придворным анатомом Везалием со свитой медиков, кои уже успели съехаться, было принято решение убрать осколок немедленно, чтобы избежать воспаления. Щепку вынули, но страдания короля только начинались. Многое зависело от того переживёт ли король ночь…

Он пережил, и всю ночь в бреду звал Диану – «Позовите мою Голубку!», «За ней уже послали?», «Где моя Диана?». Наконец, он забылся коротким сном. Наступало утро.

- Ваше Величество, это не несчастный случай. Вы понимаете меру ответственности? Сила вашей власти будет мериться силой вашей решимости, - Карл** высказывался предельно ясно.
- Необходимо начать следствие?
- И как можно скорее! Необходимо опросить всех, начиная с дворовых слуг.
- Ремень, Вы говорите, был подрезан? Привести сюда старшего конюха, -скомандовала Медичи страже.

***
Они так и стояли, глядя на потускневшее зеркало, и казалось, можно было слышать, как по венам струится кровь, как точильщик скрежещет маленькими клешнями в древесине подлокотника старого кресла, как двое летят вниз по кроличьей норе, не замечая, что края ямы стягиваются, отрезая путь назад.
Роберт нагнулся, поднял упавшую ткань и закрыл это внезапно открывшееся озеро.
- Что это было? – прошептала Роби.
- Ты считаешь – я должен знать? – Роберт поискал глазами бутылку.
- Ну, может быть, ты уже видел подобное?
- Ага… конечно, раза два-три в год я вижу подобное, потом меня лечат и, вуаля, я снова здоров, - он улыбнулся, но улыбка вышла невесёлой.
- Хватит, прекрати! – «крикнула» она шёпотом.
- Да ладно, сама же недавно прикалывалась…
- Просто… страшно, - Роби отошла от Роберта и обхватила себя руками, словно пытаясь укрыться.
- Иди, глотни, тут ещё как раз столько, что хватит забыть.
Роби взяла бутылку из рук парня и сделала глоток.
- Я слышала, что здесь когда-то сильно любили, - она приложилась к горлышку и сделала большой глоток.
- И что произошло? – Роберт взял бутылку и тоже выпил.
- Не знаю точно, вроде, ничего хорошего из этого не вышло, - проговорила Роби, присаживаясь на пол и облокачиваясь спиной о стену.
- Вполне предсказуемо, - терпкое красное вино удивительным образом развязывало язык и чем больше пилось, тем больше говорилось.
- Почему? – девушка удивлённо вскинула брови.
- Разве бывает иначе? – черт, это не вино, это сыворотка правды что ли?
- Странный вопрос для человека, который считает главным любовь, - Роби была разочарована, или…
- Ну, знаешь ли, жизнь такая странная штука…
- Расскажи, - она подалась вперёд и вглядывалась в его лицо, а он, почему то отводил взгляд.
- О чём? – буркнул он.
- О странной штуке, о том, чем живёшь, - она прищурилась. – Не дрейфь, я не трепло.
- Чем живу? Да всем. Мечтами, делами, семьёй, друзьями, - он развёл руками.
- Э нет, так не пойдёт. Это то, что понятно и без объяснений, расскажи о том, что скрыто, - и она сложила руки на груди, приготовившись слушать.
- Только баш на баш! – протянул ладонь для пожатия.
- Идёт! – она не подала ладонь, а лишь кивнула головой.
- О, кей! Иногда живу страхом, диким первобытным страхом, что ничего не знаю и не понимаю. Иногда утром смотрю на продюсера и задаюсь вопросом – что я здесь делаю? Всё ж не то и не так! Постоянно сомневаюсь, часто, очень часто не доволен собой, пожалуй, всегда. А иногда живу предвкушением праздника, знаешь, как в детстве в канун Рождества, наряжаюсь, иду в толпу… а потом – тону во всем в этом.
- В чём?
- В опьяняющем чувстве победы, в том, что удалось поймать синюю птицу. Кайфую, знаешь, как Кинг Кон бил себя в грудь и улюлюкал? Вот и я так же. Выпендриваюсь, пью, потом блюю, потом опять пью. Порой ловлю себя на том, что стал придирчив к еде и одежде, что меня догоняет снобизм. Потом вырываюсь.
- Как? – она слушала очень внимательно.
- Друзьями. Отскребаю себя от лакированной глянцевости и дышу. Но, мать твою, снова и снова иду в эти офисы и продаюсь, пытаюсь продаться подороже… А ещё… наверное, влюбиться хочется, давно проблем не было, - он смотрел прямо перед собой, слегка отдалившись, рассказывая, будучи в своих мыслях. Но это только казалось, Роберт быстро поднял глаза, и от него не укрылось тепло её взгляда. – Теперь ты.
- Ну, я… по сути мне нечего сказать.
- Даже не думай увильнуть, - пришёл его черёд, подавшись вперёд прищуриться.
- Я тоже боюсь, но боюсь только одного - что кто-то отберёт у меня меня, а я ничем не помешаю. И я убегаю, постоянно, потому что, если такое случится, то исчезнет то, что я ценю больше всего на свете.
- И что же это?
- Свобода, - она сказала это тихо, очень тихо, еле слышно.
- Интересно, и что же может посягнуть? – его тон был насмешливым.
- Наверное, любовь, - ответила она и прямо посмотрела в его глаза. А он и не понял, почему смутился.
- Ты хочешь сказать, что если тебя полюбят по-настоящему, то отберут свободу? - лёгкая издёвка в голосе, может чуть сильнее, чем хотелось.
- Не меня… это случится, если я… - она сидела всё так же прямо, но от чего-то ему показалась, что она съёжилась, словно уменьшилась. Ему стало немного жаль эту странную девушку, сложно-простую, угловато-гармоничную, строго-насмешливую, непонятную, дикую…
- Да ладно тебе, брось! Никто не посягает, правда же? Лично я за себя говорю – от меня никакой угрозы, - и он протянул ей последний глоток.
- Обещаешь? – ему послышалось сожаление?
- Двести процентов! – и она допила красное Боннезо.

А тёмное ночное небо, что скрывало лунный свет оборванными тёмными тучами, решило разметать их и выпустить лимонный диск из заточения. Свет холодного светила разлился по округе, обнаруживая всё своим таинственным светом - ночные шевеления веток, хороши в траве, колыхание штор на балконе, и макушки двоих, застрявших на верхнем этаже замка.

***
- Ты запрягал коней этим утром? – Медичи подошла вплотную к Луи и он отпрянул, от неё неприятно пахло какими-то маслами.
- Я, Ваше Величество, - он опустил голову.
- Ремень на седле Его Величества был подрезан, - Екатерина отошла и опустилась на стул.
- Но… седло было новое, ремни я застёгивал сам, я не мог пропустить… - Луи ничего не понимал, мялся и мямлил.

В это время в дверном проёме появились придворные, впереди всех шла Француаза, чуть позади неё шёл Робер. Весть о том, что Медичи решила дознаться, кто виновен в трагедии, быстро разлетелась по замку.
- Он не виновен! – Медичи резко обернулась на голос девушки.
- Тебя это не касается, - королева нервно впилась пальцами в дерево подлокотников.
- Касается! Луи этим утром был со мной, его не было в конюшнях, - пришёл черёд Роберу изумиться – зачем она врёт?! При том так нескладно. Он-то точно знал, что Француаза всю ночь и утро провела в своей комнате, потому что в надежде на несбыточное прождал под её дверьми всё это время.
- Потаскуха! Вся в мать! Убирайся вон, - Екатерина вскинула руку и указывала почему то не на дверь, а на оконо.
- Извините, Ваше величество, но считаю свои долгом вмешаться, - Робер тщательно подбирал слова. – Госпожа была в своих покоях, она никак не причастна к происшествию.
- Ох, мой друг, она слишком ветреная особа, будьте бдительны, - Медичи с плохо скрываемым раздражением посмотрела на Ла Марка.
- Я настаиваю – Луи и я были… - Робер шагнул к Француазе, взял её за руку и заглянул в глаза.
- Если Вы будете упорствовать, то… Вы понимаете, на что идёте? – прошептал он ей в лицо.
- Понимаю… но я не могу иначе.
- Вы не спасёте его, а себя погубите!
- И пусть!!! Или вы не сможете жениться на внебрачной потаскухе, которая спит с конюхом, это… оскорбит вашу кровь?
Робер стиснул челюсти, так что скрипнули зубы.
- Я не желаю слушать эти россказни! Вон, все вон! А этого недотёпу конюха в Бастилию! И сгноить там! Слышали?! – брызжа слюной, вскричала Екатерина.
- Нет! – девушка, было, рванулась к Луи, но её крепко держали надёжные руки Робера.
- Тише, тише, не сейчас, - шептал ей в ухо Ла Марк. – Остановитесь, я прошу Вас!
- Нет? – Медичи медленно подошла к Француазе. – Нет, говоришь? Как ты смеешь перечить мне?! Или… это заговор? - её глаза отекли от не пролитых слёз и казались стеклянными.
- Что? – Француаза опешила.
- Заговор! Ты и этот конюх спланировали всё заранее, а Его Светлость стал исполнителем! – она вышептывала слова со змеиным шипением, её дыхание касалось щеки девушки. – Благодари своего отца, это он приказал не трогать Ла Марка. «Здесь нет ни чьей вины!» Как же! Вы все виноваты, все, все! ВСЕ!
- Нет… нет… нет…- бесслёзные рыдания сотрясали тело Француазы.
- Как сказала – так и будет! – отрезала королева и, задрав подбородок, обвела зал зловещим взглядом. Придворные покорно, как по команде, склонились в поклоне.

***
- Как ты попала сюда работать? – спросил Роберт после неловкой паузы, повисшей вслед за последним глотком вина.
- О, это долгая история.
- Если ты не заметила – мы оба уже никуда не торопимся, - он уселся на пол под окном, вытянул свои длинные ноги и, скрестив руки на груди, казалось, превратился в слух.
- Нужно было уехать, - Роби снова села в кресло, и откинулась на спинку.
- Бегство?
- Нет, ну вот почему обязательно… А знаешь, да! Я сбежала, и уже во второй раз. Думаю, в третий я не вернусь к нему… - это всё вино, всё дурацкое красное.
- К нему? – нет, явно нечистый тянет его за язык!
- Ну как бы у меня есть Он. Тебя шокирует это?
- А должно? – она чувствовала, что все Алисы вместе взятые тянут её на нехилое чаепитие к мартовскому зайцу, а чеширский кот пребывает в тихом шоке.
- Наверное, нет.
- Почему бежишь? - он ухмыльнулся, даже не сознавая, как притягательно это выглядит.
- Потому что!
- Да что ты? Правда? - и тут она не выдержала и расхохоталась - он так смешно вскинул брови и вытаращил глаза. А Роберт вторил ей на тон ниже. Их голоса поднялись к своду потолка, полетали там, разгоняя вековое безмолвие и, словно впитались в стены, исчезли в них.
- Ты-то, почему здесь? – ответный мяч.
- Бензин кончился, - он улыбался. А она подтянула колени к подбородку и смотрела, как в этом полумраке его зрачки ловили отсветы луны на стене.
- И никто не ждёт? – она обхватила колени руками, совершенно собрав себя в комок.
- Что ты хочешь услышать? – за этой винной весёлостью он не заметил, её напряжения, да она и сама не заметила, с каким интересом ждала ответа. А он похоже просто потешался.
- Ты совсем офигел?! – и она вдруг вскочила, приблизилась, и её маленький кулачок угодил ему в бицепс.
- Оу!
- Не придуривайся, не больно! – он снова словил шуточный короткий хук.
- Ах ты мелкая!.. и бежать тебе некуда! От меня… - с этими словами он поймал её запястье, и силой потянул на себя, её лопатки врезались в его грудь. Роберт сцепил руки в замок поверх её рук, не давая ей пошевелиться. Она дёрнулась. Снова. Его кольцо сжимало её сильнее.
- Так не честно!
- А я нечестный.
- Врёшь!
- Вру.
- Пусти!
- Не хочу, - совершенно ненужная правда. И кольцо ослабло, но рук не разомкнул, она повернулась.
- Придётся! – странное чувство охватило её. Вырываться больше не хотелось.

***
- Пойдёмте, - Ла Марк подхватил Француазу под руку и повёл к дверям. Оставаться было бессмысленно. Королева была не из тех, кто меняет свои решения. При всей кажущейся хрупкости, она была сильна духом, а боль придавала решениям большую обречённость, отчаянность и глупость. Её истерика только начиналась.
Девушка вошла в свою комнату, она развязала шнурки на тяжёлых стеганых рукавах и отбросила их на кровать. Подойдя к зеркалу, она взяла с подставки маленькую баночку с помадой, зачерпнула пальцем кремообразную массу и мазнула по коже. Красно-розовый «шрам» зловеще пересёк щёку. Она всматривалась в своё отражение. Поверхность зеркала была невозмутима.
И тут её словно прорвало:
- Что? Довольно? Так вот… Так мне и надо! – и она провела пальцем с помадой по зеркалу. Потом снова посмотрела на себя, оглядела комнату:
- Всё кончено! Мне нет прощенья! Это из-за меня! Если бы я была с Луи ночью, если бы я убежала с ним, если бы была смелее! Будь проклято всё! Слышишь?! Видишь, мёртвое стекло? Смотри хорошенько! - она говорила ровно и складно, как всегда, в моменты боли. – Запоминай! Только обязательно отдай это всё! Пусть когда-нибудь двое, отразившись в тебе, полюбят страстно, со всей силой нечеловеческой, и пусть никогда не будут вместе, и пусть никогда не смогут соединиться. Никогда! Слышишь?! Только выбери достойных. Я как ни как королевская дочь!

И зеркало услышало, увидело, запомнило и сохранило в себе до поры, чтобы выпустить это спустя пять сотен лет – у такой памяти нет срока давности. Чтобы две полярные Галактики столкнулись, и кто знает, родиться ли потом новый мир или всё сгорит в несовершенстве бытия.

Было темно, где-то вдалеке слышались голоса стражников, поскрипывание колёс телег… Ветра не было. Француаза стояла на самом краю резного выступа карниза окна, высоко на Шер. Река текла неслышно, будто шёпотом. Сейчас она полетит, сейчас всё кончится или начнётся…

Вдруг чья-то рука схватила её руку и резко потянула назад, она, охнув, оказалась на руках Робера.
- Я спасу тебя, увезу! Я женюсь на тебе! - он крепко прижал её к себе и понёс в свою комнату.
- Зачем обещать… я же поверю, - тихо прошептала она сквозь слёзы, уткнувшись в его грудь.



* Filling – в граффити заполнение цветом внутри контура
** Карл – брат короля Генриха II, герцог Орлеанский.

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-360-3

---