Роберт Паттинсон и Уиллем Дефо никогда не работали вместе, пока не оказались в отдаленной части Новой Шотландии, терзаемой ветром, дождем и морем, во время съемок фильма ужасов а-ля Лавкрафт «Маяк» Роберта Эггерса.
Они пришли из разных миров, чтобы сыграть только двух персонажей фильма: Паттинсон, стоического молодого человека, который устраивается на работу помощником смотрителя маяка, чтобы убежать от своего прошлого, и Дефо, болтающего без умолку, закаленного викки, чьи жуткие монологи - это язвительная мура и грозные приказания.
На протяжении всего фильма эти персонажи сводят друг друга с ума, или, возможно, они начали именно так, поскольку на них давит суровость окружающей среды. Тем не менее, у этих двух актеров есть много общего, начиная с того, что каждый из них стремился поработать с Эггерсом, решив найти проекты, которые поколебали бы их собственное чувство безопасности.
В разговоре с Deadline Паттинсон и Дефо ныряют глубоко в черные волны, чтобы вновь ощутить скольжение щупалец сказок «Маяка».
Deadline: Насколько Вы были знакомы друг с другом до того, как этот проект привлек ваше внимание?
Уиллем Дефо: Ну, не так уж хорошо. Мы никогда не встречались. В действительности я встретил Роба на вечеринке, когда узнал, что мы будем делать это вместе. Конечно, я знал кое-какие его работы, но когда узнал, что мы будем работать вместе, то даже посмотрел некоторые вещи повнимательнее. Не столько для работы, сколько просто для общения. Чтобы проявить внимание.
Я думаю, что единственное, что стоит отметить, это то, что мы поступили одинаково, когда обратились к Роберту Эггерсу. Роб может рассказать вам свою историю, но моя заключается в том, что я увидел «Ведьму» и подумал: «Ого, вот это режиссер».
Кто этот человек, который сделал такое? Итак, я назначил ему встречу, и мне было очень приятно с ним поговорить. Что видишь, то и получаешь. Даже в разговоре он точен, у него отличная кинематографическая культура. Он очень необузданный, очень внятный и приятный. Так много всего. Я не только оценил его работу, но и подумал, что с этим парнем было бы неплохо поработать.
Я сказал: «Давай попробуем что-нибудь сделать». У него было несколько фальстартов по поводу нескольких вещей, о которых он говорил со мной. Они просто так и не случились. А с этим он был очень прямолинеен, потому что на самом деле он сказал: «Смотри, вот сценарий. Ты будешь играть с Робом Паттинсоном».
И никакого обсуждения. «Вот как мы собираемся это сделать. Или это или ничего». Это очень необычно, особенно если речь идет о фильме для двух актеров, когда режиссер говорит: «Вот как я это вижу. Да или нет?».
Роберт Паттинсон: Это правда. Сейчас мне нравится смотреть фильм, зная, сколько было мучений. Чтобы быть настолько уверенным в выборе актеров… Даже говоря о сценарии - я спросил его, как он пришел к этому, в чем суть идеи, и он не смог точно сформулировать.
Но сейчас, когда я смотрю фильм, он кажется таким необычным. У него определенно было это в крови, именно то, что он хотел сделать.
Уиллем Дефо: У него была действительно четкая структура, и он имел четкую визуализацию. У него был скелет и мышцы, я думаю, у него все материализовалось после кастинга, и он увидел, что мы привнесем в это.
Забавно, мы много говорили об этом фильме, но вот, что я только что вспомнил. В сценарии они были прописаны как «старый» и «молодой». Я сказал: «Ну, очевидно, если будет Роб Паттинсон, то я - «старый». Так и быть. Но я не чувствую себя таким уж старым».
Я подумал: «Ладно, мы разберемся с этим. Но странно, что я играю такого старика». Но потом я посмотрел в зеркало и подумал: «Ладно, может и сойду». Шучу. Ты читаешь сценарий, и он реально «утирает тебе нос».
Deadline: Роб, почему ты пошел за Робертом Эггерсом?
Роберт Паттинсон: Сначала я этого не понимал. Я видел «Ведьму» в кинотеатре, и мне это очень понравилось, но что-то там было… Забавно, но теперь это как-то изменилось, идея в том, что ужас стал жанром, в котором вы можете гораздо больше экспериментировать, и многое вам сойдет с рук. Но в то время он действительно был обособленным. Я просто не мог представить себе, что буду с ним (Эггерсом) в чем-то участвовать, если это снова будет похоже на «Ведьму». Просто не происходило щелчка.
А потом я встретился с ним в Нью-Йорке, и у него было столько разных проектов, готовых к реализации. До этого момента я не замечал ничего особенного, только уровень мастерства «Ведьмы». Это заняло у меня пару лет. Но когда я с ним познакомился, то сразу понял, насколько мне нравятся его работы. И когда я увидел сценарий «Маяка», увидел детали, увидел диалект в нем, и увидел, что он действительно может пойти по стопам «Ведьмы», это заставило меня понять, что в нем что-то есть.
Уиллем Дефо:Забавно. Когда Роб говорит об этом, я вспоминаю одну из вещей, которые мне понравились в «Ведьме», а именно то, что я совсем не был знаком с исполнителями, и, когда их смешивают с детьми, ты не уверен, кто из них опытный профессионал, а кто новичок. Я увидел фильм вскоре после того, как сделал «Проект Флорида», и поэтому был в восторге от этого микса. Люди с разной подготовкой, где сочетается театральное с натуралистическим. Как и Шон Бейкер в «Проекте Флорида», Роберт Эггерс мог взять актеров с большим мастерством, а затем людей, которые никогда раньше не играли, например детей, без каких-либо поправок. Они жили в одном и том же мире. Это настоящий талант.
Deadline: Что это вам дало?
Уиллем Дефо: Тебе нужен вызов как актеру, но ты не хочешь делать шоу, понимаете? Так как ты хочешь найти способ избавиться от актерского шлейфа в своем выступлении. Ты хочешь быть «чистым». Ты хочешь быть просто человеком. Ты хочешь сыграть персонажа, и не обязательно через язык актерского мастерства, который ты хочешь использовать. Он глубоко понимал это. И это любопытно, потому что он настолько совершенен технически.
Роберт Паттинсон: И он, кажется, довольно театральным, в некотором смысле.
Уиллем Дефо: Да, но задача состоит в том, чтобы сделать так, чтобы это прошло, понимаете? Взять этот язык и заставить его ощущаться нормальным. Конечно, где он тоже гениален, так это в реализации историчности. Это мне также нравится и в «Ведьме». Ты там. Это не академическая вещь, где ты постоянно указываешь на историчность экипажами и прочим.
Роберт Паттинсон: Он и его брат Макс просто продолжали придумывать все больше и больше диалогов для этих персонажей. Это было не так просто, как просто писать строки, чтобы соответствовать сюжету. Им почти пришлось придумать диалог с нуля, чтобы уловить исторический язык. Казалось, что до конца они могли бы вести разговоры месяцами и месяцами.
Уиллем Дефо: Я думаю, что это они и делали. Потому что он сказал, что они увлеклись этим и действительно вошли во вкус со сленгом. Все так и было, дошло до того, что они сказали: «Тпру, может нам притормозить?
Deadline: Уиллем, ты говорил сейчас, об актерах с разной степенью подготовки. Это похоже на правду, если брать вас двоих. Сознавали ли вы, что подходите к этому с разных сторон?
Роберт Паттинсон: Мы разные. Но то, что Уиллем говорил о желании попытаться избавиться от актерства – играть, не играя - я думаю, было главным.
Уиллем Дефо: Я думаю, что в конечном счете мы оба хотим одного и того же.
Роберт Паттинсон: Да, ассимиляции, больше всего на свете. Это довольно пугающая вещь в актерской игре, когда ты знаешь, что находишься с кем-то, кто овладел технической способностью передавать определенную эмоцию. «Если я буду вести себя подобным образом, человек передо мной будет точно знать, что я пытаюсь выразить». Я думаю, что это действительно страшно; это и есть самое страшное. В то же время, если ты просто позволяешь себе чувствовать ситуацию, то зрители возьмут из нее то, что они хотят. Это довольно интересно для меня. Я имею в виду, что у меня нет возможности сделать это по-другому, так что… [Смеется]
Уиллем Дефо: Я в этом не уверен. Но это - правда, все дело в том, чтобы что-то делать и чтобы что-то происходило. Наличие опыта, который достаточно прозрачен, чтобы зрители могли почувствовать его с вами, вместо того, чтобы делать шоу, которое что-то говорит зрителям, интерпретируя это, как: «Ничего не поделаешь, ребята. Мы собираемся свалить это на вас».
Многое было сказано о наших разных подходах, но это становится карикатурным. Суть в том, что вам нужно найти что-то, о чем можно поговорить. А потом кто-то подхватывает и трубит об этом. Правда в том, что у каждого из нас были разные задачи в фильме. Вы видите фильм его глазами, и в начале, по большей части, он наиболее активный. Поэтому, когда он говорит о получении опыта и о том, что что-то происходит, это один из способов. И мне пришлось немного порулить, по крайней мере, вначале. Так что, подготовка другая. Не так ли?
Роберт Паттинсон: Совершенно верно. Я имею в виду, что с самого начала ты был готов к большому количеству диалогов. Там основная масса для Уиллема, а не для меня.
Deadline: Вы оба столкнулись с техническими упражнениями при перемещении камеры и с тем, как работать в таких ограниченных пространствах.
Уиллем Дефо: Это было очень точно. Я привык работать по-разному, и не знаю, как ты, Роб, но я больше привык к большей свободе перед камерой. Я имею в виду, что я привык к Абелю Ферраре, работающему по сценарию на улице, или Ларсу фон Триеру, у которого камера никогда не находится в одном и том же месте дважды. Здесь нет запасных кадров, так что все кадры окончательны, понимаете? Ты должен действительно убедиться, что сцена происходит в пределах этого кадра и этой структуры.
Роберт Паттинсон: На самом деле ты не можешь спрятаться. Не было промежутков . Ты не мог отвернуться или попытаться получить меньше света в глаза или что-то еще. Без преувеличения ты был либо в полной темноте, либо совершенно на виду. Именно это, по крайней мере, для меня, придавало всему большую напряженность. Кроме того, есть кое-что в том, как реагировать на свет. На наших лицах было так много света, и это давало ощущение, что ты должен был дать какой-то отпор ему. Хотя обычно мой переход к сцене - это, во-первых, выяснить, как выйти из комнаты как можно быстрее. Во-вторых, попытаться понять, как отвести взгляд [смеется].
Уиллем Дефо: А что в случае с огнем? [Смеется.]
Роберт Паттинсон: Здесь нужно было действительно стоять неподвижно. Стоять неподвижно и делать свою работу. «Стой и сражайся». Это было ужасно.
Deadline: Это приводит к невероятно специфическим моментам, которые запоминаются надолго после просмотра фильма. Это вроде бы и возвышенно, но трудно понять, каким образом.
Роберт Паттинсон: Я думаю, что даже в сценарии это было правдой. Можно было почувствовать смертельную природу этого. Мне определенно казалось, что ты стоишь на краю обрыва, готовясь к прыжку. И где ты приземлишься, ты понятия не имеешь. Есть что-то и в соотношении сторон кадра. Когда у тебя крупный план, где по бокам лица ничего нет, это действительно что-то поразительное.
Уиллем Дефо:: Так и задумано. Это не значит, что ты не уверен, куда смотреть в кадре.
Это не правило, но мне иногда нравятся фильмы, которые действительно дают почувствовать, что они выражают или отражают ощущение съемки. И этот ощущался именно так. Там было не так уж много выигрышного места, и кадры были сделаны так тщательно, что не требовалось запасных. Так что, Луиза Форд проделала прекрасную работу по монтажу фильма, но то, что мы сняли - это то, что вы видите. Так что, было немного сюрпризов, отличающихся от того, что является промахом, которые могут восприниматься по-разному, когда вы видите их. И такого не было, что бы мы проверяли запись, но было довольно хорошее чувство кадра тогда.
Роберт Паттинсон: Я помню, когда снимали твой большой монолог, Роберт сделал только один кадр. Это было очень смело. Я имею в виду, что это было полторы страницы. Может быть, даже дольше.
Уиллем Дефо: Да, наверное, дольше.
Роберт Паттинсон: Я не знаю другого режиссера, который бы снимал две страницы одним кадром. Что мне действительно нравится в финальном фильме, так это то, что когда кто-то хочет иметь довольно формальную эстетику, он может создать такую дистанцию для зрителей. Тот факт, что он ощущается настолько висцеральным, даже в соотношении сторон и черно-белом, есть что-то особенное. Когда я просматривал ежедневные газеты, это был мой единственный страх, что в нем будет какая-то холодность. А он совсем не чувствуется холодным. По ощущениям он очень сочный.
Deadline: Были ли у вас случаи, когда вы снимали материал с огромным количеством запасных кадров, и вы чувствовали, что ваше исполнение было обработано при монтаже?
Уиллем Дефо: Ну, так может быть, потому что это дает другой ритм, и они могут что-то убирать. Я никогда не думаю о том, чтобы модулировать исполнение именно для того факта: что оно будет упорядочено позже. Я думаю только об отдельных моментах. Как бусины на четках, ты выстраиваешь одну вещь за другой и убеждаешься, что каждая из них имеет целостность. Это все, что ты можешь сделать. Некоторые, я думаю, пытаются модулировать, например: «О, это эволюция образа». Я не могу делать эту чушь. Особенно когда мы снимаем не по порядку, как это было в этом фильме. Мы похоронили его (Тома) на второй день. Он (Роб) снимал эту ... интимную сцену в первый же день. «Сам с собой» - так они ее называли?
Роберт Паттинсон: Мастурбация [смеется].
Уиллем Дефо: Роб сказал то, что определенно отрезвило команду. «Я понял. Мы снимаем такой фильм».
Роберт Паттинсон: Это было очень необычно, потому что мой персонаж, как минимум, никогда не знает, что происходит. Ты просто как бы накручиваешь себя в состоянии безумия. Были моменты, когда я должен был признать, что даже я не совсем понимаю, что происходит. Я помню, когда мы говорили о сексе и прочей ерунде, я думаю, что Уиллем был очень напуган, что я на него сорвусь или что-то в этом роде.
Deadline: Может быть, неопределенность иногда привлекает к работе?
Уиллем Дефо: Это одна из лучших составляющих. Иначе, ты просто идешь «след в след», понимаете? Тогда это просто искусная подделка, а не приключение или опыт. Роберт (Эггерс) «мучил» нас таким хорошим способом. Я думаю, что он получил лучшее от Роба, и он получил лучшее от меня. Хорошие режиссеры дают вам хорошую установку и структуру, чтобы найти золотую середину. Если вы проникаете в структуру вещи, и это работает, это самое лучшее. Это примерно то же самое, что избавиться от актерского шлейфа.
Роберт Паттинсон: Да, если ты можешь определить, что ты сделал после этого, то, вероятно, ты поступил неправильно. И самое приятное, когда ты наконец-то видишь фильм, это то, что ты можешь смотреть его и...
Уиллем Дефо: Видеть кого-то еще? Да, и у меня так же.
Роберт Паттинсон: Я действительно наслаждался этим фильмом и чувствовал себя зрителем, что случается не каждый раз.
Уиллем Дефо: Это действительно так. Обычно, когда я смотрю фильм, ассоциация, которую я создаю, очень сильна. И, возможно, это противоречит тому, что я сказал, что, как это выглядит, так и ощущается, но это правда. Когда я смотрю фильм, я как бы теряюсь и не вижу себя там. Я не вижу там Роберта Паттинсона. У меня нет жестких ассоциаций, как обычно, на съемках.
Deadline: Вы оба выбрали в своей карьере провокационную работу. Роли, которые вызывают реакцию у аудитории. Есть ли стремление к этому?
Уиллем Дефо: Я ничего не знаю об этом. Они вызывают реакцию у меня. И я хочу, чтобы людям нравилось то, что я делаю - когда вы делаете фильм, который вам действительно нравится, вы хотите, донести это до всех. Но я никогда не думаю о том, чтобы провоцировать людей. Я даже не думаю о том, чтобы провоцировать себя, а просто о том, чтобы вывести себя из своей игры. Особенно если ты играешь в течение длительного времени, это может действительно тебя испортить. Ты действительно можешь развить свою фишку. Вы можете создать нишу, которая удовлетворит многих людей. Актера и зрителей. Но для меня, просто из-за того, как я устроен, и ощущений, которые мне нравятся, я всегда пытаюсь «выбить почву у себя из-под ног». Я не думаю, что это человеческая натура. Я думаю, что надо создавать ситуации, когда ты вынужден это делать. Я думаю, это то, что спасает от ощущения, что ты «тянешь лямку». Все становится особенным, священным и веселым. Когда люди говорят: «О, этот фильм, должно быть, был таким тяжелым», так как, да, иногда мы были чертовски несчастны. Но сейчас-то я жив. Это не убило меня. Понимаете, что я хочу сказать? Это было весело. Я с нежностью оглядываюсь назад.
Роберт Паттинсон: Да, это отчасти противоречит человеческой природе. Твое тело постоянно говорит тебе, чтобы ты нашел удобное место. Безопасное место.
Уиллем Дефо: Не только тело, но и ум.
Роберт Паттинсон: Да. Я думаю, что есть что-то в том, что Роберт настолько дотошен и одержим, что ему приходится делать эти огромные скачкИ. Как только он прыгнет, он сразу же начнет строить мост туда, где он собирается приземлиться. Он должен сделать прыжок сначала, иначе он построит мост так, что окажется, что там слишком много строений. Теперь, общаясь с ним для прессы, я вижу, как он заполняет свои мысли тем, что имел в виду. Но в начале съемок, я думаю, это был прыжок веры. И мне это очень нравится. Я вспоминаю о работе с Клэр Дени и другими режиссерами, где они очень, очень глубоко доверяют своему инстинкту, и направление, в котором вы идете, не нужно определять
Перевод: Marishka, специально для only-r.com
