Творчество

Сегодня солнечно, что вообще-то не совсем типично для Лондона, особенно в ноябре. Я снимаю новый мост – Миллениум - самый молодой мост центрального Лондона, который не просто является реконструкцией старого, а сам возведен вновь. Название моста переводится с английского как Мост тысячелетия - он построен в ознаменование наступления нового, третьего, тысячелетия и является одним из нескольких масштабных сооружений, возведённых в Лондоне в связи с празднованием Милленниума, как колесо обозрения London Eye, огромное куполообразное здание Millennium Dome.
Это пешеходный мост, соединяющий два берега реки, на одном из которых расположен Собор Святого Павла - резиденция епископа Лондона. А еще здесь когда-то началась самая красивая сказка для британцев – свадьба принца Чарльза и Дианы.
Я поднимаюсь на мост и облокачиваюсь спиной о перила, поднимаю лицо к небу, рассматривая серые облака, которые обязательно объединятся к вечеру и польют город дождем. Переменчивая погода – еще один отличительный признак столицы Великобритании. Я смотрю, как они движутся, кажется совершенно по-особенному, не так как в Питере, не так, как в моей жизни. Можно сказать и так. От этого становится уныло, и я, насмотревшись вдоволь на жизнь других людей, как муравьи снующих по мосту туда и обратно, решаю вернуться на южный берег Темзы, чтобы пообедать в кафе галереи Тейт Моден. Она как раз по другую сторону моста. И это бывшее здание электростанции, переоборудование в огромный выставочный центр, где я бы хотела однажды представить свои работы. Когда-нибудь.
- Простите, - обращаются парень и девушка по-английски. – Могли бы вы сделать фото?
- Да, конечно, - отвечаю по-русски, потому что у ребят явный восточный акцент. Они смеются. Им неудобно. А мне весело.
Я снимаю их на маленький цифровой «Кэнон», сначала напротив купола собора, а потом на фоне высокой трубы галереи. Они спрашивают, стоит ли им посещать Тейт, и я убеждаю их в том, что стоит, хотя бы ради того, чтобы увидеть некоторые картины Дали, Пикассо и Ван Гога.
Мы вместе доходим до главного входа в здание, делясь эмоциями. Парень и девушка впервые в Лондоне и очень восторженно отзываются о центре с его Тауэрским мостом, Вестминстером, Пикадили и Бонд стрит. Иногда приятно разделить с кем-то чувства, особенно с тем, кто ближе тебе, у кого такой же менталитет и восприятие действительности.
Попрощавшись, я отправляюсь в кафе, которое находится на первом этаже справа здания музея современного искусства. Здесь вместо стен огромные стеклянные витражи, открывающие вид на реку и аллеи, засаженные стройными березами, почти скинувшими свою листву. Словно, ты в России.
Я присаживаюсь у стены, заказываю сэндвич с перепелиными яйцами, рукколой и ежевичный сок. Прислушиваюсь к разговору за соседним столиком, пока жду своего заказа: парень описывает все прелести жизни в Лондоне, девушка постоянно хихикает и задает все больше вопросов. А я задумываюсь над возможностью переезда в этот многонациональный мегаполис. И не нахожу ни одной , по которой мне бы стоило здесь жить. Обидно. Ни одной стоящей причины, чтобы я что-то смогла изменить в своей жизни, уйти от настоящего и сбежать от прошлого. Все статично, как те фигуры, что я вчера снимала у моста.
Звонит мой телефон, я знаю, кто звонит, и не хочу брать трубку, но мелодия становится все громче и громче. Мне даже не стоит смотреть на экран, чтобы определить кто звонит, мелодия, песня говорит все и так. Мне больно. Pink "Try".
- Да, - устало отвечаю я на звонок.
- Когда ты думаешь вернуться? – так мило, начинать разговор с главного.
«Никогда…» - беззвучно кричу я в трубку.
Вчера я вспоминала про разводные мосты. Разводы. Так много в одном слове. Но они так емко объединяются в одно понятие. Я пытаюсь дышать спокойно, прогоняю от себя всю злость.
- Ты сказал, что даешь мне свободу. Сказал, что не будешь меня душить. Мы решили, что…
- Мне плевать, что мы решили. Мы оба в тот раз были слишком эмоциональны. Я хочу, чтобы ты вернулась. Мне плохо без тебя.
Он говорит это искренне, и я поддаюсь его словам – меня трясет, слезы начинают туманить взгляд, и пытаюсь их сморгнуть, отчего они капают на щеки.
- Ты делаешь мне больно, - пытаюсь сопротивляться я.
- Ты делаешь мне больнее, - не уступает он. – Вчера я перечитывал «Фауста». Ты моя Маргарита, Нати. Ты, ты спасаешь меня, вытаскиваешь из этого болота. Ты светлая, открытая, любимая.
Я сглатываю ком в горле, потому что не могу произнести ни слова, и стираю со щек следы слез.
- Знаешь, только не сравнивай себя с Фаустом, потому что это не ты. Да ты счастливчик, удачливый и богатый ублюдок, но открой же глаза, все, к чему ты прикасаешься, все превращается в тлен, в боль, в ничто. Ты Мефистофель. Ты совращаешь, уговариваешь, обещаешь, туманишь голову, а потом безжалостно бросаешь сломанную игрушку.
В трубке слышен лишь его легкий смех.
- Я и не думал, что могу вызывать в тебе еще такую бурю эмоций.
- Я ненавижу тебя, - дерзко бросаю я. – Засунь своего Фауста, знаешь куда?
И его тон тут же меняется.
- Ты никогда никуда от меня не денешься, и ты это знаешь, - слышу тишину и молчу сама. - Пока, малыш. Скоро увидимся.
Еда ни за что теперь в меня не полезет, поэтому я прошу упаковать мне с собой сэндвич, а сок я допиваю, чтобы успокоиться.
Может быть правы те, кто говорит, что мы скорее любим не самих людей, а те воспоминания о чувствах, что мы рядом с ними испытывали. Я не знаю, я не могу не сказать нет, не согласиться с этим, хотя в этих словах есть смысл.
***
Остальная часть дня проходит в кровати, в слезах и в обнимку с пуховым одеялом. В голове стучат слова Веры Полозковой:

Ты просишь:
- Можно я поживу у него пока?
Надеясь:
- Можно я поживу с ним?
Глотая:
- Можно я поживу в нем?..

Видимо это не лечится, раз можно так покалечиться от сильных чувств к человеку. Больше всего хочется прыгнуть и остаться в невесомости, чтобы стало легче, чтобы отпустило. Но это не лечится. Приходится выбираться из своего маленького мира и отправляться в большой. На сегодня у меня запланирована встреча с Томом и его девушкой.
«Пальма» мне понравился, у него честные глаза и доброе лицо. С Сиеной сложнее, наверное, на ней еще остался отпечаток Голливуда с его постоянными фальшивыми улыбками и обещаниями. Но с ним рядом, в этой компании, она становилась другой – собой.
Я беру такси, потому что не хочется, чтобы меня разглядывали в метро, ставя диагноз и с сожалением улыбаясь моему настроению. Водитель молчит, я ему сказала, что плохо понимаю по-английски, просто назвала адрес.
Мы ужинаем в гастропабе на 34 Парк Стрит. «Якорь» расположен на берегу реки, недалеко от Тейт. В теплое время года владельцы заведения выставляют столики на улице, а в ноябре, приходится заходить внутрь. Тихая музыка создает уют, а улыбки и доброжелательность персонала поддерживают это настроение. Я говорю, что меня ждут, и поднимаюсь на второй этаж. Том и Сиена устроились возле окна, которое открывает вид на купол Собора св. Павла. И мне не хочется вспоминать о том, что произошло днем.
- Я бы хотела, чтобы ты сделала фотографии меня и ребенка, - я слушаю мисс Миллер и пытаюсь выбрать что-то из меню. Я знаю, что она известная актриса, ее удачные фото не так давно печатали российские журналы, в рамках рекламной компании какого-то парфюма. Еще я помню, что она, как и я, не разборчива в связях. Была, пока… Впрочем, я не могу судить об этом... Она с Томом и у них общий малыш, милая девочка по имени Марлоу.
- Я бы хотела для начала показать свои портреты, - говорю я ей. – Возможно, тебе не понравится, что ты увидишь. И к тому же ты, скорее всего, привыкла к более именитым…
- О, прекрати, - улыбается она. И они с «пальмой» переглядываются. – Я бы хотела, чтобы это осталось только между нами. А за них я не могу быть уверена.
- Почему ты уверена во мне? – задаю я резонный вопрос.
- Потому что я верю Николь. И я немного разбираюсь в людях.
- И все же, стоит посмотреть, - я более приветливо отвечаю и пытаюсь тоже улыбнуться. Достаю планшет и показываю портреты, которые смогла сегодня снять.
Сиена восторгается женщиной с собакой, которая на паре десятков моих снимков. Незнакомка нежно прижимает к себе небольшого йоркширского терьера, и в этих снимках вся ее нерастраченная нежность и ласка.
- Я согласна. Я хочу, я…
Том что-то бормочет про взгляд этой женщины и то, как мне удалось его поймать, как падает свет, тени и, как ветер треплет ее волосы. А я просто шучу, чтобы сгладить ситуацию:
- Что вы так, это же не фото горбатого человека.
- Что? – не понимают они, устремляя на меня свои счастливые глаза.
- Если бы это был горбатый человек, вы б сейчас его горб в трехмерном измерении видели.
Сиена смеется и говорит, что это естественно при моем таланте. А потом она переводит взгляд за мою спину, и я слышу хрипловатое:
- Привет.
И я не оборачиваюсь, чтобы подтвердить свои догадки. Но Том поднимается со стула, чтобы поздороваться с другом, и затем тот занимает место рядом со мной. Я чувствую его, его тепло и его силу, которая скрыта глубоко внутри. Наши глаза встречаются и в них только знание чего-то тайного и доброта.
- Рада тебя видеть, - произношу я заученную еще в школе фразу. И он отвечает, что тоже рад.
Мне, наконец, приносят чисто английские Fish & Chips, и я пытаюсь насладиться едой и не думать о том, кто сидит от меня по левую руку. Но он все время напоминает о себе какими-то веселыми замечаниями и нечаянными толчками мне в локоть.
Я не падаю в обморок, как поступили бы некоторые от его вида и улыбки, не бросаюсь к нему на шею, не прошу автограф, я вообще стараюсь не принимать близко к сердцу тот факт, что он тоже одна из тех звезд, что получают миллионы за неплохо прошедший в прокате фильм. Для меня миллионы ничто. А вот его искренний взгляд... Но, не моего ума это.
- Один мой знакомый, - начинает новую историю Роберт, - рассказал мне забавную историю. Или, как это по-русски, он сказал – анекдот. Про фотографа или про фотографию.
- Да? – и подтверждаю, и заинтересовываюсь.
Том чему-то ухмыляется, и я, кажется, догадываюсь чему.
- Вот на этом фото мне пять лет, говорит один мужчина. О, так вы уже тогда были лысым, спрашивает его второй. Нет, что вы, это просто фотографию надо перевернуть.
Мне все смеемся.
- А знаешь, я вообще-то могу тебя одним пальцем изуродовать, - с серьезным видом отвечаю на шутку я. Роберт закашлялся, Сиена и Том смотрят на меня настороженно.
- Ты это серьезно? –уточняет парень рядом со мной, в уголках его глаз в этот момент прячутся смешинки.
- Конечно, я же фотограф, одно нажатие на затвор, и ты – Фредди Крюгер.
Я смогла их рассмешить лучше него. Роберт кивает головой и посмеивается в ответ.
- Отличное чувство юмора, - поддерживает меня Том. – Но, возвращаясь к твоим фото, ты действительно не плохой фотограф.
Я кладу вилку на стол и начинаю двигать пальчиком, изображая съемку на фотоаппарате.
- Нет, серьезно… - настаивает Сиена.
- Чуть выше среднего, - соглашаюсь я. Все время этой шутливой перепалки теплый взгляд известного актера не оставляет в покое мое лицо. И приходит моя очередь спрашивать: - Что?
- Ничего, - он опускает в тарелку глаза и чему-то ухмыляется.
Вечер проходит непринужденно, и я забываю за кружкой пива о том, что меня тревожило ранее, условно, до того момента, пока на столе не начинает вибрировать мой телефон. Я стараюсь быстрее провести по нему пальцем, чтобы скрыть того, кто мне звонит, и тут же сбрасываю вызов, а потом просто отключаю аппарат, замечая напряженный взгляд всех троих.
- Не хочу сейчас отвечать, - поясняю я и, пытаясь разрядить неловкое молчание, вытаскиваю из сумки фотоаппарат и неожиданно делаю снимок Тома и Сиены, а потом перевожу объектив на Роберта. В его глазах плещутся недоверие и отчаянье. – А вы не верили? – Я играю на публику. – Говорила же одним пальцем.
- Я не против, - тут же отвечает Роб. – Только если фото не покинет пределов вот этой коробочки.
И он осторожно захватывает пальцами край объектива и опускает аппарат, встречаясь со мной глазами. Я читаю в них укор, понимание и защиту. Мне стыдно и неловко. И я начинаю прощаться, собирая свои вещи.
- Я отвезу, - предлагает тот, от кого исходит тепло.
Я не знаю, что ответить.
- Соглашайся, - уговаривает Сиена.
- Это будет быстрее, чем на метро.
- Я планировала взять такси, - сопротивляюсь я.
- Моя машина лучше такси. А если ты переживаешь за то, что я выпил, так у меня водитель.
«Где-то я уже это слышала», - путаются мысли. И мне хочется быстрее остаться в своем номере, в отеле, одной.
Ветер с реки забирается под куртку и у меня зябнут руки и нос. Мы идем на расстоянии нескольких футов друг от друга и молчим. Может, нам и правда нечего друг другу сказать? А может, нам просто приятно молчать?
Стены из красного и коричневого кирпича сопровождают нас. Спина Роберта горбится, на его голове капюшон. Его осанка похожа на осанку многих высоких парней, они хотят казаться ниже, быть, как все. Но у него это плохо получается. Он чувствует мой взгляд и поворачивается. Смотрит пристально и долго. И я не хочу, чтобы он видел меня.
- Это странно, - вдруг заговаривает он. – Сейчас ты похожа на девочку-подростка. У тебя короткие волосы и тощая фигура. Но в глазах слишком много всего.
- Спасибо, - хмыкаю я.
- Прости, если это прозвучало обидно. Я просто хочу понять, ты специально прячешься за этой внешностью?
И он знает, что не получит ответ, поэтому-то и отворачивается снова улыбаясь самому себе.
- А ты? – спрашиваю я.
Он чему-то хмурится, вздыхает и выдает:
- Таким я интересен многим.
- И я.
Мы подходим к черному Ауди. Он стучит в окно водителю и открывает для меня дверь. Я думаю, что он займет место рядом с водителем, но он закрывает за мной дверь, обходит автомобиль и садиться рядом. Его капюшон падает на плечи. Машина разворачивается, и я падаю на него, не успев задержаться.
- Мы могли бы…
- Нет, - останавливаю его я.
- Просто выпить в баре твоего отеля, - в его голосе чувствуется неуверенность. Он пытается скрыть ее за клоунскими масками своего лица.
- Нет, - повторяю я. – Мы не можем. Прости.
- Хорошо, - соглашается он.
Я-то понимаю, почему я не могу и не хочу никаких лишних телодвижений, встреч, задушевных разговоров и наведения мостов. А вот он нет.
- Роберт, - и после этого воздух между нами сгущается. И мы понимаем это оба. – Я должна объяснить.
- Нет, не должна, - останавливает он. – Нет, так нет.
- Ты обиделся?
Его рука опускается на сиденье в пространство между нами, туда, где лежит моя ладонь. Мы касаемся мизинцами. Словно, только так мы можем позволить чувствовать друг друга. И каждый из нас старается не отпускать этого чувства. Я, потому что большего не могу и не хочу себе позволить. А он, я только могу гадать, почему Роберт решает идти у меня на поводу.
Это длится не очень долго, пока мы не подъезжаем к отелю. Он поворачивается ко мне, но уже ничего не спрашивает. А я просто говорю:
- До свидания, - и выхожу из машины, разрывая эту связь.
________________________
Для тех, кто любит Пинк >> Try

---

Источник: http://www.only-r.com/forum/38-370-1

---