Антонио Бандерас назвал это «диванной терапией». Эдди Мерфи сказал, что ему нравится «просто ничего не делать». Наверное, неудивительно, что с шестью занятыми актерами недавний разговор перешел на обсуждение простоя и того, что с ним делать.
Итак, это случилось, когда Бандерас «Боль и слава», Роберт Де Ниро «Ирландец», Тэрон Эджертон «Рокетмен», Дэниэл Калуя «Квин и Слим», Мерфи «Меня зовут Долемайт» и Роберт Паттинсон «Маяк» собрались все вместе. Бандерас сказал, что после своего сердечного приступа в 2017 году он пытался оставаться активным, и теперь он даже называет это событие «одной из лучших вещей, которые когда-либо случались в моей жизни», за то, что это заставило его пересмотреть свои приоритеты. «Это после сердечного приступа. Во время сердечного приступа ты не говорил: «Мне это нравится»», - вставил Мерфи, отметив, что он и Бандерас почти одного возраста, и это одна из причин, по которой он работает, чтобы сохранять собственное спокойствие.
LA Times: Эдди, в роль в «Меня зовут Долемайт» ты вложил все свои комедийные способности, но в ней также есть трогательность и уязвимость, которые мы не всегда видим. У тебя есть ощущение, что комедийные исполнения не получают достаточного признания?
Мерфи: Я не знаю, подходит ли слово «признание». Я знаю, что всю свою жизнь, когда я делал что-то, что оказывалось успешным, меня спрашивали: «Ты когда-нибудь думал о том, чтобы сделать что-то серьезное?» Так что в сознании людей есть нечто такое, что отличает комедию от драмы. А я думаю, что все это одно и то же. Это все актерство.
LA Times: Как ты думаешь, почему люди их различают?
Мерфи: Может быть, потому, что смешное доступно. Каждый вроде как знает кого-то забавного, у каждого есть друг, который может довести их до слез. Поэтому они могут подумать, что когда человек смешной, ну, они просто смешные, это естественно. Но знаете что, когда серьезный актер делает комедию, они это ценят. Тогда они сдаются.
LA Times: Роберт, с «Ирландцем» ты вернулся к режиссеру Мартину Скорсезе, а вы двое не работали вместе со времен «Казино» 1995 года. [Мерфи от души аплодирует]. Каково это, воссоединиться снова?
Де Ниро: Все возвращается на круги своя. Я имею в виду, на самом деле ничего не меняется. Работать с Марти всегда приятно. Он восприимчив к идеям. Что бы вы ни хотели сделать, он согласится, если только это не будет очень неожиданным. Поэтому через какое-то время вы приходите к тому, что все, что вы говорите, так или иначе будет хорошо, даже если вы этого
не сделаете, или используете, или вырежете и так далее.
Пачино хорошо сказал, так как, это был первый раз, когда Аль работал с Марти. Они пытались несколько раз, но ничего не получалось. Он сказал, что это похоже на то, что ты работаешь на натянутой веревке, а он - сеть. Ведь я не единственный. Это команда, это каждый творческий человек на съемочной площадке. Так что мне повезло, что я смог работать с ним все эти годы.
LA Times: Дэниэл, «Квин и Слим» - это полнометражный дебют режиссера Мелины Матсукас. Когда ты впервые работаешь с режиссером, как вы создаете динамику?
Калуя: Ты просто видишь в них личность и говоришь о том, как мы можем проработать сценарий? Как мы можем проработать эту истории? Что мы пытаемся сказать? Я думаю, что Мелина великолепна. Она сделала сериал «Белая ворона», который я тоже люблю; ее вИдение удивительно. Так что я действительно относился к ней с уважением. Мне нравятся ее решения. Я не думал о том, что это была ее первая работа, это было что-то вроде: «Ладно, круто, ты управляешь кораблем. Куда бы мы не шли».
LA Times: В стиле «Квин и Слим» есть бесстрашие,которое действительно волнует. Это передалось тебе и твоему исполнению?
Калуя: Мой друг, который смотрел его,сказал, что он ощущается «непрерывным». И он таким и был. Это было что-то особенное. В нем очень много Мелины, Лины [Уэйте, сценариста]. Так они видят мир. Я думаю, что вы редко можете увидеть перспективы для чернокожих женщин в таком кино. И поэтому было удивительно поддерживать ее.
Даже просто в плане таких вещей: по сюжету,в начале фильма, мы находимся на свидании после знакомства на Tinder, и я молюсь. И это Мелина. Она была на таком свидании, когда парень начинал молиться перед едой. Это просто нюанс, который добавлен в фильм. Так что это заставляет его ощущаться более актуальным и более сегодняшним.
LA Times: Есть ли у тебя список режиссеров,с которыми ты хочешь работать? Роб, последние несколько лет ты работал с Херцогом, Кроненбергом, а теперь еще и с Робертом Эггерсом. Это твой план - попробовать сотрудничество с различными режиссерами?
Паттинсон: Когда я только начинал, было,наверное, 12 человек, с которыми я действительно хотел работать. И, вероятно, 12 человек, с которыми я в конечном итоге работал. Потому что когда я окунулся в актерство, если я видел выступление, которое каким-то образом тронуло меня, я думал, что если попытаться работать с этим режиссером, шансы, что они извлекут из тебя что-то, что понравилось тебе в их предыдущей работе, немного выше. И именно так я выбираю эти вещи.
Эджертон: Антонио, я видел фильм «Боль ислава», он замечательный. Были ли какие-то трудности играть персонажа, прототипом которого является твой режиссер Педро Альмодовар, которого ты не просто знаешь, но и буквально находишься большую часть времени в 15 футах от него?
Бандерас: Да, это то, что сразу приходит на ум. Но затем ты просто возвращаешься к «Библии» - сценарию, когда есть проблема, ты просто идешь туда. Были обстоятельства, от которых я на самом деле не ожидал, что они привнесут какие-то непредвиденные эмоциональные элементы.
Эджертон: Потому что это очень интимно.
Бандерас: Эта история в основном о примирении,примирении с прошлым и самим собой. Я встречал многих людей, которые на самом деле являются персонажами фильма. Например, была сцена, в которой я с матерью моего [персонажа] на балконе, и Педро приходит туда, чтобы руководить актерами. Он любит читать реплики за актера просто для того, чтобы дать нам наглядные указания. Он очень дотошный.
И вот он начинает сначала читать реплики матери. А я собирался сказать что-то вроде: «Мама, мне очень жаль, что я не тот сын, каким ты хотела меня видеть». И он [разволновался и] не смог ответить. Так что информация, которую я иногда получал от него, была просто эмоциональной информацией. Я сказал ему: «Ты должен вернуться и просто сказать: «Мотор!», потому что я знаю, что сейчас внутри тебя, какова сложность твоих эмоций».
LA Times: Твой вопрос интересен, Тэрон, потому что ты очень близко сошелся с Элтоном Джоном для фильма «Рокетмен». Но его не было на съемочной площадке, верно?
Эджертон: Да, в том-то и дело. Он не говорил«мотор» и «снято», но привносил энергию. Природа нашего фильма достаточно откровенна и искренна. И мы как бы стремимся прославить его во всех его блистательных несовершенствах, которые хорошо документированы. И есть что-то особенное в его характере. Знаете, я думаю, что единственная причина для его беспокойства - это что-то скучное или неинтересное. Он наслаждается более бурными фрагментами своей истории или менее совершенными фрагментами своей истории.
Съемка сцены, где принимается так много кокаина, что начинается кровотечение из носа, или приступы позерства, к которым, как известно, Элтон был склонен. Ты изображаешь кого-то таким, что можно было бы посчитать весьма нелестным. Так что это идет с некоторым дополнительным давлением. Но странно, я на самом деле чувствовал идентификацию и заряжался от этого, потому что через этот процесс мы становились очень близки.
Бандерас: Он был с тобой на съемочной площадке?
Эджертон: Он никогда не появлялся на съемочной площадке. Он приходил на репетиции. И мы с ним встречались за пределами, но он так и не пришел на съемочную площадку. Я не думаю, что смог бы так работать. Это было бы большим давлением. Но через сближение с ним я почувствовал все острее, потому что я забочусь о нем на личном уровне, а также просто хочу почтить его наследие.
LA Times: Эдди, что привлекло тебя в Руди? Ты увидел в нем что-то от себя?
Мерфи: Нет, вовсе нет. Он - полная противоположность. У меня была совершенно противоположная траектория в этом бизнесе, чем у Руди Рэя Мура. Я прослушивался в сериал «Субботним вечером в прямом эфире», когда мне было 18 лет, и я снялся в «48 часов», когда мне было 20. Мне всегда нравится говорить это при актерах, это всегда заставляет их трепетать - у меня было только одно прослушивание за всю мою жизнь, оно было для «Субботним вечером в прямом эфире». Мне нравится видеть, как актеры смеются, но маленькая их часть как будто говорит: «Что за…?»
Но именно поэтому он стал моим героем. В ранние годы Руди Рэя Мура мы просто смотрели его фильмы, они были чем-то вроде «stoner movies», ты куришь косяк, и во время просмотра картины, видишь, что в кадре появляется микрофон, и он будет пропускать удары, мы смотрели их из-за этого. А потом, когда я стал старше, я начал смотреть на него как на режиссера, снимающего «партизанское» кино.
Когда я узнал, что он сам делал эти фильмы,что он финансировал и их, и записи, которыми он прославился, он финансировал эти записи и делал все это сам. И я стал думать о нем как о режиссере-«партизане». А потом я стал смотреть разные фильмы. И если вы посмотрите «8 с половиной» Федерико Феллини, а затем «Святую Гору» Ходоровски, а затем «Человек-Торнадо» Руди Рэя Мура, у вас будет точно такая же реакция. Вы скажете: «Что за ... я смотрю?»
LA Times: Роберт, ты недавно подписался на роль Бэтмена. И ты сказал, что еще несколько лет назад никогда бы не подумал, что сделаешь это. Что изменилось для тебя? Что заставило тебя почувствовать себя готовым принять на себя такую роль?
Паттинсон: Я не знаю, готов ли я. Есть другое чувство, когда делаешь что-то, у чего, как известно, есть большая неотъемлемая аудитория, ожидания аудитории. Иногда это даже забавно - чувствовать такое давление. Я люблю делать что-то совершенно необычное и пытаюсь помочь ему найти свою аудиторию. Иногда происходит такое противостояние, особенно когда люди действительно сомневаются, по-настоящему, по-настоящему не хотят видеть тебя [в роли]. Это очень возбуждает. И особенно что-то такое есть в Бэтмене. Он всегда очень привлекал меня.
LA Times: Дэниел, во многих фильмах, в которыхты снялся, «Квин и Слим», «Прочь», «Вдовы», присутствует социальная ответственность. Это то, что ты ищешь в ролях, которые ты выбираешь?
Калуя: Я люблю непредсказуемые фильмы,только такие мне нравится смотреть. Так же и с «Квин и Слим», где афроамериканская пара на свидании убивают офицера. Просто так получилось. И часто мне нравится смотреть фильмы, где человек принимает решения, которые я хотел бы принять. Я хочу делать фильмы для реальных людей, живущих своей жизнью. «Что бы я сделал в таком положении? Что бы я сделал в такой ситуации?» И я просто нахожу это интересным в «Квин и Слим», способ сказать нет статус-кво. Ответственность, которую ты несешь. Реальность этого, и как много из этого проецируется на тебя.
Если ты просто скажешь: «Нет», это посчитают радикальным, но это просто решение. И тогда ты исследуешь, почему это радикально? То, что происходит внутри общества и в культуре, где простое принятие решения о чем-то непохожем является радикальным. Поэтому мне нравится
сниматься в фильмах, которые исследуют, в то же время, развлекая, и на доступном языке. Я не хочу проповедовать перед аудиторией. Люди тратят деньги, чтобы пойти в кино. Это не дешево. И я хочу, чтобы люди чувствовали, что они действительно получили опыт.
LA Times: Роберт, за все эти годы ты ни разу не сбавил темп. И «Ирландец» - подтверждение этому. Что в этой истории заставило тебя почувствовать, что ты должен сделать это?
Де Ниро: Мы работали над другим фильмом. Мыс Марти потратили много времени, пытаясь найти то, что можно сделать вместе. Итак, в конце концов, мы остановились на этом фильме о стареющем киллере с западного побережья, вроде как ушедшем на пенсию. Мы были полны решимости. Как говорится, нам был зеленый свет. Потом Марти начал показывать мне старые фильмы, фильм Жана Габена, черно-белый, чтобы я начал входить в его стиль. Я сказал, что мне нужно прочитать эту книгу [«Я слышал, ты красишь дома»], о которой я говорил с Эриком Ротом несколько лет назад, когда она вышла. Поэтому я сказал, что прочитаю ее как исследование для нашей работы. Он наемный убийца, бла-бла-бла. И я ее прочел. И как только я прочитал ее, я сказал Марти: «Ты должен посмотреть на это, потому что это действительно то, что мы должны делать».
LA Times: Что заставило тебя сказать это?
Де Ниро: Книга была великолепна. История, персонаж,в ней были значимые исторические персонажи, чьи судьбы не были выяснены, особенно Хоффа. Так что это были все те вещи, которые придавали вес. И для нас в нашем возрасте, чтобы снять фильм о парне, который состарился… В ней был не священник, как в фильме, который мы сделали, это был Чарли Брандт, который написал книгу и провел 10 или 12 лет с Фрэнком Шираном и получил от него признание в конце…Это была просто отличная история. Мы должны были ее сделать.
