В самом начале, есть только бормочущий мужчина и его ребенок в пустоте пространства.
Монте (Роберт Паттинсон) обнимает Уиллоу, уговаривает ее сделать шаг к нему в пустынном коридоре космического корабля, одевает ей подгузник, учит ее слову “табу”. Монте обхватывает голову руками, вглядывается в экран, а затем застегивает полдюжины тел в мешки и бросает их, одно за другим, в пустоту; они мягко падают вниз, как тонкие белые коконы в бескрайней черноте.
Вместо контекста или сюжета долгое время существует только густой нарастающий страх.
Медленно и эллиптически,“Высшее общество”, последний и единственный англоязычный фильм Дени, движется назад во времени, чтобы протянуть тончайшую нить повествования.
Монте - один из девяти членов экипажа государственной миссии по извлечению энергии вращения из кромки черной дыры. Но это экипаж не ученых или астронавтов, а заключенных, приговоренных к смертной казни, мужчин и женщин, которым предоставляется “возможность” смягчить приговоры, то есть поменять один смертный приговор на другой.
На борту космического корабля есть один капитан, хрупкий андрогин Нансен (Агата Бузек). И один ученый, доктор Дибс (Жюльет Бинош), чья работа может быть или не быть частью официальных бортовых операций (как выясняется, она также является заключенной).
Доктор Дибс получает сперму мужчин - членов экипажа и осеменяет женщин, кормит их успокоительными таблетками, делая тела послушными. Только Монте сопротивляется, держась в стороне от этой системы обмена, что, конечно, только подогревает интерес Дибс к нему. “Я одержима репродукцией”, - мурлычет она, абсолютно серьезно.
На одном уровне “Высшее общество” настолько слабо организован, так не хватает балласта между персонажем и сюжетом, что иногда кажется, что фильм просто дрейфует сам по себе. Фильм сокращает время и пространство. Диалоги урезаны, также как спецэффекты и интимные моменты.
Почти ничего не раскрывается о членах экипажа или преступлениях, которые привели их на этот корабль (за исключением доктора Дибс, осужденной за убийство своего мужа и ребенка). Повседневная деятельность экипажа имеет мало общего с получением энергии из черной дыры. Вместо этого они ухаживают за маленьким зеленым садом, практикуют гимнастику и предоставляют свои тела для неудачных экспериментов Дибс. Человеческие взаимодействия варьируются по тону от беспомощного молчания до взрывоопасного, разбрызгивающего кровь насилия.
Эти краткие проблески истории прерываются калейдоскопическими образами-снами открытого космоса, как будто сюжет просто проваливается в пленительную и бессмысленную ширь. Повествовательной логики так мало, что сцены не столько ведут друг к другу, сколько просто накапливаются.
На другом уровне, однако, фильм беспощадно сфокусирован, зациклен на одной концепции: проекте извлечения энергии для продолжения рода.
Фильм реализовывает этот проект по двум направлениям:
через правительственную миссию в черную дыру и через одержимость доктора Дибс.
По-видимому, целью этих извлечений является поддержание и воссоздание человеческой жизни, либо на Земле, либо здесь, на корабле. Но одно из главных достижений фильма - создание атмосферы абсолютного безразличия к человеческой жизни.
В случае с Дибс, ее проект не ради продолжения жизни; это, как она говорит, “одержимость”, то есть стремление, принуждение без какого-либо точного остановочного пункта. Что касается правительства, то фильм вообще ничего не раскрывает. Цели государства остаются в тени: все, что мы знаем, это то, что мы находимся в космической гонке за драгоценными неиссякаемыми ресурсами.
Таким образом, существуют два механизма извлечения, и люди - одноразовые с точки зрения Земли - не являются ни надзирателями, ни работниками; они являются компонентами, частицами этих механизмов. Члены экипажа спят, едят, тренируются и отправляют свои нужды по команде, в то время как космический корабль приближается к гибели.
Актеры подают свои реплики, словно имитируя реальное человеческое взаимодействие, как будто им совершенно незнакомы спонтанные мысли и чувства, весь внутренний мир утрачен. В то время как Дибс одержима воспроизводством и даже проявляет спонтанную радость, когда рождается ее чудо-ребенок, вокруг нее нависает мертвое отчаяние: жизнь ускользает от нее сейчас, и она это знает.
Единственным исключением является Чени, сыгранный с непринужденным натурализмом Андре Бенджамином. У Чени остались жена и ребёнок на Земле, и его комментарий относится как к происшествию, так и к самому фильму: когда умирает еще один чернокожий член команды Электра (Gloria Obianyo), Чени размышляет: “Даже здесь черные идут первыми”.
Тот факт, что Чени одной ногой за пределами - что он не полностью поглощен кинематографическим миром - придает ему человечности. Но для остальных персонажей, ограниченных структурными рамками миссии, нет пространства для психологии или отношений, свободы воли или надежды. Как сказал Маркс, о высшей точке производительности “сам автомат является субъектом, а рабочие - всего лишь его сознательными органами”.
“Высшее общество” использует язык других культовых космических фильмов, вовлекая их в непрерывный кинематографический разговор. Влажный, заросший мхом сад напоминает “Солярис” Тарковского; производственный дизайн Олафура Элиассона - клинические интерьеры и сверкающие полумесяцы шлемов - “2001 год” Кубрика; один единственный член экипажа перекликается с такими фильмами, как “Луна”, “Марсианин” и “Гравитация”; тема воспроизводства ссылается на “Чужого”и его коконы.
Космическое кино - эластичный жанр. Тут могут быть научно-фантастические космические фильмы, комедии, приключенческие фильмы, бадди-муви и фильмы ужасов. Космическое пространство изолирует и дезориентирует, и поэтому люди в этих фильмах становятся образцовыми, нашим представлением, о том, кем мы могли бы быть. Как и сама космическая программа, космические фильмы часто представляют собой состязание идеологий, торжество технологических инноваций, экспансионистских устремлений и, конечно, великих людей: ученых, пионеров и отцов. Первых людей.
“Высшее общество” - это фильм о заключенных-рабочих, последних людях Запада (профессор на Земле поражен тем, что путешествие в черную дыру - это то, как “западные правительственные власти” справляются со своими преступниками). Это то, что так тесно связывает “Высшее общество” с “Чужим”, еще одним фильмом об экипаже, состоящем из рабочего класса, терроризируемым одержимым репродукцией существом и одержимым репродукцией предприятием. Инопланетянин Чужой опасен, но не жесток: он просто вынужден жить и размножаться (это особенно видно в режиссерской версии, где Рипли обнаруживает, что инопланетянин на самом деле не убивает экипаж, а использует их в сложной репродуктивной системе, которая заболачивает внутренние стены корабля). Скорее, это компания, чудовищна, самые эмоционально взрывоопасные сцены фильма показывают, что экипаж реагирует не на инопланетянина, а на компанию и на ужасающее осознание того, что они были использованы и введены в заблуждение и низведены до расходных компонентов этого огромного предприятия.
“Высшее общество” исследует, что было бы, если бы экипаж знал все это с самого начала: что их жизнь не имеет значения, и они почти наверняка умрут, что компания/правительство использует, вторгнется и отберет их тела для своих собственных целей, что существо, одержимое воспроизводством, будет преследовать их на борту корабля.
Если ничего этого никогда не скрывалось, не может быть шока открытия (следовательно, “Высшее общество” - это не “хоррор”, жанром которого является крупный план). Если нет альтернативы, не может быть оппозиции, надежды на восстание или побег. Существует только сложная шлифовальная машина, которая должна справляться со случайными спазмами дисфункции, когда тела на мгновение взрываются в сопротивлении, прежде чем их усмирят, запакуют и выбросят.
Эксперименты Дибс, однако, не работают; тела не справляются со своей задачей. По мере того, как механизм скрежещет и глохнет, а космический корабль движется вперед, экипаж начинает охватывать беспокойство. Они дерутся, шипят и наскакивают друг на друга, как кошки, не потому, что им не все равно, что происходит, они не бунтуют, а просто потому, что напряжение возрастает, как шум или температура.
Молодой человек с татуировкой на шее нападает на одну из спящих женщин, бьет ее по лицу и пытается изнасиловать. Остальные прыгают вокруг, крича и оттаскивая его, в то время как музыка Стюарта Стэплса звучит громче, и всегда сдержанная и терпеливая камера Дени присоединяется к суматохе, поворачиваясь в безумии. Когда татуированный мужчина, наконец, оторван от женщины, Монте бьет его по голове до кровавого месива.
Далее следуют ни о чем не говорящие сцены. На показе, который я посетил, около дюжины человек вышли, а другие перешли в другие точки, противясь эксперименту Дени. Часть меня была с ними, и я до сих пор пытаюсь понять, что именно меня так оттолкнуло. Насилие было ужасным, но дело не только в этом.
Фильмы Дени наполнены жестокостью. Я думаю, то, что делает эту сцену и “Высшее общество” в целом настолько эстетически раздражающей, это отсутствие психологической или мотивационной амортизации и нехватка формального единства, структурирующего весь фильм.
Насилие вспыхивает в этой зоне безразличия, ничто не удерживает его, ничто не вплетает его в надлежащее, следовательно, удобное, повествовательное место. Таким образом, это становится вполне реальным: фильм не только о насилии, фильм сам по себе жестокий, и аудитория напрямую страдает от этого. И все же, хотя насилие взрывается как разрушительная бомба, по-видимому, настолько неуправляемая, что срывает кинозрителей фестиваля со своих мест, это, в общем-то, абсолютно предсказуемо. Такие кризисы типичны для данной системы.
Доктор Дибс, в конце концов, насилует Монте во сне и осеменяет Бойсе (Миа Гот), которая в результате рожает. Все умирают, убив друг друга или самих себя, кроме Монте и его ребенка. Поскольку средства для ее рождения никогда не были направлены на создание человеческой жизни, а скорее на технологический успех, этот ребенок в действительности менее человек, чем продукт. И в этом случае успехом считается создание продукта, способного воспроизводить самого себя.
Уиллоу вырастает, чтобы стать неуклюжим подростком с широко раскрытыми глазами, примерно до возраста первых поклонников Роберта Паттинсона. Она смотрит видео из жизни на Земле и имитирует движения как при молитве. К их кораблю пристыковывается другой корабль, и оказывается, что он полон собак; она умоляет своего отца взять щенка, он говорит “нет”. Уиллоу также пытается присоединиться к своему отцу в постели, но он отсылает ее (помни “табу”).
Вот в чем проблема: дочь и отец не могут размножаться, нет больше ресурсов, продукт пуст, это конец производственной линии. В финальной сцене они улыбаются друг другу, головы в шлемах сияют, как два солнца; Монте спрашивает, готова ли она, и Уиллоу говорит “Да”. Будут ли они разорваны на части внутри черной дыры или доживут свои дни на корабле, они последние. Весь этот гнилой эксперимент провалился.
Кино – это тоже репродуктивная машина. Это машина, которая собирает образы и звуки ранее существовавшего чувственного мира, рассеивает и перестраивает их, а затем генерирует в собственные движущиеся образы. Затем она проецирует эти изображения на экран. Аудитория воспринимает эти проекции, и эти звуки и образы, в свою очередь, живут в нас, становясь частью того, кто мы есть, и чем мы делимся с другими. Мы являемся “сознательными органами” в сложной системе переходов и обменов между жизнью и машиной: мир к кино, кино к субъекту и субъект обратно к миру.
В дни и недели после просмотра “Высшего общества” я обнаружил, что этот фильм породил череду мыслей и образов, которые продолжали разворачиваться во мне, связываясь с другими мыслями и образами, воспоминаниями и аффектами. Я все еще пытаюсь переварить это: иногда этот процесс рождает новое и живое мышление, и тогда фильм кажется действительно творческим; в других случаях фильм сидит, как твердый комок, ничего не вызывая.
Я не знаю, хороший ли фильм “Высшее общество”. Произведение искусства может вызывать большие идеи и разговоры, не будучи большим искусством. Работа в этой зоне неразрешимости это, по сути, и есть профессия Дени (за исключением “Хорошей работы”, который все любят и на счет которого вы бы не ошиблись, если бы восприняли фильм неправильно).
Например, я люблю “Что ни день, то неприятности”: Беатрис Даль в роли безумного каннибала не была похожа ни на что, что я видел до или после этого. Но, как и “Высшее общество”, этот фильм также вызывает противоположную реакцию. Хотя я считаю насилие актуальным, странным образом полным дикой и необходимой жизни, тот, кто нашел его ужасным и человеконенавистническим, не ошибется. Мы бы посмотрели один и тот же фильм. Дени делает фильмы рискованными, сложными и достаточно изысканными, чтобы оправдать столь широкий диапазон реакций.
Один мой друг сбежал из театра, желая немедленно увидеть “Высшее общество” снова; я этого не сделал. Но фильм продолжает возвращаться ко мне, обычно, когда я читаю новости или засыпаю.
Когда это происходит, настроение фильма - автоматизированное страдание, перемежающееся жестоким насилием, - омывает мой разум, как грязная вода, циркулирующая в таком же гнилом мире, как космический корабль Дени. В эти моменты “Высшее общество” ощущается как фильм для нашего времени.
Перевод: Marishka, специально для only-r.com
