Актер, которого хотят все: миллиарды школьниц, миллионы домохозяек, десятки режиссеров и как минимум один знаменитый дом моды.
Пять минут в гугле И ТЫ ЗНАЕШЬ ВСЮ ПОДНОГОТНУЮ РОБЕРТА ПАТТИНСОНА: ЧТО ОН ЕСТ, С КЕМ СПИТ И КАК ВЫГЛЯДИТ ЕГО ЧЛЕН».
Слухи о примерном поведении самого благородного киновампира и главного хорошего мальчика планеты сильно преувеличены. На самом деле Роберт Паттинсон никак не бросит курить и не прочь залить горькой тяжелые рабочие будни. Однако же хочет войти в историю как серьезный актер. К счастью, индустрия всеми руками за его амбиции и уже наградила Роберта съемками у режиссеров Дэвида Кроненберга и Вернера Херцога. Ну и для разнообразия - ролью в рекламе мужского аромата Dior Homme.
ПАТТИНСОН: Вы не против, если я подымлю немного?
РОЛЕДЕР: А вы разве курите?
ПАТТИНСОН: Только электронные сигареты. Уже много лет пытаюсь бросить. Вот эта модель сигарет совершенно уникальная: одна штука заменяет примерно две пачки обычных. Хотите попробовать?
РОЛЕДЕР: Еще бы! (Затягивается.)
ПАТТИНСОН: Ну и как?
РОЛЕДЕР: Обожаю все, что дымит. Между прочим, никотин здесь и правда неслабо чувствуется.
ПАТТИНСОН: Не то слово! Из всех, что продают в 7Eleven, эти сигареты самые убойные. (Смеется.) Зато их можно в самолете курить, представляете? Главное, выдыхать дым куда-нибудь себе за пазуху или в рукав. О господи, я сейчас похож на ходячую рекламу электронных сигарет.
РОЛЕДЕР: А ведь должны рекламировать парфюмерию. Как вам новая роль, кстати?
ПАТТИНСОН: Честно говоря, никогда не хотел сниматься в рекламе.
РОЛЕДЕР: Но внезапно закончились духи?
ПАТТИНСОН: Да я и духа ми-то не пользуюсь. В 13-14 лет буквально поливал себя одеколоном, а сейчас как-то не тянет.
РОЛЕДЕР: Ну хоть съемки-то понравились? В ролике, который снял режиссер Ромен Гаврас, вы трясетесь в древнем BMW на пляже Лонг-Айленда. Гаврас мне говорил, ту машину вы всмятку разбили.
ПАТТИНСОН: Совсем нет совести у человека! Договорились же, что он будет помалкивать.
РОЛЕДЕР: Ну смешно же - надо очень сильно постараться, чтобы устроить ДТП на пляже. Как вы ухитрились?
ПАТТИНСОН: Мне нужно было проехать по тонкой полоске песка, всего шесть метров шириной, а волны в тот день были очень сильные — вот я и не справился с управлением. Машина, девушки-модели и я сам чуть не захлебнулись в месиве из мокрого песка и гнилых водорослей.
РОЛЕДЕР: А сцена, где вы, судя по всему, накуриваетесь до визга с одной моделью — ее ведь не до инцидента снимали?
ПАТТИНСОН: Это вы в чем меня сейчас обвиняете, а? (Смеется.)
РОЛЕДЕР: Бедный Гаврас. Наверное, ему приходилось подвергать жесткой цензуре отснятый материал, чтобы он хоть как-то соответствовал репутации модного Дома.
ПАТТИНСОН: Косяк был ненастоящий!
РОЛЕДЕР: Ага, и хихикающие девочки тоже.
ПАТТИНСОН: Надеюсь, как-нибудь выйдет режиссерская версия ролика, чтобы зрители могли увидеть этих девчонок топлес. О боже, как это сексистски прозвучало сейчас. Скорее сотрите эти слова из диктофона. Пожалуйста!
РОЛЕДЕР: Да ладно вам. Все зрители жаждут увидеть голого и веселого Паттинсона.
ПАТТИНСОН: Фу-у-у.
РОЛЕДЕР: Когда вы играли юного Сальвадора Дали в фильме «Отголоски прошлого», вам регулярно приходилось раздеваться перед камерой. Сложно у вас с этим делом?
ПАТТИНСОН: Раздеваться не сложно, особенно если перед этим какое-то время не прогуливал качалку. Но, если честно, даже тогда мне приходится тяжелее всех на съемочной площадке. А с «Отголосками» у меня была просто кошмарная история, просто позорная. Мы тусили у бассейна, чтобы расслабиться перед съемками, но у меня как-то плохо получалось. И вот стою я на бортике бассейна, дрожу как осиновый лист. А один из актеров, испанец, чуть ли не одной рукой срывает с себя всю одежду и направляется ко мне в совершенно, как мне показалось, приподнятом настроении. Представляете — это самая первая секс-сцена в моей карьере, и сразу с мужиком! До сих пор мне кажется, что я похож там на Мистера Бина, а не на Сальвадора Дали.
РОЛЕДЕР: Есть разница — играть постельные сцены с женщиной или с мужчиной?
ПАТТИНСОН: С высоты своего, э-мм, опыта могу сказать, что особой разницы нет. Ведь в эти моменты ты даже целуешься не по-настоящему. Все мысли заняты только тем, хорошо ли ты выглядишь и под каким углом к камере стоишь.
РОЛЕДЕР: Вернемся к вашей побочной профессии. Как считаете, достаточно ли Роберт Паттинсон оказался homme для бренда Dior?
ПАТТИНСОН: Опять Ромен Гаврас постарался? Он постоянно кричал во время съемок: «Роберт, покажи мужика! Эй, включай мужика, Роберт!»
РОЛЕДЕР: Вашим предшественником в этой роли был Джуд Лоу. Такое чувство, что англичане для французов — просто символ мужественности.
ПАТТИНСОН: Так и есть: мы, британцы, интеллигентны, брутальны и крайне привлекательны. И еще очень скромны. (Смеется.)
РОЛЕДЕР: И у вас волос побольше, чем у Джуда.
ПАТТИНСОН: Да вы, оказывается, злой.
РОЛЕДЕР: Во времена вашей «учебы» в Хогвартсе кинокритики твердили: «Тот парень, классом старше Гарри Поттера, — новый Лоу».
ПАТТИНСОН: Как же, как же, помню те заголовки. Зато сейчас примерно десяток молодых актеров окрестил себя «новыми Паттинсонами». Смена поколений.
РОЛЕДЕР: А в Китае опубликовали фотографии, на которых вашу голову привинчивают к старым постерам с телом Джуда.
ПАТТИНСОН: Ну это уж совсем ни в какие ворота. (Смеется.)
РОЛЕДЕР: Вы с Джудом знакомы?
ПАТТИНСОН: К сожалению, нет. Но уверен, он смеется над всеми этими глупыми сравнениями. Чувство юмора - лучшая защита от безумия, которое происходит вокруг.
РОЛЕДЕР: Ну, вы-то об этих безумиях наверняка знаете лучше других.
ПАТТИНСОН: Да уж, за время выхода «Сумерек» к массовым истерикам я привык. Повсюду встречаю людей, которые уверены, что якобы знают меня. Увидели мое лицо на экране или фотку в журнале — и все, уверены, что мы с ними друзья и чуть ли не любовники. Надеюсь, скоро этот селебрити-психоз потихоньку пойдет на спад.
РОЛЕДЕР: Когда, например?
ПАТТИНСОН: Ну, лет через десять-двадцать. Когда закончится финансовый кризис, люди наконец-то займутся своей жизнью, и у них не останется времени, чтобы сутками сидеть в интернете и ворошить чужое грязное белье.
РОЛЕДЕР: Вы сейчас о себе говорите? Или о мании преследования знаменитостей в целом?
ПАТТИНСОН: И то и другое. Интернет уничтожил личное пространство. Пять минут в гугле — и знаешь всю подноготную Роберта Паттинсона: что он ест, с кем спит, какой у него стул, как выглядит его член, а заодно и его лицо, когда он онанирует...
РОЛЕДЕР: Вот это вы загнули!
ПАТТИНСОН: А вы погуглите: мое скорченное страстью лицо навечно вошло в анналы всемирной паутины.
РОЛЕДЕР: Это вы о сцене из фильма про Дали?
ПАТТИНСОН: О ней.
РОЛЕДЕР: Что, нельзя было просто притвориться?
ПАТТИНСОН: Вы сами попробуйте. Точно говорю, шансов ноль. Так что пришлось взять и спустить разок перед камерой.
РОЛЕДЕР: В слабой надежде, что фильм никогда не выйдет?
ПАТТИНСОН: Именно. Когда съемки закончились, я пару дней прям всерьез загонялся: «Вот и он, финал моей короткой кинокарьеры». Но вдруг зазвонил телефон: «Роберт, у тебя, кажется, новая роль». Так началась эпоха «Сумерек».
РОЛЕДЕР: Благодаря этой «сумеречной» саге и соцсетям у вас больше под-ростков-фанатов, чем у певца Джастина Бибера.
ПАТТИНСОН: Самое странное, что это совсем не подростки. Мир «Сумерек» — это параллельная реальность со своими правилами, образом жизни. Знаете, чем эти толпы людей занимаются? Сидят перед компами и комментируют все мало-мальски связанные с этим фильмом новости. Днем и ночью, без остановки. Хотя мне надо этим гордиться, наверное.
РОЛЕДЕР: Привыкли к пристальному вниманию?
ПАТТИНСОН: Пришлось, а как иначе? Самое фиговое во всем этом — что 75% интернет-своры считают меня совершеннейшим дерьмом.
РОЛЕДЕР: То есть вы не понимали, во что ввязываетесь, когда соглашались сниматься в «Сумерках»?
ПАТТИНСОН: Ни капли.
РОЛЕДЕР: Слышал, перед кастингом вы накачались валиумом.
ПАТТИНСОН: О да. И эти таблетки сотворили чудеса. Получив роль, я решил: все, буду брать валиум на все кинопробы.
РОЛЕДЕР: И как?
ПАТТИНСОН: Уснул на следующем собеседовании.
РОЛЕДЕР: Это на каком? Случайно не для фильма «Королева пустыни» Вернера Херцога?
ПАТТИНСОН: Нет, у Вернера пробоваться не пришлось. И для «Космополиса» Дэвида Кроненберга тоже.
РОЛЕДЕР: У Кроненберга вы сыграли инвестиционного банкира и миллиардера Эрика Пакера.
ПАТТИНСОН: Точно. Едва приступили к съемкам, по всему миру начались акции движения Occupy. Поверьте, я отлично понимаю протестующих и причины, по которым они вышли на улицы. Их акции даже в Лос-Анджелесе проходили.
РОЛЕДЕР: Поучаствовали?
ПАТТИНСОН: Ага, очень смешно. Что я могу сказать этим людям, чтобы не выглядеть фальшивкой? Хотя есть у меня пара знакомых актеров, весьма знаменитых, которые ходили на демонстрации. По мне, так просто позор.
РОЛЕДЕР: Вы выросли в Барнсе, на севере Лондона. Каким было ваше детство?
ПАТТИНСОН: Да самым обычным. Я был таким середнячком. Очень стеснительным, неуверенным в себе, старался особо не высовываться. Поэтому так и не рискнул попробовать себя в театре, хотя время от времени преодолевал скромность и участвовал в какой-то школьной самодеятельности.
РОЛЕДЕР: Ваш отец занимался винтажными автомобилями, мама работала в модельном агентстве. А сами вы еще в школе пытались стать моделью, «Википедия» не врет?
ПАТТИНСОН: Это была самая убогая карьера модели в истории человечества. Сначала все складывалось очень даже неплохо: в моде был андрогинный тип, мое худенькое тело и смазливая девчачья физиономия отлично вписывались в тренд. Но потом я повзрослел, возмужал — и меня больше никто не хотел.
РОЛЕДЕР: Но в глазах ваших одноклассниц работа моделью была плюсом?
ПАТТИНСОН: Наоборот, я пытался скрыть это занятие. Но однажды меня рассекретили. Была такая тинейджерская бульварная газетка под названием Bliss, и в каждом номере редакция выбирала «Bliss-мальчика» — девочки голосовали за понравившегося парня. В общем, я снялся для этой рубрики и продержался в ней довольно долго, почти год. Во многом потому, что активно голосовал за себя сам. За каждый номер мне платили 150 фунтов. (Смеется.) А на кастинги я ходил, чтобы втихаря пялиться на манекенщиц.
РОЛЕДЕР: Однако вам все же хватило смелости, чтобы подложить кое-кому розы в школьный шкафчик.
ПАТТИНСОН: Ха! Это правда! Откуда знаете?
РОЛЕДЕР: Мария нам все рассказала (фамилию Марии мы знаем, но ни за что не скажем. — Interview).
ПАТТИНСОН: Ого! Как у нее дела?
РОЛЕДЕР: Почитайте сами, она вам письмо передала.
ПАТТИНСОН (читает, записывает па ладони адрес и телефон): Круто! Значит, не зря я сюда пришел. А Мария вам говорила, что розы в итоге не сработали? Это был День святого Валентина, нам было по тринадцать, цветы в шкафчик положил я, а мой лучший друг соврал, что букет от него. Неделю спустя они уже встречались. В общем, не везло мне в любви.
РОЛЕДЕР: Вы как-то сказали в интервью: «Большинство людей только берут, но ничего не дают взамен». У меня в связи с этим два вопроса: что дал миру сам Роберт Паттинсон? И что он у мира забрал?
ПАТТИНСОН: Когда вы говорите «забрал», я сразу думаю о воровстве. Всегда ворую ручки из отелей. Посмотрите, у меня их полный рюкзак.
РОЛЕДЕР: Запасливый какой. Мистер Паттинсон, скажите, а какие ощущения испытывает обладатель титула «самый сексуальный мужчина года»?
ПАТТИНСОН: В следующем году будет новый «самый» - так что какая разница?
РОЛЕДЕР: Как это какая? Должны же репортеры о чем-то писать. Кстати, слышал, вы решили нанять пресс-менеджера только после разрыва с Кристен Стюарт, а до этого считали, что связи с общественностью — пустая трата денег.
ПАТТИНСОН: Да, я страшный скряга. (Смеется.) Кстати, пресс-менеджера у меня все еще нет. А зачем?
РОЛЕДЕР: С кем же вы обсуждаете заголовки и наглых папарацци?
ПАТТИНСОН: С семьей. Со своим агентом (Стефанией Ритц. — Interview).
РОЛЕДЕР: Так это на ее диване вы иногда ночуете?
ПАТТИНСОН: «Иногда» — это мягко сказано. Я на этом диване три года прожил. Мой агент вставала на рассвете и шла деньги зарабатывать, а я слонялся по ее крохотной квартирке и рубился в приставку. Чудесное было время! А давайте еще по электронной сигаретке напоследок?
Для сравнения - Interview (Германия) в переводе Krasotkи и Королевишны.