Глава 6. We will check
- I saw your face in a crowded place, and I don't know what to do…[1] - заплетающимся языком бормочет Роберт.
- Что?
- Ничего…
Мы сидим на лавочке, тесно прижавшись друг к другу. Уши закладывает шум моря и редкие крики чаек, которые просыпаются с рассветом. Маяк скоро потухнет, а солнце поднимется высоко в небо, и пропадет то таинство мгновения, которое сейчас держит нас в объятиях друг друга.
- Ты любишь больше Лондон или то место, где ты сейчас живешь?
Он вытягивает губы вперед, морщит лоб, надувает щеки, но не успевает ответить, потому что я задаю уже следующий вопрос:
- Что тянет тебя возвращаться сюда, в Англию?
- Уже два сложных вопроса, - он слегка улыбается и чешет бровь.
Он привлекателен. Это я заметила еще там, в пабе, когда увидела его вблизи. В нем нет какой-то яркой красоты, но его черты делают его милым, а мимика заставляет проникнуться к нему теплом. Но самое главное это его глаза, которые могут сказать все и даже больше. Они выдают в нем надежность, честность, силу и защиту.
- Я люблю Лондон, - начинает отвечать он, - у него особый запах, особая атмосфера. Это мой дом.
Он улыбается чему-то своему, и его волосы раздуваются ветром. И это незабываемый кадр, если я только посмею сделать его.
- LA… - вновь чешет бровь, достает из кармана шапку и натягивает ее. – Там все по-другому. Там есть океан, там я работаю, там я живу.
Он поворачивается, задумчиво рассматривая мое лицо.
- Почему тебя это интересует?
- Просто так.
Я все же беру в руки камеру, включаю режим просмотра кадров и зависаю. Он наклоняет голову и тоже рассматривает, пока я не дохожу до домашних фото.
- Кто это? – спрашивает он.
- Это Джек Воробей, - отвечаю я. – Мой пес.
- Как в «Маске», - констатирует он.
- Мой Джек Рассел точно такой же, как маленький дружок Ипкиса, только с черным ободком вокруг правого глаза.
Я чувствую, что он рассматривает меня, не фото. Это такое чувство, что тебя заново увидели, узнали что-то такое, чего раньше в тебе не могло быть.
- А ты любишь собак? – интересуюсь я.
- Да, у меня две.
- Здесь?
- Нет. В Лос-Анджелесе. Я не вожу их с собой в Лондон, слишком много хлопот. И долгий перелет.
- Понимаю.
Я все же поднимаю фотоаппарат и настраиваю объектив на Роберта.
- Нет, - мотает он головой.
Я не опускаю.
- У тебя в Америке дом? – единственное, что я хочу знать, где могут бегать две собаки.
- Да, - не дружелюбно ухмыляется он. – И счет в банке.
Я делаю снимок.
- Устраивают ответы? – он хмурится.
Я не могу понять, о чем его мысли. Кажется, что все просто, но в его голове все слишком сложно.
- Да.
- Это анкета на вакантное место?
Я чувствую его напряжение и уже хочу сказать, что сейчас же удалю этот снимок, если он сильно против этого.
- Ты ищешь замену?
- Что? – мне сейчас, под утро, не хватает мозгов, чтобы догнать, о чем его вопросы, впрочем, это не в первый раз. Но тут же меня пробивает током, мне становится ужасно не по себе: больно и обидно.
- Веришь в то, что я ищу себе нового опекуна? – огрызаюсь я.
- А разве нет? – какое снисхождение.
Я выключаю камеру, стаскиваю с его плеча сумку от нее и застегиваю молнию, запихав туда фотоаппарат. Мне сложно понять, что я чувствую, но я знаю, что сделаю в следующую секунду.
- Ты подходишь, - отвечаю я, рассматривая маленький замочек на сумке. Верчу его в руках, чтобы не смотреть ему в глаза. – Не понимаю, почему мы сидим здесь, а не занимаемся чем-то более подходящим в отеле.
У него несколько секунд, чтобы понять серьезно я это произношу или нет. Я вскидываю голову и теперь готова к его внимательным глазам.
- Ты серьезно?
- Да.
Он нагибается ко мне ближе, кладет замерзшую ладонь на щеку, смотрит в душу, глубоко, чтобы разгадать обман, но не может. Опускается ниже, гладит большим пальцев щеку, касается своим носом моего… и застывает.
Я слышу, сквозь жесткий гул моря его жадный вздох и гулкое проглатывание желания. Роберт от такого близкого расстояния двоится в моих глазах, и я их закрываю, шепча:
- Может, поцелуемся?
- Не сейчас, - останавливается он.
С закрытыми глазами я слышу и чувствую, как он отодвигается от меня. Теперь и я гулко сглатываю и смотрю на него, задумчиво закусившего свой крепко сжатый кулак.
- Пошли, - порывисто бросает он, хватая сумку с камерой.
Я успеваю схватить его за рукав, разворачивая к себе.
- Куда мы?
Я вижу недовольство на его лице, но он тут же сменяется равнодушной ухмылкой.
- Ты сказала в отель. Едем в отель.
Мне становится еще холоднее, ветер забирается все бессовестнее мне под куртку. Хочется разреветься, как маленькой, когда тебе стыдно оттого, что кто-то узнал твою тайну, не очень хорошую тайну очень хорошей девочки.
Роберт уже подходит к машине, я вижу его вдалеке, но все еще стою на месте без движения, отдавая себя на растерзание ветру и начинающему моросить мерзкому дождю.А потом я бегу к нему, я бегу, спотыкаюсь, поднимаюсь и вновь бегу. Сажусь на водительское сиденье, завожу машину и трогаюсь. Разворачиваю внедорожник, буксуя в колеях.
- Едем только до деревни. Там есть небольшая уютная гостиница.
- Почему не придорожный отель? – пытаюсь сохранить самообладание.
Он ничего не отвечает на это, только хмуриться и сильно сжимает кулак, пряча его от меня. А потом и вовсе закрывается, сложив руки на груди. Он весь такой колючий и закрытый, начиная со щетины на щеках, заканчивая острыми коленями, торчащими из-под приборной панели и локтями, отгораживающими его от меня. Еж…
Мы двигаемся по центральной дороге деревушки, время около восьми, и на улицах уже встречаются люди, а на дороге машины. Роберт, наконец, заговаривает:
- Направо. Потом до перекрестка и налево за красный дом.
Я не смотрю на него. Он тоже не смотрит на меня, я знаю.
- Останови здесь, - его слова словно пощечина, от которой я не пытаюсь увернуться.
- Здесь? – лишь сдавленно уточняю я.
- Здесь, справа.
Он выходит первым, ожидая меня у капота машины. Я закрываю ее и возвращаю ему ключ.
Сиренево-голубое здание сверлит меня темными буквами названия – «Гамбург» - словно говоря, что готово определить «гамбургский счет»[2] между нами. Я перевожу дыхание и беру протянутую мне руку. Его ладонь сжимает мою крепко. Обе наши руки очень холодные, как и наши души, сейчас, наверное, они мертвы в этот момент.
Мы поднимаемся по ступенькам, Роберт одной рукой надевает темные очки, второй подтягивает меня к себе и пропускает вперед. Над нами звенит колокольчик, сообщая служащей отеля, что у нее новые гости.
- Серую комнату, - просит мой спутник, отпуская меня и вытягивая бумажник из заднего кармана джинсов.
- У вас была бронь? – интересуется женщина за стойкой.
- Да, - он бросает на меня извиняющийся взгляд. Мне хочется провалиться сквозь землю.
Не то, чтобы я никогда не была с мужчиной в гостинице. Нет. Меня угнетает его желание доказать мне что-то, свою правоту, я чувствую, что он не отступится.
Роберт что-то пишет в бланке, забирает карточку-ключ и поворачивается ко мне, показывая рукой, чтобы я двигалась вперед. Молча, мы подходим к лифту, поднимаемся на четвертый этаж, выходим и двигаемся к двери номера.
- Роберт?
- Что? – он заинтересованно наклоняет голову к плечу и снимает чертовы темные очки.
-Ничего, - отвечаю я.
Он проводит карточкой по замку и пропускает меня первой. Дверь захлопывается, и мужчина за моей спиной поворачивает вертушок, а я поворачиваюсь к нему. Роберт стаскивает шапку и стягивает по плечам куртку, оставляя их валяться у двери. Уверенно подходит, и я чувствую его на вкус. Сигареты, красное вино и мята. И я не хочу, чтобы это отпускало меня, чтобы он прерывался.
Моя куртка падает к нашим ногам. Пуговицы моей рубашки сопротивляются его пальцам.
Он удерживает меня за поясницу, подталкивая к кровати. Когда мои ноги касаются ее боковины, он опускается на нее вместе со мной, подминая под себя, продолжая жадно обмениваться нашими вкусами. Я чувствую его пальцы у себя на животе, но все, что я позволяю себе – просто сжимать его плечи. Я боюсь его, боюсь всего, что связано с ним, поэтому происходит это.
- Стой! – кричу я.
Он выжидающе смотрит на меня.
- Я не могу, - произношу я.
- Наконец-то, - чертыхается он, отпуская меня и укладываясь рядом на спину.
Я отворачиваюсь от него, разглядывая серые обои с белыми вертикальными волнами, картину над кроватью, серые абажуры прикроватных ламп и свою ладонь, лежащую на серой подушке.
- Дашь сигарету? - почему-то прошу я.
Он достает из пачки сигарету, прикуривает и протягивает мне. Затем прикуривает себе, и мы оба смолим, рассматривая потолок номера.
- Я, - мне стыдно. – У меня был только один мужчина в жизни. Я никогда ему не изменяла. Я не знаю, как это с кем-то другим.
- Плохая актриса. Я понял это еще в кухне, - его струя дыма сильнее и выше поднимается к потолку.
- Это ты хлопнул дверью?
- Наверное.
Мы молча затягиваемся и выдыхаем.
- Кто он?
- Он хороший человек. Просто очень властный, богатый и самоуверенный.
- Мафия? – он говорит это как бы между прочим.
- Что? Думаешь, в России властью обладают только те, кто связан с криминалом? – мне смешно.
- Я ничего не думаю, - он смотрит на меня, я смотрю на него.
- Вообще я не знаю. Я не хочу этого знать. Думаю, нет.
- Давно ты с ним? – теперь его очередь задавать вопросы.
- Да, слишком. Он не хочет отпускать. А я не хочу быть рабыней.
- В каком плане? – он всерьез удивляется последнему слову.
- Он считает, что я принадлежу только ему, хотя сам не принадлежит никому. Ему когда-то не разрешили жениться на мне, так я была такой дурой, что согласилась на роль второго плана.
- Я ж говорю, плохая актриса.
- Наверное, ты прав.
- Я ведь тоже не главный герой, - он забирает у меня окурок, встает и тушит их в пепельнице, стоящей на столике возле окна. Смотрит сквозь тюль на улицу и продолжает: - Нелегко, когда тебе прикручивают рога под прицелом камер. Особенно, когда ты действительно хорошо относился к человеку, доверял, прощал, понимал.
- Почему ты мне это рассказываешь? – я скинула короткие сапоги и забралась с ногами на постель.
- А почему ты мне?
- Это моя фишка, рогатый, отвечать вопросом на вопрос.
«Нorny» звучит почти, как «honey», но это не так. И, когда он поворачивается, его улыбка расплывается, и глаза светятся от этой улыбки. Он правильно понял, что я произнесла, но все равно продолжает светиться. Таким он мне нравится больше, с завитушкой на щеке, от этой самой улыбки и морщинками вокруг глаз.
- А ты, - он кладет руку на лоб и устало стирает всю веселость со своего лица. – Что на счет главной роли? Главной роли в моем фильме?
Я только надеюсь на то, что я правильно его понимаю, потому что для меня он слишком загадочен, даже когда вот так открывается нараспашку. Я смотрю ему в глаза, чтобы он понял, насколько я сейчас уверена в своем ответе:
- Нет. Мне не нужен новый покровитель. Мне нужен хороший друг. Секс все усложняет. Давай без него?
- Совсем? – уточняет удивленно Роб. – Даже не на полшишечки?
Я смеюсь и зарываюсь лицом в серый плед на кровати. Понимаю, что вся его бравада теперь просто способ защиты от обиды. Обиды на себя или неоправданные желания.
- Ты тот, кто понимает меня и видимо принимает такой, какая я есть. Пожалуйста, будь моим другом? Соглашайся на эту роль? – я почти кот из мультфильма про Шрека.
- Предлагаешь мне стать вторым? – он растерянно разводит руки и падает в кресло.
- Я предлагаю стать лучшим и единственным, - льщу я.
- Должен предупредить, что Рэй еще не заработал свой миллион.
- И к тому же он гей.
Роберт усмехается. Думал, я не узнаю этого.
- А Артур получит свои миллионы, только после смерти отца.
Мы хохочем над этим вместе. И я,смеясь над его шутками, понимаю, что отвергая его, начинаю испытывать в нем потребность. Встаю с кровати, подхожу к нему и бесцеремонно забираюсь к нему на колени, обнимаю за шею, целую в щеку и мило произношу:
- С Новым годом, Роберт. Пусть он станет для нас более удачливым. Хотя бы в плане дружбы и наших ролей.
Мы смотрим друг другу в глаза, и он вновь пытается понять, не иронизирую ли я. Но я серьезна.
- Дружба… - растягивает он слово. – Она проверяется годами.
- Угу, - почти извиняясь, улыбаюсь я ему, продолжая обнимать. – Будем проверять.
_________________________________________________
1 - Я увидел твоё лицо в толпе И теперь не знаю, что мне делать( строка из песни - James Blunt - You`re Beautiful) клип - http://www.youtube.com/watch?v=oofSnsGkops
2 - Гамбургский счёт — идиома в значении «подлинная система ценностей, свободная от сиюминутных обстоятельств и корыстных интересов», восходящая к рассказанной Виктором Шкловским истории о русских цирковых борцах конца XIX — начала XX вв., обычно определявших победителя схватки заранее, договорённостью, но раз в году сходившихся будто бы в Гамбурге, вдали от публики и работодателей, чтобы в честной борьбе выяснить, кто же из них на самом деле сильнее.
3 - Название главы переводится, как
Будем проверять.
Источник: http://www.only-r.com/forum/38-370-2
