Свадьба генерала

Он думал об этом весь день: пока отдавал распоряжения и разговаривал с Королем, и готовил ловушку. Когда брал в руки лук, на время изменив непослушному мечу, и когда возвращался назад, приглядывая за столь опасными пленниками. Думал о том, что будет этой ночью, и пытался представить, на что это будет похоже, но представить не получалось. Наверное, он начал думать об этом даже раньше, с той самой минуты, когда вдруг понял, что вот она — его женщина, и она добровольно пришла, сама. И стены вокруг, а за ними больше ничего нет. Ненастоящее будущее вдруг мелькнуло, подобно солнечному лучу, прорезавшему вязкость тумана, и осветило их путь, который невозможно пройти. Если бы эта женщина только знала слово «невозможно». А может быть, он думал об этом, ощущая её дыхание на замершей руке. О том, что однажды ему будет к кому вернуться. Вчера был страшный день, и страшной была ночь, Ын Су спала, и даже во сне ей было страшно. Он долго не решался прикоснуться к ней, а потом слегка погладил по волосам, тогда она всхлипнула, как ребенок, как всхлипывал во сне Король Кён Чан, и прошептала «мамочка». Наверное, доктор Джан был её первой огромной потерей. Он был сильным и добрым, и Чхве Ён уважал его, но у него таких потерь было гораздо больше. Он терял их за годом год — добрых и сильных воинов, почти друзей, больше чем друзей. Людей, доверивших ему свою жизнь. Он почти даже привык, но её жалкое «мамочка» вдруг напомнило, что привыкнуть невозможно. Чхве Ён почти не помнил свою мать, его мир возглавлял отец, а потом учитель, а потом короли, которые так и норовили помереть. Он почти ничего не знал о мире Ын Су, том самом, из которого он её насильно выдернул. Он редко понимал, когда она рассказывала о том, другом мире, но точно помнил, что там у неё есть родители, а у родителей ферма за городом, и что они ждут свою дочь, а она по ним очень скучает. И там есть многие вещи, которые она любит — странные заведения под названием «бары», какое-то «кимчи», и блестящие инструменты и круглые таблетки, и в том мире Ын СУ может много, а в этом мало. В этом мире она изо всех сил старается остаться в живых. Тонкая прядь покорно обвивала его запястье, а он все сидел на корточках, в той самой позе, в которой обычно застывал в засадах. Занимался рассвет, а Чхве Ён не мог пошевелиться, боясь потревожить эту тонкую прядку, так доверчиво льнувшую к его руке. Никогда он не пытался представить себе, что будет потом, после того, как доктор вернется домой. Запрещал себе крепко-накрепко, но оно заползало под доспехи, едко царапая внутренности. А этой ночью думалось не о том, как без неё, а о том, как с ней. Это было так… глупо. Как бывает глупо только у по-настоящему живых людей. Ын Су проснулась с улыбкой на лице. Это так потрясло Чхве Ёна, что он даже оглянулся на выходе — не померещилось ли? Как вообще она может улыбаться? Конечно, он ушел от неё — от сонной и теплой, с чуть розоватой спросонья кожей и блестящими глазами, и весь длинный, хлопотный день представлял себе, что будет, когда он вернется. Чхве Ён пытался догадаться, чем она занимается, придумывал себе, как она ходит по его — по их — комнате, склоняясь над своими мисками и горшочками, считает минуты и шаги. Проклинал всех на свете, за то, что ему пришлось оставить Ын Су одну, и вспоминал её слова о том, что кому нужен такой муж, как он, который то и дело убивает других людей. Муж. Это были уже совсем дикие мысли. Неудивительно, что меч выскальзывал из его рук раз за разом. Возможно, он не хотел смотреть на жалкие метания своего хозяина. Чхве Ён и сам с удовольствием бы отвернулся. И он несся в казарму, пугая мрачным выражением своего лица окружающих, и всё пытался вспомнить, какой именно ширины его кровать. Достаточно узкая? Недостаточно узкая? Голову жгло, как будто её охватывал раскаленный обруч. Ын Су ведь с небес, и кто знает, чего она ждет от него. Или не ждет вовсе, что еще хуже. Целая ночь — на двоих. В полутьме каменной безопасности, в такой близости друг от друга. Лишь бы больше никто не умер. Он скажет ей, что скучал. Точно скажет. Ничего сложного в этом нет. Нужно просто открыть рот и произнести несколько простых слов. Чхве Ён услышал смех Ву Даль Чхи одновременно с её звонким голосом. Доктор с Небес бодро командовала его воинами, а они слушались её, как щенки. Он застыл ненадолго в тени, наблюдая за безумием этой сцены. Ын Су с черпаком в руках, и стоящие в очереди самые опасные мужчины в этой стране, и чашки в их руках игрушечно маленькие, а черпак очень большой. Компот? Что это за слово такое — компот? Раскаленный обруч с головы сместился вниз, удавкой обхватывая шею. Дышать стало нечем. Его несгибаемая женщина совершенно не собиралась предаваться унынию в заточении и одиночестве. Она собирала фрукты и варила компот. На её руке кровоточила смертельная язва, накануне она потеряла единственного друга, а сейчас пряталась от убийц в компании пропахших потом вояк. Однако поучала их, как ни в чем не бывало, и рассказывала о полезных свойствах напитка, и Дэ Ману точно достанется вторая порция, потому что он вырос в горах без мамы и папы, и поэтому обладал некоторым преимуществом. Ын Су как-то все подробно объяснила Чхве Ёну, но он не слишком-то и понял. Нет, совершенно точно даже на Небесах она такая одна-разъединственная. Наверное, нужно было отчитать её — за то, что обдирала фруктовые деревья, а не пряталась, как полагается, но она смотрела с таким ожиданием, и все Ву Даль Чхи застыли в точно таком же ожидании, и Чхве Ён вдруг подумал, что возможно впервые в жизни его ребята могут принять другую сторону. Ын Су была для них больше, чем небесный доктор или женщина их предводителя. Она была для них надеждой — для каждого из них — на то, что однажды на смену крови и поту придет совсем другое, что-то светлое, что-то дарующее жизнь, а не смерть. Победы и слава рано или поздно становятся не такими уж и нужными. Он еще только додумывал свою мысль, а все вокруг заулыбались, расслабились, и Чхве Ён понял, что это потому, что улыбается он сам. И потом, когда он долго-долго лил на себя воду, и все боялся, что где-то осталась хоть капелька чужой крови, и ведь реки остались, он все пытался придумать, как же объяснить этой женщине все то, что переполняло его с макушки и до пяток. И не мог объяснить всё это даже самому себе. Конечно же, сначала нужно было спросить о главном, о том, что готовилось в её чудо-горшочках, о том, что несло надежду, но Ын Су поступила совершенно нечестно, распустив волосы. И Чхве Ён тут же потерялся в их переливах и заплутался в запахе, и ему показалось, будто он не на твердой земле, а покачивается в лодке, и он уже ничего не слышал и ничего не понимал, а проклятая рука предала его снова, но даже это было сейчас неважно. Такая смешная, доктор сказала «потяни сильнее», а если бы он в самом деле потянул, то точно сломал бы ей руку, поэтому просто дышал — их специально учили дыхательной технике, еще там, в Чжо Коль Дэ — как правильно дышать, когда невыносимо. И все силы уходили на остатки самообладания — он же Чхве Ён, он же опора Королей, нелепо было бы сейчас не соответствовать, он даже спихнул её с кровати, и вдруг испугался, что не успеет, но все-таки перехватил за руку, дернул к себе — несильно, несильно, она же невероятно слаба — и закрыл глаза, выжидая, очень стараясь не думать о том, что кончики её волос щекочут ему подбородок. Могла ли Ын Су встать и уйти от него? Это же его женщина. Она же сама к нему пришла. И она же спросила однажды «могу я остаться», как будто у него были ответы! Ын Су легла рядом, притихшая, послушная. Она умела быть послушной, иногда. Только с ним, потому что давно его выбрала, и даже нож к горлу подносила, потому что выбрала его, а он все равно боялся, как мальчишка. И протянул ей руку и показалось, что время натянулось, как тетива, и наконец-то ощутил её пульс, который бился прямо в его вены на запястьях. Она так часто мерила всем подряд пульс, что Чхве Ён поневоле стал разбираться в этом. Он просто лежал и считал. Вот будет и десятый удар, и тогда. Пять. Он же так и не сказал ей, что скучал и целый день беспокоился, а сейчас говорить невозможно, и… Десять. Он уже целовал её, но тогда было по делу, и вокруг были враги, и все было совершенно не так, как должно быть. Потом, в затхлой темнице, он все пытался восстановить в памяти вкус её губ, но ничего не получалось. Чхве Ён приподнялся на локте, разглядывая тонкое лицо. Глаза Ын Су были закрыты, но веки слегка дрожали, и губы тоже, и все было уже понятно наперед, но от этого не было проще. Очень легко, едва касаясь, он поцеловал её в висок, невольно отметив синеву под глазами, и тогда она вздохнула и высвободила свою ладонь из его руки, обняла его за шею, и тогда он склонил голову еще ниже и дотянулся, наконец, до её губ. Вот так вот оно и бывает. Он целовал её так медленно, как давно мечтал, смакуя эту мягкость и податливость, и в темноте плотно зашторенных век мир потерялся, остался только вкус и запах, и нежность рук. Она тянула его за волосы и заплеталась в них пальцами, гладила лицо, прижимала к себе, и дышала куда-то прямо в разверстое сердце, и Чхве Ён понял, что больше не выдержит нестерпимой остроты каждого прикосновения. Отпрянул, тяжело дыша, открыл глаза, пытаясь восстановить равновесие и не восстановил, потому что увидел и рассыпавшиеся по подушке волосы, и затуманенный взгляд, и влажные губы — а главное, выражение невосполнимой потери на лице Ын Су. Он сразу испугался, что расстроил её, потянул к себе, прижал так сильно, что она охнула, и тут же тихонько засмеялась, и он тоже засмеялся — куда-то в её шею, и принялся целовать, спускаясь все ниже, и грубость неуместной ткани сбила его с толку — что это, откуда. Запутались полы одежды, заплетались, не желая развязываться пояса, а руки дрожали так сильно, что с первого раза не получалось распутать. Он даже зашипел от раздражения — ну куда одной женщине столько одежды — а потом все стало лучше, потому что они все же справились, и Чхве Ён замер ненадолго, разглядывая почти обнаженную Ын Су — мурашки на её коже, ключицы, тонкие плечи, небольшую грудь. Она не двигалась, позволяя ему смотреть, и время застыло серебристой паутиной, и не было сил ни на что, все свелось к крупноватым ягодам сосков. — Позволь мне… Он сам не знал, о чем просил, а она, видимо, знала, потому что придвинулась ближе, и Чхве Ён лизнул её грудь, он хотел просто прикоснуться губами, но почему-то лизнул, и лопнула паутина, возобновило свой бег время, и даже наверное стало быстрее. Он обхватил ладонями узкую спину Ын Су, еще ближе, еще нестерпимее. Она качнулась назад, увлекая его за собой, и ему стало страшно, такой тяжелый, но эта женщина оплела его руками и ногами, не позволяя отстраниться, и в широко распахнутых глазах отражалось небо, которому неоткуда было взяться в крошечности этой комнаты. Потом, когда он еще не понял, что все завершилось, когда он открыл глаза — там у дерева и увидел небо, он вспомнил эти минуты и улыбнулся, представив, сколько еще у них впереди. Он лежал на траве и улыбался небу, и часы текли, как минуты, а Ын Су все не возвращалась, и он почти даже не беспокоился, когда наступила ночь, и когда пришло утро. Спустя три дня приехала Королева и увела его за руку от погасшего на 67 лет портала. И целых пять лет он не смел поднимать глаза кверху, чтобы не ощутить снова всю горечь постигшей его потери. Но ощущал её, куда бы не смотрел. И ждал, и терял рассудок, и продолжал верить, сцепив зубы. И даже не удивился, услышав шаги за спиной. Он узнал эти шаги раньше, чем обернулся. Помедлил секунду, разглядывая облака, и только потом повернул голову.