Деклан Доннеллан ставил в России Чехова, а фильм по Мопассану снял в Лондоне, заставив актера Паттинсона играть пустое место. Получилось убедительно, но не для ценителя классики, а для среднего зрителя в среднем кинотеатре, которому оставлена возможность сделать выводы. «В тот день я впервые понял, что женщина – человек», – пел Вадим Степанцов по другому поводу.
Для правильной усвояемости одних экранизаций первоисточник лучше читать до просмотра, для правильной усвояемости других – после. В случае с «Милым другом» первоисточник, конечно, лучше бы читать (читать классику вообще полезно), но основательно его подзабыть. Тогда тебя не убедят претензии тех, кого раздражают сокращения, и изрядно повеселят претензии тех, кто, критикуя как бы фильм, на деле критикуют Мопассана. Вторые сейчас в большинстве. Такое время.
Ветеран алжирской кампании Жорж Дюруа недоедает и пьет плохое пиво. Встретив в кафе-шантане однополчанина, получает приглашение на ужин, где жена хозяина сообщает ему полезные сведения – в Париже вся власть у женщин, а их мужья – так, ширмочка. Проникаясь к нищеброду симпатией, мадам-эмансипе подсказывает ему кандидатку в любовницы и помогает устроиться внештатником в оппозиционную газету. Все это открывает перед Дюруа блестящие карьерные перспективы: писать он не умеет, зато умеет трахаться, а главное – начисто лишен совести. Жизнь удалась. Такое время.
У Мопассана всё это выведено сложнее и изящнее, в данной экранизации с Паттинсоном в главной роли, как ни странно, тоже. При желании картину можно высмеять и разнести на турнюры – поводы к тому имеются, однако делать этого совершенно не хочется. Во-первых, фильм отнюдь не так плох, как могло бы показаться, а, во-вторых, поспел он очень вовремя, напомнив нам, как же Париж конца девятнадцатого века напоминает Москву начала двадцать первого. Нравами напоминает, конечно. В том числе – в оппозиционной и журналистской среде. Больше Париж Москву ничем не напоминает. Такое время.
Если же все-таки рассуждать о «соответствии букве и духу», то расхождения с романом пришлись, в основном, на область акцентов – их явно сместили в интересах тех, кто придет в кинотеатры не ради Мопассана, а ради Паттинсона. Для самой звезды «Сумерек» это стало медвежьей услугой. В первую очередь, он всё-таки актер, до сих пор «подающий надежды». Актер растет тогда, когда вынужден вписываться в предложенные обстоятельства, а не тогда, когда обстоятельства переписываются под него. В итоге мы имеем не того Жоржа Дюруа, что родом из классики и чье имя стало нарицательным, а того, кого нынешние девочки-фанатки готовы признать за неотразимого сердцееда.
Так, дабы фильм не сочли комедией, Дюруа-Паттинсон не носит усов. Не держит колесом грудь. Не курит. И вообще ничем не напоминает отставного унтер-офицера, повинного (по нашим меркам) в военных преступлениях, ибо солдафоны с револьвером сейчас не в моде, в моде пацифисты с фотоаппаратом и в кедах. Подобного пацифиста Паттинсон уже играл в «Помни меня», где был персонажем насквозь положительным. Первую половину «Милого друга» его Дюруа такой же душка-милашка, то есть не человек, пытающийся казаться добрым малым, а добрый малый как он есть. В дуэлях не участвует, не занимает денег у женщин и вроде бы искренне любит Мадлен Форестье (Ума Турман), параллельно питая к Клотильде де Марель (Кристина Риччи) не менее нежные чувства.
Повествование с привычно положительным Паттинсоном обрывается внезапно, не тормозя на рефлексиях, чем слегка шокирует тех зрителей, которые книжку не читали. Воплощая злую бездарность, вдруг прознавшую, что пенис – тоже грозное оружие, актер старается. Очень старается. Улыбается криво, ломает бровь, смотрит исподлобья (преимущественно – в разрез очередного платья). В помощь ему призваны осветители, подсвечивающие Паттинсона так, как в кино принято подсвечивать мефистофелей.
При этом коррупционные интриги, бывшие одним из столпов романа, в фильме идут бледным пунктиром, что логично: фанатки «Сумерек» не тот конь, для которого политика – корм. Репортерские изыскания Дюруа (вкупе с репортерской школой от Сен-Потена) отсутствуют вовсе. В конце концов, торговля телом по принципу «я вас любил, любил и вас, а вас я полюблю сейчас» заканчивается так, как заканчивается половина молодежных фильмов про секс – свадьбой. Впрочем, режиссер в этом, кажется, не виноват.
По большому счету его (точнее их – Деклана Доннеллана и Ника Ормрода, но последний, есть мнение, на подпевках) вообще не за что винить. Пертурбации с текстом привели к тому, что фильм «Милый друг» отвечает своему времени в той же степени, что и роман Мопассана – своему. Это тщательная (пожалуй, даже слишком тщательная) экранизация, выполненная известным театральным режиссером. Режиссером, знающим, что в современном театре декоратор и костюмер не обслуга, а випы. Но режиссером, специализирующимся не на мюзиклах. Вот и ответ на вопрос, как так вышло, что глаз радуется, а вот уши хочется заткнуть – в них малоуместная тоска дует.
В отрыве же от романа «Милый друг» – внятная, языком тинейджера рассказанная история, приучающая к классике, но не противоречащая нынешним представлениям о жизни. Мопассан такое бы оценил: сравнивая секс без любви с покупкой мясной котлеты, а влюбленного – с алкоголиком, он, тем не менее, был человеком добродушным, не столько едким сатириком, сколько трезвым реалистом, притом – пламенным защитником проституток. «Будущее принадлежит пройдохам», – писал он, просто констатируя факт. Будущее – это, получается, мы, и – таки да, принадлежит. Прелюбодеяние вычеркнуто из числа смертных грехов. Гедонистам, эгоистам и шмоточникам выписана индульгенция. Умение лезть наверх, обгоняя социальные лифты, однозначно отнесено к добродетелям. А «Bel Ami» для некоторых не столько роман, сколько словацкая гей-порно-студия, основанная – вы будете смеяться – Джорджем Дюруа.
Словом, гунны уже близко. Но на наш век нектара хватит.
Такое уж время.
Источник
