Форум Only Rob

Главная | Регистрация | Вход Новые сообщения | Правила сайта и форума | Поиск | RSS
Модератор форума: Маришель, Lovely, Natulya  
Only Rob - Форум » Роберт Томас Паттинсон. » Фильмография. » Королева пустыни/Queen of the Desert (Информация о фильме)
Королева пустыни/Queen of the Desert
C✿momile Дата: Понедельник, 27.01.2014, 01:48 | Сообщение # 1
***
Группа: Заслуженные
Сообщений: 10604
Статус: Offline
~~~~~~~~~Королева пустыни/Queen of the Desert~~~~~~~~~~~



Это история жизни Гертруды Белл. Она родилась в Англии в богатой семье. Однако ее совершенно не привлекала светская жизнь с постоянными балами и торжественными приемами. Чтобы уйти от этого всего, молодая девушка отправляется в Тегеран к своему дяде, который работает британским послом. Приехав, Гертруда увлекается изучением местной культуры, а вскоре влюбляется в работающего в посольстве молодого парня по имени Генри. Однако когда молодые люди решают жениться, родители Гертруды выступают категорически против их брака, считая Генри неподходящим женихом для их дочери…



год - 2015
страна - США, Марокко
слоган -
режиссер - Вернер Херцог
сценарий- Вернер Херцог
продюсер - Майкл Бенаройя, Кассиан Элвис, Ник Н. Рэслан
оператор - Петер Цайтлингер
композитор - Клаус Бадельт
художник - Ульрих Бергфельдер, Рабиаа Н’Гади, Кэролайн Стейнер,
монтаж - Джо Бини
жанр - драма, биография


В ролях:

Гертруда Белл - Николь Кидман
Генри Кадоган - Джеймс Франко
Томас Эдвард Лоуренс - Роберт Паттинсон
Чарльз Доти-Уайтли - Дэмиан Льюис

Дженни Агаттер
Холли Эрл
Кристофер Фулфорд
Дэвид Колдер
Рени Фейа
Бет Годдар


Фотогалерея



Трейлер фильма





 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 12:28 | Сообщение # 141
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Выполненный им в конце 20-х годов, когда арабская эпопея осталась позади и отставному полковнику Лоуренсу нужны были деньги, прозаический перевод “Одиссеи” долгое время — вплоть до середины 60-х — считался образцовым. Интересен, кстати, сам выбор текста: возможно, предводитель повстанческой армии, вынужденный смириться с тем, что по возвращении на родину он оказался нужен своим соплеменникам не больше, чем Одиссей женихам, видел параллель между своей судьбой и судьбой греческого скитальца...

Собственно, всю свою жизнь он — сознательно или нет — следовал примеру древних. Два года арабской кампании он провозил с собой в седельной сумке “Смерть Артура” Томаса Мэлори — явно подражаяАлександру Македонскому, который не расставался в походах с “Илиадой” и даже клал свиток с поэмой себе в изголовье... “Семь столпов мудрости” писались с оглядкой на Цезаря. Лоуренс сознавал, что он создает современный вариант “Записок о галльской войне”: воспоминания полководца о военной кампании...

Темой диссертации Лоуренс избрал архитектурные особенности замков и крепостей, воздвигнутых крестоносцами на территории Сирии, и твердо решил ознакомиться с предметом своих научных штудий на месте.



Сирия — как почти весь Арабский Восток в ту пору — находилась под властью турок, отнюдь не поощрявших интереса европейцев к чему бы то ни было на территории Оттоманской империи, в том числе и к древним развалинам. И, готовясь к своему первому путешествию, Лоуренс резонно позаботился не только о том, чтобы перерыть горы литературы, но и о том, чтобы научиться без промаха стрелять из револьвера с обеих рук.

Трудно сказать, насколько в Сирии юноше пригодилось знание истории крестовых походов, но владение оружием спасло ему жизнь. Странствуя в горах, он столкнулся с турецким солдатом, не без основания рассудившим, что белый человек в этих местах может быть только шпионом и никем больше, а потому лучше его убить, от греха подальше. Бравый вояка снял с плеча винтовку, прицелился, выстрелил... и промахнулся.

Лоуренс выхватил револьвер, однако, движимый состраданием, решил не убивать противника, а лишь слегка ранить — и метким выстрелом снес турку фалангу пальца. От боли тот выронил ружье, после чего Лоуренс, как истинный рыцарь, подошел к нему и предложил свою помощь. Перевязав платком кровоточащую руку турка, он снискал его глубочайшее уважение — тот даже отдал ему своего ослика, состоявшего, как и его владелец, на пищевом довольствии в оттоманской армии, дабы благородный юноша легко мог спуститься с гор в долину, где его ждали друзья–сирийцы...


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 12:33 | Сообщение # 142
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
13 мая 1935 года он отправляется с утра на одну из таких безумных прогулок и на повороте рядом со своим домом, пытаясь разъехаться с грузовиком, врезается в дерево. Официальная версия гласит, что то была лишь обычная автокатастрофа, однако она странным образом совпадает по времени с внезапной смертью короля Фейсала во время пребывания того на отдыхе в Швейцарии.

Расследование так ничего и не дало, но подозрения о преднамеренном характере инцидента остались. Лоуренс умер через несколько дней в больнице. А любители загадок до сих пор строят версии, не “позаботились” ли о его уходе из жизни некие спецслужбы: Аравиец раздражал слишком многих, и его смерть могла быть выгодна множеству сторон, начиная от арабов, борющихся за власть после смерти Фейсала, или немецких спецслужб, обеспокоенных работой Лоуренса над торпедными катерами, — и до палестинцев, недовольных своим положением после первой мировой войны, или английского правительства, изрядно уставшего от компрометирующего его одним фактом своего существования “руководителя арабского восстания”.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:25 | Сообщение # 143
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Фрагмент из книги, в которой немецкий режиссер рассказал о себе почти все



«Никто не рискнет углубиться в мир кинематографа, не чувствуя себя окруженным сообщниками», — говорил Жан Ренуар и был прав до тех пор, пока его не опроверг Вернер Херцог, «конкистадор бессмысленного», не просто рискующий снимать кино в одиночку, но с каждым своим фильмом совершающий все новые и новые невиданные подвиги (неспроста его дебютная короткометражная работа называлась «Геракл»

«Знакомьтесь — Вернер Херцог» не только автопортрет режиссера, это воспоминания искателя приключений, рассказ о послевоенной Европе и самых отдаленных уголках мира и уникальное пособие по выживанию для кинематографиста, который может рассчитывать только на себя.

OPENSPACE.RU публикует фрагмент первой главы из книги Пола Кронина «Знакомьтесь — Вернер Херцог» в переводе Елены Микериной.

— Когда вы поняли, что посвятите жизнь кинематографу?
— Как только я начал мыслить самостоятельно, я уже знал, что буду снимать. Я не выбирал именно профессию режиссера, просто отчетливо понял, что буду делать кино. Мне тогда было четырнадцать, я начал путешествовать пешком и принял католичество, много всего передумал за те несколько недель. После долгой череды неудач я взял и занялся режиссурой, хотя по сей день сомневаюсь, что есть такая профессия.

— Вы любите снимать в отдаленных уголках планеты. Когда вы начали путешествовать?
— Еще не окончив школу, я на несколько месяцев переехал в Манчестер: у меня там была девушка. С четырьмя парнями из Бенгалии и тремя нигерийцами мы купили в складчину в местных трущобах развалюху. Ну, такую, из типичной застройки прошлого века для рабочего класса. Задний двор весь был завален хламом, а дом кишел мышами. Там я выучил английский. Потом, в 1961 году, когда мне было девятнадцать, я сразу после выпускных экзаменов уехал из Мюнхена в Грецию и до Афин добрался за рулем грузовика в военной колонне. После поехал на Крит, заработал там немного денег и отправился пароходом в Александрию с намерением начать оттуда путешествие по Бельгийскому Конго. В то время Конго только что завоевало независимость, и там воцарилась анархия, а с нею пришло насилие. Меня завораживает мысль, что наша цивилизация — не более чем тонкая корочка льда на поверхности бездонного океана тьмы и хаоса, и в Конго весь этот ужас разом поднялся на поверхность. Лишь позже я узнал, что почти все, кто добирался до самых опасных восточных провинций, погибали.

— Так куда вы направились из Александрии?
— В основном маршрут пролегал по Нилу до Судана. Оглядываясь назад, я благодарю Бога за то, что на пути в Джубу, которая находится недалеко от восточного Конго, я серьезно заболел. Я понимал, что, если хочу выкарабкаться, надо немедленно возвращаться. Отправился обратно, и, к счастью, мне удалось добраться до Асуана. Тогда еще шло строительство плотины. Бетонную основу подготовили русские, а электронной начинкой занимались немецкие инженеры. Так вот, один из них и нашел меня в сарае с инструментами. У меня был жар, и я даже не мог сказать, сколько времени провел там. Я очень смутно все это помню. Меня искусали крысы — локоть и подмышку, и, похоже, они соорудили гнездо из моего свитера, потому что я обнаружил в нем огромную дыру. Помню, как проснулся оттого, что крыса укусила меня за щеку, я открыл глаза и увидел, как она удирает. Рана не заживала много недель, шрам до сих пор остался.

В конце концов я вернулся в Германию, где спустя какое-то время снял два своих первых фильма. Периодически я показывался в Мюнхенском университете — я там вроде как изучал историю и литературу, хотя прилежным студентом меня, конечно, не назовешь. В школе я литературу ненавидел, но лекции одной университетской преподавательницы мне даже нравились. Очень была умная и требовательная дама. За некоторые идеи я ей сегодня очень благодарен.

— Как родители отнеслись к вашему решению стать кинорежиссером?
— Прежде всего, не стоит говорить о родителях во множественном числе: отец в моей жизни не принимал никакого участия. Правда, в августе 1961 года моя мать, Элизабет, отправила мне два письма — с интервалом в один день, — которые я получил, когда был на Крите. Она писала, что мой отец, Дитрих, намерен во что бы то ни стало отговорить меня от карьеры режиссера: перед отъездом из Мюнхена я заявил, что по возвращении займусь кино. К тому моменту я уже написал несколько сценариев и, кроме того, лет с четырнадцати — пятнадцати отправлял всевозможные предложения продюсерам и телевизионщикам. Но отец не сомневался, что через пару лет от моего идеализма ничего не останется — он считал, что мне никогда не достичь цели. Думал, мне не хватит энергии, упорства и деловой хватки, чтобы выжить в жестком мире кинобизнеса с его интригами.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:26 | Сообщение # 144
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
— А как к этому отнеслась ваша мама?
— Мама избрала более практичный подход. Она в отличие от отца не стремилась меня переубедить, но хотела, чтобы я представил себе, во что ввязываюсь, и действовал по уму. Она объясняла мне, какова сейчас экономическая ситуация в Западной Германии, и в письмах просила всерьез подумать о будущем. «Очень жаль, что мы не обсудили все как следует», — писала она. Но мама всегда поддерживала меня. Я часто сбегал из школы и пропадал неделями, а она даже не знала, где я. Предчувствуя, что меня не будет долго, она писала директору, что у меня пневмония. Она понимала, что я из тех, кого нельзя запирать в школе. Несколько раз я путешествовал на своих двоих по северной Германии, ночевал в заброшенных домах или особняках, если хозяев не было видно, и достиг совершенства в искусстве забираться в чужие владения, не оставляя следов.
В письмах мама убеждала меня вернуться в Германию. Она договорилась, чтобы меня взяли учеником в фотомастерскую. Надо было приехать до сентября, иначе пришлось бы пропустить год. Она уже все продумала — поговорила со специалистом из службы занятости, который сказал ей, что в киноиндустрию нелегко пробиться и что, поскольку у меня нет высшего образования, мне стоит начать с фотомастерской. Следующей ступенью будет кинолаборатория, а после я смогу стать помощником режиссера в кинокомпании. Но у меня были другие планы, и я ничего не хотел слышать.

— Вы родились в 1942 году в Мюнхене, крупнейшем городе Баварии. Каково было расти в послевоенное время?
— Через пару дней после моего рождения в соседний дом попала бомба. Наша квартира тоже пострадала, нам вообще повезло, что мы остались в живых (мою кроватку засыпало битым стеклом), и мама вывезла нас с братьями из Мюнхена в Захранг, горную деревушку на немецко-австрийской границе.Км концу войны горы Кайзербегирге в австрийском Тироле и Захранг с окрестностями ыли одними из последних оставшихся в Германии очагов сопротивления, и американские войска добрались до них практически в последнюю очередь. Эсэсовцы и вервольфовцы бежали в горы, они проезжали через нашу деревню, пряча оружие и форму в сене. В детстве я очень четко сознавал существование границы между Австрией и Германией, потому что мама часто брала нас со старшим братом в австрийский Вилдбихль. С нашей помощью она провозила обратно в Германию контрабанду — вещи, которых по нашу сторону границы было не достать. После войны контрабанда была делом обычным, даже полиция в этом участвовала.

Мое детство прошло в совершенной изоляции от внешнего мира. Я не знал о существовании не то чтобы кино, а даже телефона. Автомобиль казался мне настоящим чудом. Бананы я впервые попробовал в двенадцать лет, а по телефону поговорил только в семнадцать — Захранг в то время был глухой деревушкой, хотя и находится всего в полутора часах езды от Мюнхена. У нас дома не было туалета со смывом, да и водопровода тоже. И матрасов не было — мама набивала льняные мешки сухими листьями папоротника. Зимой бывало так холодно, что одеяло от дыхания к утру покрывалось инеем. Но быть мальчишкой в те годы было очень здорово. Воображение у нас работало что надо, мы сами придумывали игры, один раз нашли оружие, оставшееся после эсэсовцев. Я был членом местной банды и изобрел что-то вроде планирующей стрелы. Если правильно запустить, она пролетала футов шестьсот или даже больше. Потрясающая штука. Попасть в цель было трудно, но она парила бесконечно. Мы выдумывали себе целый мир. Какая-то часть меня до сих пор не привыкла к окружающей действительности. С телефоном у меня, например, не очень. Всякий раз вздрагиваю, когда он звонит.

Сегодня это, может быть, звучит диковато, но как раз благодаря вещам типа того тайника с оружием у нас и было замечательное детство. Все думают, что расти в разрушенном городе ужасно, и для наших родителей, которые потеряли все, так, без сомнения, и было. Но для мальчишек ничего лучше не придумаешь. Дети захватывали разбомбленные кварталы и в разрушенных зданиях устраивали себе самые невероятные приключения. Нет, правда, не надо нас жалеть. Все мои знакомые, кто вырос в руинах послевоенной Германии, с восторгом вспоминают то время. Анархия в лучшем смысле этого слова — никаких тебе строгих отцов и никаких правил. Мы все изобретали заново.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:28 | Сообщение # 145
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
— Ваши самые ранние воспоминания?
— Два эпизода я помню очень отчетливо. Первый — когда бомбили Розенхайм. Мать вытащила нас с братом из постели, завернула в одеяла и потащила на холм за домом, держа по ребенку в каждой руке. Все небо на горизонте было оранжево-красным. Она сказала: «Мальчики, я вас разбудила, потому что вы должны это видеть. Розенхайм горит». Для нас Розенхайм был большим городом на краю света. Сначала шла долина, а через двенадцать километров, в конце долины начинался Ашау, где была больница и железнодорожная станция, и только за ним уже — Розенхайм. В общем, край вселенной, и, конечно, так далеко я никогда не бывал. Самолеты, разбомбившие Розенхайм, судя по всему, направлялись в Италию, но из-за плохой видимости не смогли сбросить там бомбы и, возвращаясь обратно через Альпы, чтобы избавиться от груза, спалили первый город, который разглядели.

Второй эпизод — когда я увидел самого Господа. Это случилось в день Санта-Клауса. Шестого декабря всегда появляется Санта с чертиком Крампусом, и с собой у него книга, в которой записаны все твои плохие поступки за целый год. Так вот, входная дверь распахнулась, и на пороге возник человек. Мне было года три, я забился под диван и описался. Человек был в коричневой спецовке, в ботинках на босу ногу, руки все в масле. Вид у него был такой добрый, и посмотрел он на меня так ласково, что я сразу понял: это сам Господь! Потом я узнал, что это просто парень из энергетической компании случайно зашел.

Мама рассказывала: когда мне было лет пять или шесть, я сильно заболел. «Скорую» мы вызвать не могли, даже если бы было откуда звонить: дороги занесло снегом. Так что мама закутала меня в одеяла, привязала к санкам и всю ночь тащила в Ашау, в больницу. Через восемь дней она пришла меня навестить — пешком, по глубокому снегу. Я этого не помню, но ее поразило, что я нисколько не скучал. Я вытащил из больничного одеяла нитку и, видимо, восемь дней с ней и играл. Мне не было скучно: эта нитка скрывала в себе множество сказочных историй.

— Бавария была в зоне американской оккупации. Вы помните американских солдат?
— Конечно. Помню, как в деревню въезжали джипы, и я думал, что в них — все американцы, сколько вообще есть на свете, а их было всего-то человек шестьдесят пять. Они ехали, перекинув ноги через борт, и жевали жвачку. И еще тогда я впервые увидел темнокожего. Раньше я о таких слышал только в сказках и был абсолютно загипнотизирован этим зрелищем. Здоровяк с громоподобным голосом, отличный был парень. Голос его я как сейчас помню. Я болтал с ним часами. Как-то мама спросила меня, как я с ним общаюсь. Она утверждает, что я ответил: «Мы говорим на американском».



Однажды он подарил мне жвачку, которую я непрерывно жевал целый год. Конечно, еды не хватало, мы вечно были голодны, и это одна из причин, почему много лет спустя я ощутил такую связь с Дитером Денглером. В фильме «Малышу Дитеру нужно летать» он рассказывает, как сдирал обои со стен в разбомбленных домах. Его мама вываривала эти обои, потому что в клее есть какие-то питательные вещества. Нам такого делать не приходилось, все было не настолько плохо. Один раз рабочие варили на обочине дороги подстреленную ворону, и я впервые увидел кружки жира на воде — это меня потрясло. Я взял автомат из тех, что мы нашли в окрестных лесах, и попробовал сам подстрелить ворону, но меня отбросило на землю отдачей. Мама, которая умела стрелять, вопреки моим ожиданиям не рассердилась и не наказала меня. «Сейчас я покажу тебе, как с этим обращаться», — сказала она. Она рассказала мне о правилах безопасности и научила разряжать автомат, а потом мы пошли в лес, и она стрельнула в толстое буковое полено. Пуля прошла насквозь, помню, как щепки полетели. Мама сказала: «Вот что делает автомат. Никогда не направляй его на человека, даже игрушечный». Меня так поразила эта жестокая мощь, что я разлюбил играть с оружием и с того дня даже пальца ни на кого не наставил.

— Каким вы были ребенком?
— Я был очень самодостаточен. В Мюнхене мы жили в одной комнате — тут волей-неволей научишься сосредотачиваться на своих мыслях. Четыре человека в крохотном помещении, и каждый занимался своим делом, а я лежал на полу и часами читал книги, не обращая внимания на суету вокруг. Я мог читать весь день, а оторвавшись, обнаружить, что дома уже давным-давно никого нет.

Когда мы переехали в Мюнхен, все заботы о семье взял на себя мой старший брат Тилберт. Учиться ему не нравилось, и через пару лет его выгнали из школы. Он сразу занялся бизнесом и стремительно поднялся. К шестнадцати годам он уже был главным кормильцем, и только благодаря ему я мог продолжать учебу, хотя сам тоже старался подработать при случае. Я многим ему обязан. А с моим младшим братом Люки мы много лет вместе работаем. У нас разные отцы, но он мне как родной. В юности у него были способности к музыке, но он быстро понял, что конкуренция среди пианистов чересчур высока, и занялся коммерцией. И тоже молниеносно добился успеха. Думаю, это испугало его, потому что вскоре он уехал в Азию, путешествовал по Индии, Бирме, Непалу и Индонезии. Я написал ему письмо, когда начал снимать «Агирре», и он прилетел к нам в Перу через весь океан и очень помог. В конце концов брат стал работать со мной постоянно и давно уже управляет моей кинокомпанией.

— Херцог — ваша настоящая фамилия?
— Мой отец носил фамилию Херцог, но после того как родители развелись, мне дали фамилию Стипетич — по матери. Херцог по-немецки значит «герцог», и я подумал, что в кино тоже нужен кто-то вроде Каунта Бэйси или Дюка Эллингтона. Может, это защитит меня от вселенского зла.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:30 | Сообщение # 146
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
— Какие первые фильмы вы посмотрели?
— Два первых в жизни фильма я посмотрел, когда мне было одиннадцать. Тогда по провинциальным школам ездил киномеханик и возил с собой катушки с шестнадцатимиллиметровой пленкой. Первый фильм о том, как эскимосы строят иглу, не слишком меня увлек, хотя я, само собой, был потрясен, что такое вообще возможно. Там был очень занудный текст, и сам фильм был скучный, а кроме того, эскимосы не слишком старались. Второй фильм был о том, как пигмеи в Камеруне строят в джунглях мост из лиан, он был получше. Пигмеи работали на совесть, и меня поразило, что они построили такой хороший мост без единого инструмента. Они перемахивали через реку на лиане, как Тарзан, и свисали с подвесного моста, точно пауки. Для меня это было, конечно, фантастическое зрелище, и я до сих пор люблю пигмеев за то, как они тогда отличились.

Потом нам показали еще «Зорро», «Тарзана», «Доктора Фу Манчу» — в основном всякое малобюджетное американское кино. Хотя один из фильмов про Фу Манчу в некотором роде открыл мне глаза.В том фильме в парня стреляют, он падает с шестидесятифутовой скалы, в полете делает кувырок и при этом чуть дергает ногой. Через десять минут те же кадры появляются в другой перестрелке — я узнал их по этой дергающейся ноге. Они дважды использовали одни и те же кадры и думали, что никто не заметит. Я рассказал о своем открытии друзьям и задумался, как же киношникам удалось такое провернуть. До того момента я думал, что фильм вроде как документальный и что все происходящее на экране — правда. И вдруг я понял, как построен сюжет, как монтируется фильм, как заинтересовать зрителя и держать его в напряжении, — и с того дня кино для меня изменилось.

— Вы часто говорите, что преклоняетесь перед работами Ф. В. Мурнау. Когда вы впервые увидели фильмы немецких экспрессионистов 20-х годов?
— В детстве я этих фильмов не видел. Вообще я посмотрел экспрессионистское кино только много лет спустя, после того как услышал Лотту Айснер (Rosebud Publishing планирует издать ее основополагающую книгу «Демонический экран». — OS).

— А авангардное кино того времени смотрели?
-Когда мне был.наверно,двадцать один год, молодой человек по имени П. Адамс Ситни привез в Германию довольно много пленок, среди которых были фильмы Стэна Брэкиджа и Кеннета Энгера. Меня поразило, что существует много фильмов, ничуть не похожих на то, что показывают в кинотеатрах. И не важно было, что сам я хотел снимать совсем в ином ключе. Факт, что где-то есть очень смелые люди, которые делают принципиально другое кино, так меня заинтересовал, что я написал статью о них и о некоммерческом кино и предложил ее в один журнал. Статью напечатали в 1964 году.

— Я показывал вам список ста лучших фильмов всех времен, составленный одним британским критиком, и меня очень удивило, что многие из них вы не только не видели, но и не слышали о них.
— По сравнению со многими режиссерами меня образованным в области кинематографии не назовешь. В среднем я смотрю по фильму в месяц, притом обычно все скопом на каком-нибудь кинофестивале. Я могу вспомнить фильм, который видел много лет назад, — и меня аж пробирает оттого, как он прекрасен. Великие фильмы ошеломляют меня, они для меня загадка. Я не понимаю, как в кино появляется эта поэзия, глубина, вдохновение, красота. Настоящие уроки мне преподали плохие фильмы. Они показывают пример — боже упаси так снимать. Ошибки как раз легко разглядеть.

Это касается и моих фильмов. Самым непосредственным и суровым уроком для меня стал первый промах — «Геракл». Хорошо, что я начал с этой короткометражки, а не взялся за что-нибудь куда более для меня важное, потому что после этого фильма я понял, как подходить к делу. По-настоящему учиться можно только на собственных ошибках.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее о том периоде, когда вы всерьез увлеклись религией?
— Как я уже говорил, когда мне было четырнадцать, под воздействием сильных религиозных переживаний я принял католичество. И хотя я уже не принадлежу католической церкви, в некоторых моих работах и сегодня присутствует некий отзвук религии. Кроме того, в четырнадцать лет я впервые отправился в пешее путешествие. Я хотел дойти до Албании, таинственной страны, в то время полностью отрезанной от остального мира. Но меня все равно бы туда не пустили, так что я дошел до Адриатического моря, держась албано-югославской границы, то есть шел буквально метрах в пятидесяти от нее. Перейти границу я так и не отважился. Тогда я первый раз по-настоящему сбежал из дома.



— Вы основали свою кинокомпанию совсем в юном возрасте. Все ваши фильмы — включая ранние короткометражки — были выпущены «Вернер Херцог филмпродукцион». Что подтолкнуло вас к столь активному участию именно в продюсировании?
— В один прекрасный день мне позвонили какие-то продюсеры и сказали, что их заинтересовало мое предложение. Прежде я избегал встречаться с такими людьми — мне тогда было лет семнадцать, и я понимал, что меня не примут всерьез. Дело в том, что возмужал я довольно поздно и лет до шестнадцати — семнадцати выглядел совсем как ребенок. И я предпочитал писать им или звонить — кстати, то были одни из первых моих телефонных звонков. В общем, после телефонных переговоров они решили работать со мной, хотя у меня и не было режиссерского опыта.

И вот я вхожу в кабинет и вижу двух мужчин за большим дубовым столом. Могу воссоздать тот эпизод секунду за секундой. Я стою, совершенно раздавленный, а они смотрят сквозь меня и ждут, как будто решили, что папаша приехал по делам и взял с собой сынка. Первый выкрикнул что-то настолько оскорбительное, что я вычеркнул это из памяти, а второй хлопал себя по боку и гоготал: «Ага! Теперь, значит, детсад хочет снимать кино!» Вся встреча длилась пятнадцать секунд, потом я развернулся и вышел, сознавая, что придется стать самому себе продюсером. Это стало кульминацией многочисленных унижений и неудач, и я принял решение. Я понял, что, если буду предлагать другим продюсировать мои фильмы, придется сталкиваться с подобным отношением до конца дней.

Близкая мамина подруга была замужем за богатым промышленником, у которого был огромный особняк, и мама взяла меня познакомиться с ним, чтобы он объяснил, как основать собственную компанию. Он с ходу принялся вопить и орал так целый час: «Что за идиотская затея! Ты просто болван! Ты же никогда не занимался бизнесом! Ты не понимаешь, во что ввязываешься!» Два дня спустя я основал «Вернер Херцог филмпродукцион».

— Но вы же в общем не типичный голливудский магнат?
— Собственная компания — это вынужденная мера: просто никто не хотел вкладывать деньги в мои фильмы. Кроме того, только свои фильмы я и выпускаю. До начала работы над «Носферату» все производство размещалось в моей тесной квартирке в Мюнхене, где были телефон и пишущая машинка. Грань между личной жизнью и работой фактически отсутствовала. Вместо гостиной была монтажная, в которой я и спал. У меня не было секретаря, никто не помогал мне с налогами, бухгалтерией, контрактами, сценариями, организацией. Я всем занимался сам, и это было абсолютно естественно, просто по-человечески: пока можешь, делай грязную работу. Три вещи — телефон, пишущая машинка и автомобиль — всё, больше для кинопроизводства ничего не нужно. Но, конечно, когда мои работы вызвали интерес у широкой международной аудитории, начались ретроспективы и появилось огромное количество людей, с которыми нужно поддерживать связь, вести дела в одиночку стало слишком трудно.

Помню, когда «Двадцатый век Фокс» пожелала участвовать в совместном производстве «Носферату», меня попросили приехать в Голливуд. Мне не хотелось ехать, и я пригласил их в Мюнхен. Встретил четверых представителей «Фокс» в аэропорту и запихнул в свой автобус «фольксваген»: зимнее утро, мороз, в машине нет печки, я везу их в баварский пригород. Позже они были поражены, узнав, что на сценарий в моем бюджете отводилось ровно два доллара: все, что мне было нужно — это двести листов бумаги и карандаш.

— Как вы добывали деньги на свои ранние картины?
— Я подрабатывал в старших классах — сварщиком в ночную смену на сталелитейном заводе, контролером на парковке, все в таком роде. Вот, наверное, самый ценный совет, который я могу дать тем, кто собирается заниматься кино: пока вы молоды и сильны, пока можете добывать деньги физическим трудом — не занимайтесь офисной работой. И остерегайтесь как огня ужасающе бессмысленных секретарских должностей в кинокомпаниях. Изучайте реальный мир, поработайте на бойне, в стрип-баре вышибалой, надзирателем в психушке. Ходите пешком, учите иностранные языки, освойте профессию, не имеющую отношения к киноиндустрии. В основе режиссуры должен лежать жизненный опыт. Очень многое в моих фильмах — не вымысел, это жизнь, моя жизнь. Читаешь Конрада или Хемингуэя и видишь, сколько в этих книгах правды жизни. Вот уж кто снял бы великие фильмы — хотя хвала небесам за то, что родились они писателями.

Для «Геракла», первого моего фильма, нужно было относительно много денег, потому что я хотел снимать на тридцатипяти-, а не на шестнадцатимиллиметровой пленке.
Настоящее кино — только 35 мм, все остальное казалось мне любительской съемкой. 35 мм — это размах, независимо от того, есть ли тебе что показать. Приступая к работе, я думал: «Если ничего не получится, я от этой неудачи уже не оправлюсь». Я попал в компанию молодых режиссеров, нас было человек восемь, и почти все немного меня старше. Из восьми задуманных фильмов четыре вообще не состоялись, а три других были сняты, но так и не закончены из-за проблем со звуком.Провал моих товарищей был очень показателен: благодаря этому я осознал, что фильм от начала и до конца зависит от организации и самоотдачи, а не от бюджета. Пароход через гору на съемках «Фицкарральдо» перетащили не деньги, но вера.

источник


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:37 | Сообщение # 147
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Город Петра - одно из современный чудес света. Это древний город, расположенный на территории Иордании, построенный 4000 лет назад. Его особенность является то, что он был фактически вырублен в монолитных скалах красноватого цвета древними набатеями. За время существования Петра была несколько раз завоевана: римлянами, византийцами, крестоносцами. Все они оставили следы своего пребывания в городе.


Дворцы, монастыри, склепы и другие сооружения были вырублены в скалах. Попасть с город можно только через узкое ущелье Сик. Туристы могут увидеть знаменитую Сокровищницу, древний театр, монастыри и надгробья, множество склепов. Вся инфраструктура находится вне Петры, в деревне по соседству, что позволяет сохранить его первозданный облик.



Там где заканчивается сик (ущелье в скалах), открывается древний храм, ныне известный как Аль-Хазне, Храм появляется неожиданно. Поворот, осталось всего несколько шагов до выхода из ущелья, как вдруг в просвет врываются изумительные колонны гигантского двухэтажного фасада , впечатанного в громаду скалы как раз напротив отворенного зева сика. Это настоящая поэма в розовом камне.

Высота храма равняется 39 метрам, ширина – 28. Верхний этаж не имеет прохода вовнутрь. Прямоугольники ниш некогда были полностью порожними, пока в последующие времена по прихоти вечно сменяющихся владык в них не выбили фигуры античных богов. Петра являлся торговым городом, поскольку стоял на Великом шелковом пути. Вход в город только один: через почти двухкилометровый извилистый сик. Знаменитый скальный храм-мавзолей, «Сокровищница фараона», как называют её арабы.

Точное назначение сооружения до конца не выяснено. Есть предположение, что первоначально это был храм богини Исиды. Во всяком случае, многие черты памятника говорят о том, что его могли построить мастера, знакомые с приёмами зодчества Александрии Египетской.

Петра – это удивительный и, судя по всему, очень древний город в самом сердце Иордании. Говорят, что около двух тысяч лет до нашей эры в эти земли пришли набатеи. В архитектурных элементах Петры искусствоведы находят памятники, которые могли принадлежать и древним египтянам, и древним грекам, и древним римлянам. Строительство двух цитаделей в самом сердце Петры приписывают крестоносцам. Но на самом деле, приводя туристов на территорию Петры, экскурсоводы честно признаются: об этом древнем и таинственном городе ничего точно не известно.
Говорят, что храмы были построены набатеями, группой семитских племён (400 г. до н.э. – 106 г. н.э.). Набатеи имели свой собственный язык и письменность. Их алфавит похож на арамейский и еврейский. Набатеи принесли вместе с собой в Петру и свои религиозные верования, где превалировало идолопоклонство. Вероятно, набатейцы были арабским племенем, но писали они по-арамейски, используя при этом своеобразный шрифт.

Образованный грек родом из Сицилии, по имени Диодор (Diodorus Siculus) в I веке до н. э. писал о набатеях как о воинственном племени приблизительно в 10 000 воинов, коими были все мужчины-набатеи. Они не сеяли, не пахали, не пили вина, не выращивали деревьев и не строили домов. Более того, это чуть ли не каралось смертью. К тому же 10 тысяч набатеев – это слишком мало для государства и храмового строительства. Слова Диодора: «Раньше набатеи жили смирно, получая пропитание от скотоводства, но когда александрийские цари развернули торговое судоходство, набатеи принялись не только нападать на потерпевших кораблекрушение, но стали также строить пиратские корабли и грабить плавающих по морю». Вот и выходит, что были они разбойниками и пиратами.

Чрезвычайно колоритная справка из американской энциклопедии: у набатеев была развитая литература, но она не дошла до наших дней и при этом о набатейской литературе нет никаких упоминаний в античных источниках. Более того, знаменитые храмы Петры не имеют надписей. Дополнительное недоумение вызывает то, что набатеи писали вроде бы на диалекте арамейского языка, а не своем древнеарабском.

Археологи и исследователи набатейской культуры жалуются, что они не оставили после себя никаких письменных источников, по крайней мере «сакральные рукописные свитки» в тайниках сюрреалистической Петры до сих пор не обнаружены.

Посему все что мы знаем о набатеях (очень мало) известно или из упоминаний в Библии, или из Диодора, или из Иосифа Флавия. Самим набатеям было некогда.
Предполагают, что Петра - это ритуальные места захоронений. Петра не состоит из храмов, их там всего-то несколько. А в основном – это норы в скалах, небольшие пещеры, явные места захоронений набатеев побогаче. Так что если Петра и был городом при набатеях, то городом мертвых. Почему не нашли останков? За две с половиной тысячи лет их растащила всякая живность
Пустые каморки навевают сомнение. Потому что усыпальница обязательно была бы чем-то украшена, каменной резьбой, статуями, были бы найдены хотя бы какие-то предметы культа. Но нет ничего, кроме стен скалы из розового песчаника.



Величественный замок пустыни – мавзолей Эль-Хазне, или Сокровищница фараонов, как его называют в Иордании, – главная жемчужина Петры. Целиком вырезанный из скалы, мавзолей так и не имеет четко установленного историками предназначения. Сокровищницей его называют, основываясь на догадках об использовании большой каменной урны на верхушке фасада. Загадкой также остается и точный метод строительства, а вернее – вырезания Эль-Хазне из толщи камня.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:40 | Сообщение # 148
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
ЕЩЕ ПРИ ЖИЗНИ Лоуренс превратился в символ, в заложника собственного мифа, в конце концов сломавшего ему жизнь. Его называли “новым Наполеоном” и “Байроном ХХ века”. Дважды он вынужденно менял имя, не желая иметь ничего общего с растиражированным газетами и обсуждаемым в великосветских салонах образом “благородного мудрого англичанина, несущего свободу и просвещение диким кочевникам”.

Он попытался рассказать правду об арабском восстании, написав безжалостные, колючие, полные горечи воспоминания. Сразу же после выхода их по праву признали литературным шедевром. Но и друзья, и враги, выведенные им на страницах книги, никогда не простили ему предельной, почти бесстыдной откровенности этого текста, обнажающего подоплеку событий, внешне подернутых флером “восточной романтики”. И Восток и Запад ждали от него рассказа о благородных бедуинах, превыше всего ценящих свободу, ради которой они, в союзе с самой благородной и свободолюбивой державой Европы, вытеснили из Азии косных жестоких турок.

Лоуренс же обнажил политические пружины событий, игру интересов, вспомнил множество эпизодов, участники которых больше всего хотели бы их забыть. При этом его политический анализ и сегодня сохраняет свою актуальность. Что касается стиля, достаточно сказать, что он приводил в восхищение столь рафинированного интеллектуала, как Хорхе Луис Борхес, не раз упоминавшего “Семь столпов мудрости” и в рассказах и в эссе.

Как литератором им восхищались Бернард Шоу и Эзра Паунд, как политиком — Клемансо и Черчилль. Среди его первых биографов были Ричард Олдингтон и Роберт Грейвз, а Уистен Хью Оден, обычно весьма сдержанный, одну из самых восторженных своих рецензий написал на сухую и обстоятельную книгу военного историка Лиддела Харта “Лоуренс Аравийский. Человек и легенда”. Редьярд Киплинг, когда друзья пригласили его на обед, где должен был присутствовать Аравиец, как называли Лоуренса в Европе, отменил визит в другой дом, назначенный на тот же вечер, — подобное воспитанный англичанин позволяет себе лишь в экстраординарных ситуациях.

Вслед за Вергилиевым Энеем Лоуренс мог бы повторить: “Учись у меня трудам и доблести. Быть счастливым учись у других”. Человек, совершивший поистине невозможное — с горсткой арабских бедуинов отрезавший от Турции, в ту пору великой державы, арабский Восток, — он, едва успев вкусить плоды победы, познал, что всякая победа тут же оборачивается крахом надежд, которые одни и заставляли к ней стремиться. Он мечтал о едином арабском государстве на Востоке. Ему удалось разбить хорошо обученную и вооруженную армию противника, но не удалось убедить союзников выполнить обещания, которые те столь щедро раздавали в разгар войны, когда малейшая случайность могла поколебать шаткое равновесие на фронтах.

Черчилль писал: “Продлись мировая война на год дольше... Лоуренс мог бы вступить в Константинополь во главе объединенных племен Малой Азии и Аравии. Вел же он переговоры с Мустафой Кемалем. Так могла бы осуществиться мечта молодого Наполеона о завоевании Востока: вряд ли Лоуренсу недоставало какого–либо из качеств, необходимых для покорения мира... Но враг капитулировал — и тот осталсяне у дел,нелепый, как доисторический монстр, что выброшен из океанских глубин на берег отступившей волной”.

“Князь мятежа”, как называли арабы Лоуренса, оказался не нужен.Подобно актеру, который блистательно отыграл свою роль на подмостках и должен уйти, вернуться к серой обыденности, где спешащая из театра публика толкает локтями того, кем только что восхищалась до замирания сердца, он безропотно покинул политическую сцену — но оставил по себе память, пережившую политическую злобу дня, пережившую самую эпоху: оставил одну из самых честных книг о войне, которую читали и будут читать.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:41 | Сообщение # 149
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Люблю я пустыню, пустыню,царицу земной красоты.
Моря, и долины, и фьорды, и глыбы тоскующих гор
лишь краткой окутает лаской, на миг убаюкают взор,
а образ безмолвной пустыни, царицы земной красоты,
войдя, не выходит из сердца, навек отравляет мечты.
В молчании песков беспредельных я слышу неведомый шум,
как будто в дали неоглядной встаёт и крутится самум ,
встаёт, и бежит, пропадает,- и снова молчанье растёт,
и снова мираж лучезарный обманно узоры плетёт .
И манит куда - тодалёко незримая чудная власть,
и мысль поднимается к небу, чтоб снова бессильно упасть,
как будто бы жизнь задрожала с напрасной мечтой и борьбой,
и смерть на неё наступила своею тяжёлой стопой.

(К. Бальмонт)


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:46 | Сообщение # 150
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:51 | Сообщение # 151
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Дэвид Джордж Хогарт (1862-1927)

Английский археолог Дэвид Джордж Хогарт, оказавший большое влияние на Лоуренса, родился в 1862 году. Он был блестящим ученым, известным своими раскопками на Кипре, Крите, в Египте и Сирии; кроме того, он занимал высокое положение в британской морской разведке. С 1909 по 1927 год доктор Хогард работал главным хранителем музея Эшмолин.



Именно здесь он познакомился с Лоуренсом, заметил его талант и взял к себе ассистентом. Снабдив ученика необходимой информацией о ближнем Востоке и элементарными знаниями арабского языка, Хогарт позволил ему, хоть и без особого энтузиазма, присоединиться к раскопкам в Кархемише.

Доктор Хогарт всячески опекал Лоуренса, а с началом Первой мировой войны дал ему рекомендации для вступления в одну из дивизий британской армии. Ученый был одним из немногих людей, понимавший сложный характер Аравийца. Лоуренс говорил о своем учителе: "Доктор Хогарт был единственным, кто понимал мои поступки, не требуя от меня объяснять их".

Когда ученик узнал о смерти профессора, то написал одному из своих друзей: "Доктор Хогарт был мне как отец, которому я мог безоговорочно верить. Он понимал мои проблемы. Его знания вели меня к достижению цели моей жизни".

Нашим общим исповедником ментором и советчиком был Хогарт с его уроками истории и историческими параллелями, выдержкой и отвагой. В глазах стороннего наблюдателя он был миротворцем (я же весь состоял из когтей и клыков, во мне сидел настоящий дьявол); благодаря его авторитету с нами считались и прислушивались к нашему мнению.

Он был наделен тонким ощущением истинных ценностей и учил нас видеть силы, скрытые под завшивленными лохмотьями и изъязвленной кожей той массы людей, какой предстали перед нами арабы. Хогарт был нашим арбитром и несравненным историком, передавал свои знания и делился осторожной мудростью при каждом удобном случае, потому что верил в наше дело.


Семь столпов мудрости


Начало войны

В июле 1914 года, после убийства эрцгерцога Австрийского Фердинанда, грянула Первая мировая война, быстро охватившая весь европейский континент.
Лоуренс, который в это время находился в Англии, сразу же попытался поступить добровольцем в армию, но был забракован из-за своего хилого телосложения и невысокого роста - дело в том, что в связи с большим наплывом желающих послужить родине, норма роста была увеличена.

Потому Лоуренс, по рекомендации доктора Хогарта, был зачислен в географический отдел генерального штаба, где ему поручили на основе добытых ранее сведений, составить карту расположения турецких войск на Синайском полуострове. экспедиция с безобидным названием "Обследование Синая" руководил лорд Герберт Китченер, тогдашний военный министр Британии. В 1915 году Лоуренс подготовил доклад "Пустыня Син", который должен был служить "прикрытием" военно-разведывательной цели проекта. подобная рискованная деятельность всё больше захватывала молодого искателя приключений.

В декабре 1916 года Лоуренса, в признание его заслуг, перевели в Бюро по арабским делам в Каире - это было новое подразделение в составе британской разведки, которое возглавил Хогард. В задачи Бюро входил сбор сведений и передача их в штаб-квартиру. нужно заметить, что работа по составлению топографических карт была важнейшей частью планирования крупномасштабных боевых операций и требовала большого мастерства.

Лоуренс отправился в Каир, где занялся подготовкой "Справочника турецкой армии". Кроме того, как человек, свободно владеющий арабским языком, он проводил допросы турецких военнопленных.

В 1915 году во Франции в ходе одного из боев был убит брат Лоуренса - Фрэнк, а чуть позже, в том же году, в авиакатастрофе погиб брат Уилл. Лоуренс был в отчаянии. Он писал другу: "Это несправедливо, что я до сих пор жив и буду продолжать мирно существовать".

Материал подготовила: Verona26


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:53 | Сообщение # 152
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
после выхода “Семи столпов мудрости”, недоброжелатели обвиняли его в том, что за десять лет, проведенных среди арабов — сперва на раскопках, а потом в лагере повстанцев, — он “привык думать по–арабски”, и его английский язык оказался непоправимо испорчен, превратившись в арабский, задрапированный английскими словами.

Сам Лоуренс в разговоре с Робертом Грейвзом обмолвился, что знание им арабского сильно преувеличено: за время работы в археологических экспедициях он “на слух” выучил около четырех тысяч слов — для арабского, богатого лексикой, весьма немного, — да и те по большей части были связаны со специфическими нуждами раскопок, так что, оказавшись среди мятежников, он поначалу с трудом мог поддерживать беседу.

К концу восстания он знал примерно двенадцать тысяч слов, при этом практически не умея читать на языке. Характерно, что, когда после войны издатель Джонатан Кейп предолжил Лоуренсу сделать перевод “Тысячи и одной ночи”, речь шла о переводе не с арабского, а с французского.

Говоря с капитаном Лидделом Хартом, одним из самых обстоятельных его биографов, Лоуренс заметил, что не знал ни одного англичанина, который бы владел арабским настолько хорошо, чтобы, оказавшись на Востоке, хотя бы первые пять минут беседы мог сойти за уроженца арабского мира, — и сам он отнюдь не был исключением.

Но при этом Лоуренс обладал неким врожденным обаянием и умением ладить с людьми, которое для местных жителей значило гораздо больше совершенного владения языком. Как–то Лоуренс приехал в Джебали в сопровождении одного из арабов, нанятых на время раскопок.

На вопрос, как Лоуренсу так хорошо удается ладить с местными, араб ответил: “Он просто один из нас: все, что умеем и знаем мы, умеет и знает и он, причем порой гораздо лучше нас”. Иные поступки Лоуренса вызывали непонимание у его европейских коллег. Он мог прервать размеренную рутину работ и полдня обсуждать со своими рабочими какие–то тонкости их родовых взаимоотношений, старые легенды или просто местные сплетни.

На замечания руководителя раскопок Д. Дж. Хогарта он лишь отшучивался и пожимал плечами, а через неделю тот обнаруживал, что за это время рабочие у Лоуренса “необъяснимым образом” сделали то, на что надо как минимум дней двадцать. Он разрешил арабам стрелять в воздух из ружей, если в раскопе обнаруживалось нечто действительно ценное или интересное. “Арабы — как дети, им нравится стрелять”, — объяснял Лоуренс. После этого количество находок и темп работ на его участке резко возросли.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:55 | Сообщение # 153
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Лоуренс, еще в школе увлекшийся фотографией,решил не тратить, как было принято до него, массу бумаги и времени на фиксацию обстоятельств находки того или иного предмета и его описание, а начал применять фотосъемку, что казалось нарушением всех канонов археологии; лишь со временем ученые убедились, насколько это облегчает работу. Однако в той ситуации Лоуренсом скорее руководила страсть к фотографии как таковой, а не стремление внести новое в методику полевой археологии.

По возвращении Лоуренса в Англию молодым археологом, знавшим арабский язык и не один год проведшим в Сирии и Палестине, заинтересовалась военная разведка. Шла война, правительству и армии Его Величества требовались специалисты по Арабскому Востоку: Турция, под чьей властью находились эти территории, воевала на стороне Германии. Так волею судьбы (и благодаря рекомендации Д. Дж. Хогарта, сменившего роль ученого на роль военнно–политического консультанта) Лоуренс стал сотрудником MI–I, откомандированным в Каир.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Вторник, 03.02.2015, 16:59 | Сообщение # 154
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ "Всего 33 ЗВЕЗДЫ МИРОВОЙ КИНОРЕЖИССУРЫ"

Между прочим, начиная с 85-го года, Херцог осуществил несколько оперных постановок, включая вагнеровского "Лоэнгрина".



Беспрецедентный опыт с "Фицкарральдо" вошел в исто­рию современной культуры, постулирующей подмену собы­тия его инсценировкой. Об этих и других съемках Херцога снят чуть ли не десяток документальных лент, сложены легенды. Одна из них гласит, что режиссер спас, закрыл своим телом загоревшегося лилипута. А после еще одного инцидента дал обет в случае благополучного завершения съемок прыгнуть перед камерой на кактус высотой в семь футов. И он сделал это — защитив глаза мотоциклетными очками, разбежался и прыгнул, пронзив свое тело колюч­ками, от которых потом не мог отойти полгода.

В другой раз, узнав, что в Париже тяжело заболела Лот­та Эйснер, высоко чтимая Херцогом историк кино, он дви­нулся к ней пешим ходом из Мюнхена — "в твердом убеж­дении, что, если я буду идти пешком, она выживет. Кроме того, я хотел побыть наедине с самим собой". Это "хождение во льдах" (так Херцог озаглавил изданный позднее дневник путешествий) — не показуха и не прихоть. Оно органически вытекает из мироощущения режиссера и его художествен­ного метода.

Однако в последние годы Херцог или вообще отрицает свою связь с экспрессионизмом, или ставит культурные влия­ния всей новой эпохи неизмеримо ниже того, что дали ему Грюневальд, Босх и музыка позднего Средневековья: "Бот это — мое время".

Херцог ощущает себя ближе не к современным художникам, а к старым ремесленникам, лишенным рефлексий и болезненного тщеславия. Были случаи, когда он не хотел выпускать уже готовый фильм, предпочитая сохранить его для себя. Он пропагандировал концерт Бруно С., по-дилетантски игравшего Моцарта, как культурное событие года: "само это возбуждение, эта буря в сознании и есть культура".

Странно было бы, впрочем, не признать родства Херцога с таким не столь давним предком, как Каспар Давид Фрид­рих, открывшим трагизм в пейзажной живописи, видевшим в ландшафте способ исповеди, интимного общения. Режис­серу и его группе приходилось порой ждать по многу часов, даже дней, чтобы зафиксировать краткий момент, когда рассеиваются облака и обнажается вершина горы. И он как никто имел основания заявить: "Да, я режиссирую по­ведение животных и имею смелость утверждать, что срежиссировать можно и ландшафт.

Большинство моих фильмов проистекает из пейзажей, подобно тому как Бергман, чьи многие произведения мне нс нравятся, всегда исходит из человеческого лица". Долина с тысячами ветряных мельниц в "Знаках жизни", море трав в "Загадке Каспара Хаузера", восход и заход солнца в "Носферату" — всюду присутствует пейзажный мотив, реальный или вооб­ражаемый, он становится исходным импульсом, вокруг которого затем выстраивается весь фильм.

У природы в интерпретации Херцога, несомненно, есть душа. Но что она собой представляет? Гармонична ли она? Или, как утверждал Кински, природа полна провоцирующих эротических элементов? Херпог считает, что она скорее ис­полнена непристойностей — распутного спаривания, борьбы за существование, подлости и низости, загнивания. "Это недо­деланная земля, — говорит режиссер. — Это страна, кото­рую Бог, если он вообще существует, создал во гневе. Даже звезды на небе — сплошной хаос. Нет гармонии во вселенной. Но говоря все это, я полон восхищения девственным лесом. Я люблю его, я очень люблю его. Но я люблю его вопреки рассудку".

Трагическая напряженность видится Херцогу и в самой природе, и в человеке, и в их взаимодействии. "Деревья стоят страдая, и. птицы полны страдания. Я не думаю, что они поют, они только кричат от боли". Человек же, по мере развития цивилизации, создает иной пейзаж — сугубо индус­триальный, лишенный природы. Создает гармонию потря­сающе современного коллективного самоубийства. Херцог разрушает эту "гармонию" и ставит своего экстремального человека в ситуацию экологически чистого эксперимента, чтобы лучше изучить его натуру.

Фильмы Херцога словно- сняты человеком, прозревшим после тотальной слепоты, испытавшим визуальный шок от зрелища мира. Мотив слепоты (так же как и немоты) впрямую присутствует у Херцога в документальной ленте "Страна молча­ния и тьмы" (1970—71) — о жизни слепоглухонемых. Но как раз не слепые слепы и не безумцы безумны, по Херцогу. И те, и другие умеют глубже и полнее ощущать мир, нежели те, кто полагается на глаза и разум.

Аналогичным образом, когда режиссера спрашивают о причине пристрастия к "уродам", в ответ можно услышать: "Это весьма обязывающая кон­статация, однако в моих фильмах нет уродливых людей. Лилипуты, например, очень пропоргулоналъны. Уродливо как раз все то, что кажется нормальным и повседневным: потре­бительские товары, магазины, стул, дверная ручка, а также религиозное поведение, застольные манеры, система образо­вания... вот что монструозно, совсем нс лилипуты". Херцога ужасают также глянцевые изображения на открытках и плакатах.

12 ГЛАВА ПОСВЕЩЕНА ВЕРНЕРУ ХЕРЦОГУ


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 11:52 | Сообщение # 155
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Гертруда Маргарет Лотиан Бэлл была создательницей Иракского археологического музея, Гертруду Белл называли некоронованной королевой Ирака. Арабы дали ей прозвище «Дочь пустыни».


Мавзолей Зубейды в Багдаде.


Стены и башни города Хаиль в Аравии.


Город Хаиль - Вавилон в чистом виде...

Фото из архива имеют большую ценность, так как на них запечатлены постройки, которые в последствии были разрушены либо, в некоторых случаях, полностью исчезли.

источник


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 12:04 | Сообщение # 156
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Gertrude Bell
The Arabian Diaries,
1913 - 1914






Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 12:07 | Сообщение # 157
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Вернер Херцог на сайте журнала «Сеанс»

Статьи:

Да здравствуют страусы // Василий Степанов

Казнить нельзя // Ярослав Забалуев

Визуальная антропология и Вернер Херцог // Илья Утехин

На фоне хаоса // Алексей Гусев

Амнезия: история вопроса // Василий Степанов




Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 12:10 | Сообщение # 158
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
К тому времени арабские офицеры, служившие в турецкой армии, уже образовали тайное общество, целью которого было отделение арабов от империи. После начала войны они обратились к шерифу Мекки Хусейну с призывом возглавить их движения и, воспользовавшись благоприятным моментом, поднять восстание. Основной силой восстания должна была стать арабская дивизия, которую турки готовили к отправке на фронт.

Предполагалось, что командовать ею будет сын Хусейна, Фейсал. Он и должен был поднять знамя мятежа — багровое знамя шерифа. Все было готово, однако турки заподозрили неладное: был раскрыт заговор среди сирийских офицеров, и высокая комиссия — сам Энвер–паша и Джемаль — решила ознакомиться с обстановкой на месте, для чего они приехали в Медину, где была расквартирована арабская дивизия.

Дальнейшее развитие событий предопределялось восточными представлениями о чести. Фейсал, лидер готовящегося восстания, и два верховных правителя империи, из–под власти которой повстанцы хотят освободиться, устраивают смотр армии, что должна выступить против турок. Смотр происходит за городскими воротами. Диктаторы сумрачно наблюдают, как маршируют полки, взбивая пыль, и как гарцует арабская конница, а к Фейсалу подходит один из офицеров и спрашивает: “Господин, мы убьем их сейчас?” На что Фейсал отвечает... запретом.

Убийство турок было бы нарушением законов гостеприимства. Офицеры настаивают. Фейсалу приходится в буквальном смысле слова умолять их ради его чести сохранить жизнь врагам, лишь совсем недавно заставившим его присутствовать на казни сирийских заговорщиков, многие из которых были его личными друзьями. Извинившись, Фейсал резко обрывает смотр и увозит высокопоставленных гостей в Медину. Прекрасно все понявшие, Энвер и Джемаль вводят в Медину турецкие части. Тогда Хусейн и Фейсал, опираясь на бедуинов, поднимают восстание.



Лоуренс убедился, что арабам не хватает лидера, способного стать военным вождем объединенных племен. Шериф Хусейн был политиком, но не военачальником. Его сын Абдулла, в котором многие хотели бы видеть реального вождя восставших, производил впечатление человека необычайно талантливого, дальновидного — но слишком хитрого, чтобы ему можно было доверять всерьез. Не оправдали надежд англичан и два других возможных претендента на роль лидера: сводный брат Абдуллы — Зейд или еще один сын шерифа — Али.

Действуя на свой страх и риск, Лоуренс преступает рамки данных ему полномочий и решает встретиться с Фейсалом. Если верить “Семи столпам мудрости”, именно эта встреча и предопределила весь дальнейший ход арабского восстания. В Фейсале Лоуренс увидел того, кого искал, а юный арабский принц проникся уважением и доверием к человеку, который на заданный при знакомстве вежливый вопрос, понравился ли ему лагерь восставших, резко ответил: “Да, но он слишком далеко от Дамаска”. Обретение контроля над Дамаском означало победу восстания.

По возвращении Лоуренс представил начальству рапорт о положении дел в Хиджазе, указав, что, если обеспечить восставших боеприпасами, вооружением и откомандировать к ним компетентных советников, повстанцы могут стать серьезной силой. Однако, как выяснилось, поиск и подготовка офицеров, способных сыграть роль военных консультантов при Фейсале, займет не один месяц, и до той поры полковник Клейтон решил направить в лагерь повстанцев Лоуренса — всего лишь в качестве координатора, который помог бы арабам поддерживать контакт с англичанами. Так оксфордский археолог оказался одним из тех, от кого зависела судьба мятежа.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 12:14 | Сообщение # 159
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
“Мы были армией, предоставленной самой себе, без парадов и показухи, мы служили свободе, свободе, которая для каждого живущего на земле не менее дорога, чем “Символ веры”; цель эта была для нас столь желанна, что поглотила нас без остатка, а надежда — столь запредельна, что наши первоначальные амбиции померкли в ее славе.



С течением времени потребность сражаться за идеал переросла в одержимость, не ведающую вопросов: она гнала нас железной шпорой, заставляя отбросить сомнения прочь. Волей–неволей это стало верой. Мы продали себя ей в рабство — скованные цепью, подобно каторжникам, со всем, что было в нас хорошего и плохого, мы превратились в служителей святого идеала. Оказавшийся в положении раба мыслит иначе, ведь он лишен чего бы то ни было в этом мире. Происходящее в его душе способно внушить ужас и отвращение. Мы же отдали не только тело, но и душу всеподчиняющей жажде победы. Воздаянием за этот выбор была опустошенность: отринув мораль, волю, ответственность, мы стали подобны сухой листве на ветру”.

Не будучи кадровым военным, он, вырабатывая план восстания, следовал не навыкам, прививаемым в военном училище, а собственной интуиции и воспоминанию о прочитанных когда–то двух десятках книг, не столько по военному делу, сколько по философии войны: Клаузевиц и тому подобное. В “Семи столпах мудрости” он вспоминает, как, свалившись с приступом дизентерии, лежал в палатке, бредил, а приходя в сознание, пытался сформулировать стратегию предстоящей кампании, размышляя о ней в терминах... Платона и Аристотеля на хорошем греческом. В самой абсурдности этого есть что–то на редкость убедительное.

В течение года Лоуренсу практически удалось отсечь и изолировать друг от друга турецкие гарнизоны, размещенные в арабских городах. Дальнейший успех зависел от того, смогут ли повстанцы накануне наступления союзников в Азии отрезать Дамаск — основную базу турок — от путей снабжения. Генерал Бартоломью, разрабатывавший Дамасскую операцию, определил положение одной фразой: “Если Лоуренс сможет сделать это за день до наступления, мы победили”. Арабы вышли к Деръе — станции, которая контролировала последнюю железнодорожную ветку, связывающую Дамаск с внутренней территорией страны, — за сорок восемь часов до наступления союзников.

Теперь необходимо было взорвать железнодорожное полотно на глазах у хорошо вооруженного и многочисленного гарнизона, расквартированного в городе. И вот когда повстанцы подошли к станции почти вплотную, с ее аэродрома поднялось в воздух восемь немецких бомбардировщиков. Армия Фейсалапредставляла собой на равнине почти идеальную мишень. Подрывники еще только закладывали заряды, когда стали падать первые бомбы. И тут в небе появился одинокий английский самолет.



Англичане предоставили в помощь восставшим несколько самолетов для разведки и поддержки с воздуха. Услышав далекие разрывы бомб, один из английских пилотов — лейтенант Джунор, не ожидая приказа, поднял легкий истребитель и полетел к Деръе. Оценив ситуацию, он направил самолет прямо наперерез немецкой эскадрилье. У летчиков времен первой мировой войны были свои представления о чести. Увидев авиатора, бросающего им вызов, немецкие пилоты утратили всякий интерес к наземным целям и бросились преследовать самолетик Джунора. Им казалось, что сбить его — ведь их машины были намного современней — не составит особого труда.

Повстанцы получили шанс: подрывники успели закончить свою работу, а сконцентрированная в одном месте армия (собственно говоря — несколько тысяч человек) рассеялась на мелкие группы, двинувшиеся в различных направлениях. Английский же летчик, сделав “круг почета” с восемью немецкими самолетами на хвосте, ухитрился спастись, приземлив свою изрешеченную пулями машину поблизости от отряда подрывников Лоуренса, в распоряжении которых был автомобиль, и на автомобиле вся группа вырвалась из зоны огня...

Кто–то из военных историков назвал арабскую кампанию “последней романтической войной” в истории человечества. Благородные кочевники на верблюдах, верные идеалам свободы, являли собой разительный контраст с армиями в хаки, засевшими в окопах и поливающими друг друга артиллерийским огнем. Но определение “романтическая” в приложении к той войне в пустыне имеет еще один, более глубокий смысл: это была война одиночек против государственной машины.

На одной чаше весов лежали регулярность поставок продовольствия и амуниции, согласованность железнодорожного расписания и бюрократическое оформление грузов, на другой — своеволие небольших групп кочевников, вдруг появляющихся из пустыни и разрушающих мосты и железнодорожное полотно, телефонные коммуникации и телеграфные линии, или своеволие молодого лейтенанта, который поднимает самолет в воздух, не дожидаясь приказа. Кто знает, не он ли на самом деле нанес сокрушительное поражение Оттоманской империи в первой мировой войне?


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
lady2012 Дата: Среда, 04.02.2015, 12:20 | Сообщение # 160
Зараза
Группа: Заслуженные
Сообщений: 2556
Статус: Offline
Однако у “романтики” той войны была и оборотная сторона: “Пути бедуинов достаточно тяжки даже для тех, кто знаком с ними сызмальства, но для чужаков они ужасны; это смерть при жизни, — писал Лоуренс. — Вечная битва нашего существования вырвала из душ всякое беспокойство о жизни — собственной ли, окружающих ли...

Каждый день смерть уносила еще одного; оставшиеся знали, что они — лишь наделенные способностью чувствовать марионетки на сцене Божьей; кукловод же наш был поистине безжалостен, безжалостен до самого последнего момента, покуда мы еще могли переставлять истертые в кровь ноги, двигаясь все дальше и дальше. Выбившиеся из сил завидовали тем, кто устал настолько, чтобы умереть; успех казался столь далеким, а провал — столь близким и неизбежным, что смерть сулила мгновенное освобождение от всех трудов. Полнейшая апатия сменялась крайним напряжением нервов: мы жили или на спаде, или на пике всех чувств.

Измотанность, выжатость была для нас подобна яду; она заставляла нас думать лишь о насущном, отбросив саму мысль о зле, которое мы несем тем, кто столкнется с нами, или зле, которое мы претерпеваем: физические чувства на поверку оказались ничего не стоящей мгновенной пеной. Порывы жестокости, извращения, похоти проносились по поверхности, не затрагивая сущности; моральные законы, которые раз за разом попирались в силу нелепого стечения обстоятельств, казались лишь пустым звуком... Наши руки постоянно были в крови: мы получили своего рода индульгенцию. Ранить, убивать казалось лишь преходящей, мгновенной болью, ибо сама наша жизнь была мгновением и не ведала к нам жалости... Мы жили одним днем, ради этого дня мы умирали...”

Все кончилось 1 октября 1918 года: повстанцы заняли Дамаск. Турция утратила контроль над Арабским Востоком.

Лоуренс был отозван в Англию, однако вскоре его включают в состав британской делегации на Версальской конференции. Перед ним открывается блестящая политическая карьера. Но дипломатом Лоуренс никогда не был. Трагедия его в том, что он пытался быть рыцарем в эпоху динамита. Он весьма своеобразно (с точки зрения английского правительства) понял свою роль на конференции.

Сражаясь бок о бок с арабами, он сражался во имя создания единого арабского государства. Однако появление такового на Востоке вовсе не входило в планы великих держав. Англичане давали арабам весьма расплывчатые обещания, однако еще в 1915 году заключили с Францией ряд соглашений, касающихся раздела мира после войны. И арабскому государству места там вовсе не было. Лоуренс случайно узнал об этих планах союзников еще в середине арабской кампании и не без труда справился с обрушившимся на него потрясением: ведь представители английского правительства, посылая его к восставшим, заявляли ему совсем иное.



Фактически его и арабов предали и цинично использовали в чужой игре. Правда, к концу войны Англия стала побаиваться чрезмерного усиления Франции и готова была предпринять некоторые шаги, чтобы этого не допустить. В частности, поднять вопрос о том, чтобы некоторые арабские территории получили независимость. Вернее — номинально независимое правительство, на самом деле являющееся марионеткой в руках европейских держав. Желательно — Великобритании.

Поэтому Ллойд Джордж даже прислал Фейсалу приглашение на конференцию. Однако в официальный список участников Фейсал включен не был. Об этом он узнал только в Париже, когда его проинформировали от имени оргкомитета, что “правительство Франции сожалеет, однако арабская делегация не получила представительства на конференции, ибо великие державы покуда не заявили об официальном признании правительства повстанцев”. К вечеру того же дня “недоразумение”, правда, разрешилось.

Посредником между арабами и союзниками вновь выступил Лоуренс. Через свои связи — генерала Алленби и друзей в министерстве иностранных дел — он добился, что вечером Фейсал получил официальное подтверждение от Ллойд Джорджа: арабы могут иметь на конференции двух представителей.

С этого момента Лоуренс фактически присутствовал на конференции не как член английской делегации, но как личный представитель и переводчик Фейсала. На официальные мероприятия он являлся не в мундире полковника британской армии, как того требовал протокол, а в арабском одеянии, жил в том крыле гостиницы, что было отведено Фейсалу, и помогал ему составлять речи. Даже на прием в Букингемском дворце, устроенный Георгом V в честь Фейсала во время перерыва в работе конференции, Лоуренс, демонстративно нарушая этикет, пришел в арабском платье.

На вопрос короля, что послужило тому причиной, он ответил: “Ваше Величество, волею обстоятельств я оказался вассалом двух господ: Вас и короля Фейсала. И честь велит мне вызывать недовольство того из них, кто сильнее, а не кто слабее. Поэтому я предпочел задеть Ваши чувства, а не чувства короля Фейсала, который привык видеть меня именно в этих одеждах”.

Все эти поступки Лоуренса принесли ему скандальную известность — но не принесли арабам желаемого решения. Все, что они получили, — это королевство Сирия под протекторатом Франции. На трон королевства был возведен Фейсал.

Лоуренс воспринял такое решение едва ли не как личное оскорбление. Он испросил у короля Георга аудиенции, на которой вернул награды, врученные ему английским правительством, заявив при этом, что “стыдится той роли, за которую получил свои ордена: от имени Англии он давал арабам известные обещания, и эти обещания выполнены не были, так что теперь ему, возможно, придется сражаться против своих соотечественников — при таких условиях он не считает возможным носить британские ордена”.

Любопытно, что даже после подобного жеста Лоуренсу не был закрыт путь к официальным должностям. После провала его усилий на Версальской конференции он около года провел в Оксфорде, преподавая в колледже, но в 1921-м Уинстон Черчилль приглашает его работать под своим началом на Ближнем Востоке. Перед Лоуренсом открывались блестящие карьерные перспективы. Однако, сделав все необходимое, чтобы на Востоке установился мир, он подает в отставку.


Я – архивариус. Я – в храме Мнемозины.
Служу ей, расставляя по местам
Тома прошедших лет, и выношу корзины
С истлевшими страницами.
 
Only Rob - Форум » Роберт Томас Паттинсон. » Фильмография. » Королева пустыни/Queen of the Desert (Информация о фильме)
Поиск:
   
Вверх