Новая работа Роберта Эггерса, последовавшая за фильмом 2016 года «Ведьма»/ «The Witch» (или все же стоит сохранить аутентичное написание «The VVitch»?) - не только лучше, чем его знаменитый дебют, но и абсолютно оригинальна: безумное, измазанное грязью свободное падение в почти неподдающееся описанию безумие.
Первое, что бросается в глаза в «Маяке», это то, как фильм смотрится. Он снят на 35 миллиметровую пленку с соотношением сторон кадра 1,19: 1 - достаточно старый формат, почти квадратный. Фильм снят, как повсеместно сообщается, в поразительном монохромном режиме, который делает более сильный акцент на использовании черного цвета (по сравнению с белым) для создания гнетущего эффекта. Этого удалось добиться при помощи изготовленного на заказ оптического фильтра, который заполняет кадр как бы оседающим облаком странного белого вещества.
Совокупный эффект всех этих решений вылился в то, что фильм выглядит как подлинный артефакт - как движущаяся искаженная фотография 1800-х годов. Спецэффекты, открывающие фильм - огромный темный корабль, пробивающийся сквозь бушующее море, окутанное туманом – напоминает что-то из фильмов Жоржа Мельеса. (Прим. Жорж Мельес (1861-1938) - французский режиссёр и артист цирка, один из основоположников мирового кинематографа). И это одновременно анахронизм и глубокое прошлое; миф и современность; он - вне времени и места.
Второе, что поражает вас в «Маяке» - и помните, что вы все еще в бреду после визуальных эффектов, - это сам Маяк. Он возвышается над разрушаемой ветром и морем первозданной скалой, возникшей в безбрежном океане, словно острый зуб прорвавший окровавленную плоть. Поразительная, тревожная и унылая обстановка, трижды усиленная заразительной, запретной эстетикой Эггерса. Неясно вырисовываясь во мраке, застывшая башня нависает в квадратном кадре; к ней примыкает ветхая кривая хижина с покосившейся крышей, которая выглядит как взятая прямо из какого-то старинного фильма ужасов. Это именно само место, и возможно, даже в большей степени, чем люди в фильме, является персонажем.
Третье, что поражает вас в «Маяке», так сильно, что вы едва можете видеть, - это его персонажи. Большей частью невербальная, интенсивно физическая игра Роберта Паттинсона в роли Эфраима Уинслоу обусловлена диалогами и обычаями, взятыми из исторических текстов. Эггерс использовал стенограммы интервью с фермерами начала 1800-х годов. И напротив, рокочущий Томас Уэйк Уиллема Дефо смехотворно, пышно многословен, а его реплики основаны на подлинных поговорках и присказках просоленных морских волков 200-летней давности.
Уэйк - это квази-мифическое существо с измученным лицом, извергающее стремительно текущие потоки почти непостижимого сленга. Уинслоу, который всего лишь хотел найти работу получше, попадает в бесконечный водоворот обжигающе холодной воды и черных водорослей. Паттинсон бродит по острову, спотыкаясь, словно в испуганном оцепенении, обнаженный и дрожащий от суровых, опустошающих ветров бескрайнего океана и от пылающего, почти инфернального жАра горящих топок, которые поддерживают работу маяка. Это - два гротескных представления, которые идеально вписываются в сумасбродный исходный материал сценария и входят в число лучших ролей этих актеров.
Нокаутирующий удар наносит безумие. Первые его признаки появляются, когда время начинает растворяться, превращаясь в плотную тину неадекватности и непостижимости. Дефо вдруг объявляет, что прошло две недели, хотя, судя по ходу повествования, должно было пройти пару дней; еще пару дней спустя – что прошло четыре. Позднее, то, что ощущается как пара недель, упоминается как прошедшие два дня. Или все-таки это были две недели? Или прошли годы? Или они были здесь всегда? Или они никогда здесь не были? Не есть ли все это лишь плод воображения? Уже этого достаточно, чтобы мурашки побежали по коже - мы брошены в космосе так же, как Паттинсон.
Но затем начинаются галлюцинации – и лучше надеяться, что это именно галлюцинации. На скалистый берег выбрасывает русалок, безумных и истекающих кровью. Уинслоу овладевают сексуальные фантазии об этих волнующих существах - некоторые сцены в «Маяке» низводят «Форму воды» до уровня «В поисках Немо». Странные лавкрафтовские фигуры движутся по острову, словно клочья тумана - это и есть морской монстр? Что-то, несомненно, все же есть в этом свете, не даром Уэйк постоянно держит светоч запертым под замком и фанатично предан благополучию маяка. Также возникают сомнения в судьбе последнего "wikie", которого заменил Уинслоу.
Погода «встает на дыбы» и доходит до драматических крайностей, в то время как пара смотрителей начинает погружаться в приступы первобытной, безотчетной паранойи. Ветер, море и дождь бьют по острову, разоряя жилище хранителей и превращая любую небольшую работу в задачу, которая под силу только Геркулесу. По мере того, как наши протагонисты все глубже и глубже вкручиваются спиралью в непостижимое, смертоносное безумие, они покрываются грязью, мочой и дерьмом, они неспособны сделать хоть что-то и не быть при этом задушенными стихией. Лучшая короткая ужасающая версия «Трудно быть Богом», и человеческий опыт сводится к грязи.
К тому моменту, когда эта болезнь исчерпывает себя, и экзистенциальный космический ужас финальных сцен фильма подходит к концу, мы - промокли, измазались в грязи и выдохлись. Маяк - скорее бред, физическое испытание, чем кино в обычном смысле этого слова. Странный, беспорядочный и эпизодически пугающий, этот фильм о потере одного из тех пресловутых «шариков»; фильм, который сбрасывает атомную бомбу на эти «шарики» в течение первых 30 минут, заставляя вас провести следующий час вне территории благоразумия или здравого смысла. Порадуйтесь, что этот фильм существует.
Перевод: Lovely, специально для only-r.com
